лучше ль поискать утешения в объятиях другой? Пускай ты никогда не видал дочери твоего мастера, и пускай внучка твоего наставника лишь подруга твоего детства, но к чему вешаться на первом же дереве?[6]..
— Довольно, — оборвал я её. — Сердце твоё обратилось в лёд, ежли даже и было когда-то живым, вот ты и не смыслишь ничего в любви. Посему оставь свои советы при себе.
На всего одно мгновение лицо её переменилось, а взор потускнел, но потом она улыбнулась своей лисьей улыбкой, приблизилась не более, чем на пару-тройку цуней ко мне и лукаво спросила:
— А правда, что тот гребень, что ты мне подарил, красивее того, что ты послал своей зазнобе?
— Я уж и позабыл, как тот, первый, выглядел. Как могу я сравнивать?
— Хорошо вам, людям, — невесело усмехнувшись, отозвалась хули-цзин, — вам дозволено лгать, и зачастую ничего за это не бывает.
— Ты ведь тоже когда-то была человеком.
— Может быть, — помедлив, шепнула она, и дыхание её защекотало мне щеку и губы. Невольно, ощущая биение сердца в горле, я зажмурился, совсем как тогда. Но ничего так и не случилось, ибо раздался хлопок двери, и я пробудился. А позже выяснилось, что то мой учитель поспешил в тайное место после салата из огурцов, и по возвращении клял служанку на чем свет стоит. Я смущенно улыбался и успокаивал его, силясь позабыть о своем ночном разговоре. И не зная, что самое тяжкое для меня только начиналось.
Минуло два дня, а вечером третьего всё та же служанка, кряхтя, принесла мне новое письмо, завернутое в довольно большой бумажный сверток, пахнущий жасмином. Я принял его из её морщинистых рук, велел помалкивать о том, что она его видела, а, когда она ушла, поспешно отнес в свою комнату, немало удивленный, ведь знать не знал, кто мог его отправить.
Терзаемый сомнениями, я вскрыл послание, сел и стал читать, и что-то беспокойно зашевелилось у меня в груди, когда я понял, что то было любовное письмо ко мне, полное признаний в давних и не затихающих чувствах, и просьб ответить хоть строчкой, а под конец сообщавшее мне о даре в знак искренности. Не веря своим глазам, я прочитал имя своей воздыхательницы, а затем запустил ладонь в сверток и вытянул оттуда длинный шёлковый пибо цвета молодого бамбука с узорами в виде листьев гингко. Внутри меня что-то оборвалось, ведь не оставалось никаких сомнений в том, что благородная девушка, лишившаяся здравомыслия от своей страсти, была не кто иная, как Йе Ю Чжэнь.
__________________________________________________________________________________________
[1] Имя黑小马, «Чёрная лошадка», очевидно, является отсылкой ко времени рождения дочери Ванцзу Даомэня, и приходилось оно, вероятнее всего, на час Лошади в один из зимних месяцев — либо в декабре (сезон сяосюэ), либо в январе (сяохань). Поскольку чёрный цвет ассоциировался с зимой или с ночью. Менее вероятно, что девушка родилась ночью в месяц Лошади — т. е. в конце мая или в начале июня. Игра слов здесь состоит в том, что 黑马 — это фразеологизм «тёмная лошадка», означающий как неожиданного претендента на победу или того, кто внезапно достиг успеха, так и того, чьи внутренние качества, характер, принципы и т. д. неизвестны, неясны.
[2] Буквальный перевод названия сезона «хлебные дожди», идёт он примерно с 21 апреля по 5 мая, и ознаменован началом (в одних районах) и разгаром (в других) сельскохозяйственных работ.
[3] Пибо (披帛, pī bó) — это тонкий длинный шарфик, часто из легкой и иногда даже полупрозрачной ткани, который женщины и девушки накидывали на плечи или, оборачивая вокруг спины, перекидывали через локти, концы при этом свисали. Популярны были в эпоху Тан и в ранней Сун.
[4] Название переводится как «Малое изобилие». Это время начала лета, сезон длится примерно с 22 мая по 5 июня, это время начала жары и буйного роста растений. В некоторых регионах начинаются сезонные дожди.
[5] Чэнъюй — это устойчивый оборот, чаще всего состоящий из четырёх иероглифов.
[6] Это несколько вольная передача фразеологизма 不能吊死在一棵树上, буквально означающего «нельзя вешаться на одном дереве», т. е. обр. нельзя сдаваться, попробовав лишь один способ; надо пробовать дальше. Просто иероглиф 一 можно перевести и как «один», и как «первый». Т. е. речь о том, что не стоит впадать в отчаяние и импульсивно отказываться от дальнейших попыток добиться успеха, пусть и иным способом, после того, как раз потерпел неудачу.
Глава 12. В поисках приворотных чар
В тот вечер я так и не нашёлся с ответом и к тому ж полночи промаялся, силясь сообразить, что к чему. Поначалу я допустил, что то проделки хули-цзин, но потом отверг эту мысль, ибо вспомнил и признания Баоюя, и то, как глядела на меня и прежде его сестра, хоть и не мог взять в толк, что могло заронить в неё эти чувства и взрастить их, когда мы виделись с ней за минувшие годы менее десятка раз. Я вновь подумал, что я уж более не зеленый юнец, и напрасно старшие меня упрекают, ведь в любовь с первого взгляда я давным-давно не верил. Но что бы ни привело к тому, к чему всё пришло, мне надлежало ответить, хоть строчкой, как того у меня и просили.
Посему, набравшись сил, через день я всё ж написал ответное письмо, в котором благодарил Ю Чжэнь за искренность и бескрайнее словно океан доверие, но просил не терзать более ни себя, ни меня подобными посланиями, ибо сердце моё занято, и я готовлюсь просить руки своей возлюбленной летом. В надежде, что слова мои и доходчивы, и в меру учтивы, я отыскал юнца-слугу, которого часто отправлял с различными поручениями, и вручил ему сверток, куда положил и пибо, с наказом держать всё в строгой тайне и не говорить даже учителю, ежли только тот не начнет грозить суровыми карами, которые сумел бы исполнить. Мне вовсе не хотелось, чтоб из-за этого недоразумения кто-либо пострадал.
К моему великому удивлению, в тот же вечер мне пришло ещё одно письмо, в котором Ю Чжэнь просила меня о встрече. Я, разумеется, направил ей вежливый отказ, причем на словах и с тем же посланцем, что принес мне это приглашение. Благо он