Арабские племена и царства
Ещё сильнее их разделяла религия. Несторианская форма христианства утвердилась местами в ряде северных арабских городов и даже среди некоторых северных кочевых племён. Гассаниды, изначально кочевники из Южной Аравии, в предидущем столетии отправились на север, осели к югу от Сирии, занялись земледелием и обратились в христианскую веру; в 502 году они согласились стать федератами Византии. Однако большинство арабов почитало традиционных богов, которым поклонялись у различных святилищ и о которых мы практически ничего не знаем. Величайшее из таких святилищ находилось в городе Мекка, на полпути между Химьяром и Средиземным морем. Святилище называлось Кааба, и в нём находился Чёрный Камень, священный кусок скалы (возможно, метеорит), размещенный с восточной стороны. Племена приходили из глубины страны, чтобы почтить святыню, и в радиусе двадцати миль вокруг была запрещена война.2
Со своего конца полуострова правитель Химьяра, Зу Нувас, видел две опасности, грозящие издали. На северо-востоке была Персия, которая вторгалась на Аравийский полуостров как минимум один раз; со времён походов Шапура II в 325 году лахмиды (арабские племена, жившие на южной стороне Евфрата) служили персидской рукой в Аравии, доминируя над располагавшимися рядом племенами с помощью персидских денег и оружия. На северо-западе – Византия, стремившаяся распространить своё влияние на Аравию с помощью двух союзников – правителей Ак-сума за Красным морем и гассанидов к югу от Сирии. Даже при поддержке киндитов будущее Зу Нуваса было неопределённым3. Поэтому он сделал неожиданный шаг – принял иудаизм и объявил Химьяр иудейским государством.[69]
Принятие иудаизма в качестве способа решения насущных проблем в Средние века было исключительной редкостью. Но Зу Нувасу уже приходилось отбиваться от повторяющихся набегов Калеба, правителя христианского Аксума, и он хотел дистанцироваться от христианских союзников Византии, сохранив при этом нормальные отношения с Персией, царь которой, Кавад I, благоволил к иудеям.
Как иудейский правитель, Зу Нувас имел право провозгласить аксумитских и византийских христиан врагами в своём государстве. Он начал арестовывать и казнить торговцев обеих национальностей, а потом и уроженцев Химьяра, считая, что они являются «пятой колонной». Христианство в его стране распространялось среди знати – тех, кто мог соперничать с ним за власть. Больше всего их жило в Наджране – городе-оазисе на пересечении караванных путей из Сирии и Персии. Между 518 и 520 годами Зу Нувас вырезал всех наджранских христиан. Но вместо спасения царства резня разрушила его.4
Новости о «чистках» достигли византийского императора в 521 году. Юстин тогда только что сделал своего племянника Юстиниана консулом, после чего им пришлось иметь дело с новой вспышкой враждебности Персии. Предшественник Юстина, император Анастасий, ежегодно платил дань Каваду I, и эта стратегия обеспечила ему ряд относительно мирных лет. Юстин решил прекратить выплаты, и в ответ Кавад послал армию лахмидских наёмников атаковать византийскую границу.
В начале 521 года Юстин отправил посла к лахмидскому вождю Мундиру, чтобы попробовать напрямую заключить мир с налётчиками, состоявшими на жаловании у Персии. Среди сопровождающих посла людей был сирийский священник по имени Симеон из Бет-Аршама. Симеон написал знакомому епископу письмо, в котором рассказал новость о резне. Византийский посол и Мундир вели переговоры в лахмидском военном лагере, когда часовой сообщил, что приближается ещё одна делегация. Это была делегация из Химьяра, несущая письмо Зу Нуваса Мундиру, где было написано, что христиане из Наджрана мертвы.
Согласно Симеону, в послании описывалось предательство и обман. Зу Нувас направил иудейских священников в христианские церкви Наджрана с вестью, что, если христиане сдадутся, он пощадит их и отправит за Красное море в Аксум к Калебу. Симеон пишет: «Он поклялся скрижалями Моисея, ковчегом и богом Авраама, Исаака и Израиля, что не причинит им вреда, если они мирно покинут город». Но когда христиане сдались, Зу Нувас приказал их уничтожить. Мужчин, женщин и детей обезглавливали, а их тела сжигались в огненной яме. Зу Нувас закончил письмо предложением заплатить Мундиру «вес 3000 динаров», если тот обратится в иудейскую веру, сформировав таким образом альянс аравийских иудеев, чтобы, объединившись против христиан, изгнать византийскую власть с полуострова.5
Риторика Симеона очень резка, другие его писания свидетельствуют об озлобленном складе ума, так что его мнения стоит воспринимать с оглядкой. Однако, по-видимому, он был не единственным, кто сообщил о резне. Когда новости достигли Константинополя, Юстин и Юстиниан отправили подкрепления армии Аксума, обеспечив её кораблями и бойцами, и уполномочили её положить конец королевству химьяритов.
Прокопий описывал поход так: Калеб, которого он звал греческим именем Геллесфей, со своим флотом пересёк Красное море. Узнав об этом, оставшиеся в Химьяре христиане нанесли на свои руки татуировки в виде крестов, чтобы нападающие аксумиты узнали их и не убивали. Калеб встретил Зу Нуваса в битве и победил его. Более поздние легенды утверждали, что Зу Нувас, узрев поражение своей армии от рук аксумцев, покончил с собой, направив лошадь в Красное море и утопившись там. Так был положен конец его царствованию – крещением без воскрешения.6
Калеб присоединил территорию Химьяра к своей, назначив наместником одного из своих приближенных-христиан. Ему не удалось долго сохранять контроль над землёй за Красным морем, но государства химьяритов больше не существовало.
Однако письмо Зу Нуваса породило слух, дошедший до наших дней. Химьяр издавна располагался на территории, некогда принадлежавшей сабейцам, чья царица отправилась на север, чтобы увидеть великого израильского царя Соломона в его столице Иерусалиме. Было сказано, что Зу Нувас поклялся христианам ковчегом Завета. Возможно, Ковчег Завета, утерянный много лет назад, был перемещён в Сабею потомками царицы, и клятва Зу Нуваса подразумевала, что у него действительно есть ковчег? А когда Калеб, ворвавшись после победы в город Химьяр, приступил к грабежу, он якобы нашёл ковчег и забрал его в Ак-сум. Считается, что он до сих пор покоится там, в церкви Девы Марии Сионской, в древней столице аксумитов.[70]
Стычки между армиями Византии и Персии продолжались, но некоторое время ни одна из противоборствующих империй не готова была объявить полномасштабную войну Кавад временно лишился арабских наёмников. После падения Химьяра киндиты, освобождённые от влияния своих юго-западных соседей, начали войну с лахмидами, так что на протяжении нескольких следующих лет вождь лахмидов Мундир занимался только защитой своего народа. Император Юстин страдал от старого боевого ранения, причинявшего ему постоянную боль, а консул Юстиниан был влюблён.
Он влюбился в актрису. Эта профессия в восточной части Римской империи давно совмещала выступления на сцене с обслуживанием мужчин-клиентов, готовых платить, за сценой. Избранницей Юстиниана стала Феодора, которой едва исполнилось двадцать лет, и она была вынуждена с детства обеспечивать себя в мире, где у женщины без защиты отца или братьев выбор занятий сводился к минимуму.
Жизнеописание Феодоры было изложено Прокопием, римским историком, давшим нам наиболее рассудительное и достоверное описание византийской военной истории в своей «Истории войн». Прокопий стоял на позициях сугубой мужественности: он восхищался силой и напором, порицал неуверенность и компромиссы, и считал, что настоящий император не должен подвергаться женскому влиянию. Его биография Юстиниана и Феодоры, «Тайная история», была написана после того, как Юстиниан взял Феодору в жёны, и стало ясно, что блестящий, находчивый Юстиниан во многом полагался на свою жену. Упоминание об этом факте пропитано желчью.
Несмотря на ехидный тон историка, не стоит считать, что Прокопий изложил факты неверно – прошлое Феодоры было хорошо известно современникам. Её отец был дрессировщиком медведей и зарабатывал на жизнь выступлениями, которые устраивала партия Зеленых в перерывах между гонками колесниц. Он скончался от болезни, оставив жену с тремя дочерьми, которым было не больше семи лет. Зеленые наняли другого дрессировщика, и мать, чтобы выжить, обратилась к покровительству партии Синих, предоставив им дочерей в качестве танцовщиц. Это занятие неизбежно вело к проституции, и к моменту наступления половой зрелости Феодора уже много лет провела в публичном доме. Прокопий описывает её неуёмный «аппетит», утверждая, что Феодора за ночь могла удовлетворить 40 мужчин, но не утолить свою жажду. Однако даже из его колких слов вырисовывается куда более печальная реальность молодых лет Феодоры. Историк пишет, что «она была необычайно сообразительна и имела острый ум. Она беспрекословно исполняла любые, даже самые отвратительные требования, а если кто-либо её бил, обращала это в шутку и смеялась». В конце концов, у неё не было выбора.7