Итану, он, скрестив ноги смотрит на свои ботинки, его лицо все еще выражает дискомфорт. И возбуждение.
Ему это идет.
— Я думал, мы сошлись на том, что это была ошибка, — он не смотрит на меня.
— Так и есть.
— Тогда, почему у меня такое впечатление, что ты не против повторить? Прямо сейчас.
— Даже, если и не против, это не значит, что я стану это делать. Я не настолько глупа. — шепчу в ответ.
— Ох.
— Ты выглядишь разочарованным.
— Нет. Просто… ну знаешь… это такое облегчение.
Я наклоняюсь ближе, так что мои губы оказываются прямо у его уха. Я знаю, что делаю. Будь это шахматы, я бы уничтожила его ферзя прямо сейчас.
— Облегчение оттого, что я больше не приласкаю тебя языком? Сидя верхом на тебе? Не буду царапать тебе спину, пока кончаю?
В прошлом, я никогда не понимала, почему девушки играют в игры и используют свой пол и сексуальную привлекательность, чтобы добиться желаемого.
Теперь я это понимаю.
Иногда, секс – единственное, что может поставить на колени мужчину. И иногда девушке полезно знать, что после множества проигрышей, она ненароком может выиграть.
После того, как я вижу, как мои слова влияют на Холта, я откидываюсь на месте, торжествуя.
Он закрывает глаза. Затем снова ерзает.
— Ага. Очень рад, что ничего из этого не повторится. Так сильно… рад… этому.
— Ну и отлично.
Шах и мат.
От моего внимания не ускользает, что его стояк держится почти на протяжении всей лекции.
16
ЛЕГКИЕ БОЛИ
Наши дни
Нью-Йорк
Квартира Кассандры Тейлор
Я вскакиваю и хватаюсь за грудь, пока пот и слишком уж реалистичные остаточные покалывания от прикосновения его рук во сне, ощущаются на моем теле. Мое сердце колотится, отчего у меня ноет во всех интимных местах.
Одни только воспоминания о нем серьёзно заставляют мои нервные окончания встрепенуться. Фантомные прикосновения его пальцев. Призрачный вес его бедер, прижимающихся ко мне. Тихие звуки, пока он двигается, наполняет и взрывает меня.
Совсем неудивительно, что мне с трудом удается не спешить, когда он воздействует меня таким образом.
После быстрого душа, который я принимаю, чтобы немного остыть, я беру в руки его очередной дневник. Я устала и мои глаза затуманены, но я не могу перестать читать. Находиться в его голове подобно наркотику.
Вчера я разговаривала с ним по телефону. Когда мы не видим друг друга, мне проще иметь с ним дело. Когда же мы вместе, он обладает способностью смотреть на меня так, что я практически уверена, что он может заставить мою одежду испариться одной только силой мысли. Это сводит меня с ума. А когда мы разговариваем по телефону, я хоть как-то изолирована. К тому же, если его голос становится слишком приятным, я всегда могу побаловаться со своей подушкой, и он ни о чем не догадается.
Не то чтобы я делала это.
Слишком часто…
Мы разговаривали недолго. Он хотел проверить, как у меня дела и извиниться за то, что домогался меня после субботнего ужина. Я сказала ему, что не полностью его вина. Он пообещал стараться держать руки при себе, чему некоторые части моего тела не обрадовались.
Он спросил про дневники, и я сказала, что дошла уже почти до конца нашего первого года в Гроув, затем мы оба замолчали словно погрузились в собственные воспоминания того времени.
Этим утром я нашла дневники за второй и третий год на пороге своей квартиры, вместе с бутылочкой валиума. Сдается мне, таким образом он решил подшутить. Если бы не мои недомогания, я бы может и посмеялась.
Но увы, мне остается только просматривать записи, которые вызывают у меня одновременно и слезы, и возбуждение. И, кажется, я ненароком швырнула что-то в стену где-то с полчаса назад. Тристан по понятным причинам избегает меня.
Пока что записей за наш второй год было немного. Все они какие-то односложные. Можно сказать, скучные. Я ожидала длинные прозаические отрывки о том, как сильно он скучал по мне, пока мы были в разлуке, но я получила совсем противоположное. Словно он закрылся.
Затем я вижу запись, сделанную после ночи, которая все изменила.
11-ое февраля
Прошлая ночь. Боже!
Как же описать это?
Глупость? Да.
За гранью невероятного? Да, черт возьми!
Лучшая ночь в моей жизни? Абсолютно точно.
Я бы хотел сказать, что без понятия, как это произошло, но это не правда. Я был пьян, но не до такой степени. Я знал, что делаю, когда сидел рядом с ней. Знал, когда касался её лица. Когда подался вперед, чтобы попробовать эти невероятные губы, на которые неотрывно смотрел всю ночь.
Когда же она начала целовать меня в ответ… Именно тогда я понял, что не могу остановиться. Что никакая логика или страх не смогут остановить меня. Текила была хорошим оправданием, но правда в том, что я хотел этого. Больше, чем что-либо за всю мою жизнь.
К счастью для меня, она тоже этого хотела.
Я не могу описать словами, каково это было снова касаться ее. Я представлял себе это так много раз, что не сосчитать, и вот это случилось, и я забылся в ощущениях после того, как не чувствовал ничего так долго. Ничего никогда не ощущалось столь правильным, как быть внутри нее. В том момент, когда я погрузился в нее… черт. Было такое ощущение, что моя грудь взорвется. Слишком много эмоций. Слишком много любви.
Слишком много всего.
Я пытался убедить себя, что это был просто перепихон, но я знал, что это не так. С ней такого быть не могло. Как бы мне ни хотелось думать, что я становлюсь более равнодушным к тому, как она влияет на меня, я понимаю, что это полная чушь. Я равнодушен ровно до того момента, пока она не прикоснется ко мне. Или не посмотрит на меня. В иных же случаях, я хочу броситься через всю комнату и схватить ее. Целовать до тех пор, пока она больше не сможет устоять на ногах. И заниматься любовью до тех пор, пока она не сможет больше сидеть.
Я уверен, что добился и того, и другого в пятницу ночью. И повторил это сегодня утром.
Ублюдочная часть меня надеется, что у нее все тело изнывает от боли и что, каждый раз, когда она морщится из-за нее, то вспоминает, как глубоко