и полуобнаженные.
Он тяжело дышит мне в ухо, умоляя сказать ему, чтобы он остановился. Молит о силе. Молит о том, чтобы оказаться внутри меня.
Вес его тела большой и наэлектризованный. Будоражит все мои синапсы. Трансформирует каждый участок кожи, к которому прикасается, в ненасытную плоть. Его губы и пальцы повсюду на мне. У меня кружится голова. Я безумна. Меня заполняет беспамятство от всей этой превратности, слов «О боже, да!» и молений продолжать дальше.
И затем, он уже внутри меня.
Я едва ли осознаю, какое это наслаждение.
Я обращаюсь к Богу. Произношу его имя снова и снова. Вздыхаю, тяжело дышу и чуть ли не плачу.
Он нежен со мной. Пытается сдерживаться, но постоянно чертыхается. Тоже обращается к богу. Говорит Ему, как приятно я ощущаюсь.
Его мольбы произносятся, пока он целует мое тело. Кусает плечо. Целует сильнее. Стонет так словно несется на ангеле прямо в преисподнюю.
Мне мало его.
Боже, пожалуйста, Итан, быстрее.
Двигайся.
Позволь мне прочувствовать всю глубь тебя. Скользи и выскальзывай из меня.
Я чувствую его сильные руки, и в этот момент, комнату заполняют низкие стоны; это так удивительно, что спустя столько времени он столь же невероятно ощущается. Он идеально подходит моему телу. Играет с его ритмом. Впадает в каждый такт, пока все внутри не натягивается и не начинает петь.
Диван, пол, коридор, стена, постель. Снова и снова он наполняет меня. Ведет через все виды экстаза, которые существуют. Показывает мне все формы удовольствия, от которых перехватывает дыхание. И только мне кажется, что с нас хватит, как он касается меня снова и огонь с ревом вспыхивает вновь.
В конце концов, мы обессиленные падаем на кровать. Я засыпаю с улыбкой на лице, отказываясь думать о том, что будет утром.
Я открываю глаза и смотрю на Итана.
Уже сейчас в моей груди все сжимается.
То, что мы сделали… чувство, которое разделили прошлой ночью, ничего не исправляет. Ни один из его страхов.
Наоборот. Это только все усложняет.
Мы пытались подавить страсть, но в конце концов, она подчинила нас себе. Она дождалась пока мы не станем уязвимыми. Преследовала нас на каждом шагу. Вскрыла в нас тоску и одиночество. Лишила гнева и здравого смысла, и затем окатила похотью.
После чего разожгла спичку и танцевала вокруг нас, пока мы пылали.
Даже сейчас, где бы он ни прикоснулся ко мне, я вспыхиваю. Мне стоило бы встать с кровати и смыть водой каждый оставленный им след. Попытаться забыть, как невероятно он ощущается.
Но я не могу двигаться. Не могу заставить себя уйти.
Затем он открывает глаза и смотрит на меня. Паника вспыхивает на его лице. Он осматривает себя – обнаженного и возбужденного – потом замечает катастрофу на полу и кровати в виде разбросанной вокруг одежды, и хмурится, когда видит множество оберток от презервативов, лежащих на ночном столике. Он смотрит на это долгое время, пока в его налитых кровью глазах не проявляется понимание и неверие.
— Черт побери, Кэсси!
— Да уж. Кажется, ты был замешан во всем этом. Что дальше?
15
ПРОСТО СЕКС
Секс.
Это первобытный, древний инстинкт, внедренный во все уголки нашего ДНК. Мы должны трахаться, чтобы выжить.
Но секс ненасытен. Он вызывает привыкание.
Это бесконечный, ноющий аппетит, который сводит нас к низменным импульсам, способными затуманить весь разум и логику.
Он инстинктивен.
Прост.
За исключением того, когда это не так.
После первоначального шока от пробуждения в постели в обнаженном виде, мы с Итаном решаем поговорить. Сходимся на том, что произошедшее было ошибкой. Что мы не можем и не должны делать это снова.
Никогда.
Затем мы трахаемся еще два раза и засыпаем в объятиях друг друга.
Ага.
Проще простого.
***
— Что ж…
— М-да. Что ж…
Мы уже стоим у входной двери. После нескольких неудачных попыток, он умудряется надеть одежду, а я халат. Его волосы растрепаны. Мои ничем не лучше. Я похожа на Хагрида, которого ударили током в аэродинамической трубе. Итан смотрит на меня так, словно хочет сделать с Хагридом очень непристойные вещи.
Желание снова прикоснуться к нему нарастает подобно приливу в полнолуние. Это так нелепо!
— Я, пожалуй, пойду.
— Да.
Он не двигается. Я тоже. Мы знаем, что он должен уйти. Мы не можем сделать это снова. Из-за его щетины у меня появилось раздражение на каждом сантиметре открытой кожи, да и на местах, которых не видно.
— Хорошо.
— Хорошо.
Пятнадцать минут назад мы наполнялись самим определением истины, цепляясь друг за друга и проносясь сквозь бесчисленные слои удовольствия. А сейчас? Вот она неловкость. Момент разлуки.
Стены, маски и тектонические плиты эмоций выстраиваются на место в безопасные образования. Ставят нас на ноги. Снова разводят друга от друга.
Шепчут нам, что это был просто секс.
Просто секс.
Он открывает дверь и замирает.
— Значит… теперь между нами будет неловкость?
— В смысле, еще больше неловкости. Нет.
Он кивает.
— Нет. Точно. Я к тому, что это был просто секс после расставания, так же? Все делают это.
— Точно. — Просто секс. — Мы запоздали немного в отличие от остальных, но это абсолютно нормально.
— Мы все выплеснули, так что можем… ну знаешь… двигаться дальше.
— Да. Определенно. Двигаться дальше.
Он делает вдох и смотрит на выбившийся из-под халата обнаженный участок кожи.
— Увидимся в понедельник? — обращается он к моим сиськам, переводя на последнем слове взгляд на мое лицо.
Я хочу сказать ему, чтобы он прекратил. Желание рвется наружу. Это уже слишком. Это же был просто секс!
— Ага. Тогда, увидимся.
Он с секунду колеблется и мне уже кажется, что он собирается поцеловать меня, когда вместо этого он обнимает меня и зарывается с головой в мою шею. Я не знаю, о чем он думает, но такое ощущение, что он благодарит меня и извиняется одновременно.
Это вызывает во мне чувства. Захороненные, знакомые чувства.
Я отталкиваю его. Я не хочу, чтобы он уходил, но мне это нужно.
Кажется, он понимает. Кладет руки в карманы и издает вздох, выражая этим самым неверие.
— Ты пахнешь мной. Мной и… сексом.
Он тянет за пояс моего халата.
— В смысле, ты и так всегда источаешь секс для меня, но сегодня… ты пахнешь, как само определение невероятного, потрясающего секса, от которого улетаешь на небеса.
Ох уж этот мужчина! От него у меня всегда захватывает дыхание.
На секунду мы призадумываемся о том, что можно еще разок, но