системы транспортировки до максимума. Ни к чему их в этом разубеждать, хотя и со скользкой лягушачьей лапки Кви обруч мог легко сползти под своим собственным весом.
Человек с баллоном и в водолазной маске, явно находившийся у жаб в подчинении, снял с себя свое приспособление и сел на козлы. На берегу маска все время оставалась на нем, лица его я так и не увидел.
Править на козлах было некем, и из кибитки мне было не узнать, чем он там занимается.
Ни стекол, ни решеток, ни даже шторок – пустые проемы окошек в дверцах. Кво высунул в окно лапу и стукнул по борту кареты. Она заскрипела и тронулось. Очень резво для деревянной кибитки на ухабистой проселочной дороге. Завизжали натужно рессоры, отзываясь на каждую яму в колеях, и карета, быстро разгоняясь, понеслась вдоль реки через поля и пролески.
С сюртука Кви на пол течет вода, натекает целая лужа. Моя одежда уже высохла или даже не была мокрой.
Платочком, уже давно насквозь мокрым, жаб вытирает воду со лба. Ткань противно липнет к его бугристой коже, отклеивается с трескучим всхлипом и снова липнет.
Я держу руку на колене так, чтобы браслет не съехал вдруг и не свалился с руки. Смотрю в окно: там над лесом вырастают высотки города. Дорога виляет, и вдруг я обнаруживаю, что мы уже мелко стучим колесами по мостовой.
Река по правую руку заковалась в гранитную набережную.
Тук-тук – несется наша коляска мимо зыбких волн и высоток. Потом она резко сворачивает на внутреннюю улицу между темных домов, переваливается на ухабах разбитой дороги.
Я не вижу ни прохожих, ни других карет. С широкой улицы мы ныряем в проулок и останавливаемся в тупике у серого бетонного здания.
В тупике стоит полумрак, будто солнце уже давно село, воздух густой, жаркий, пахнет помоями из раскуроченной зеленой мусорки. Кажется, в ней кто-то копошится.
Кви наклоняется, проворачивает ключ в замке у пола и отстегивает цепь. Теперь ей стянуты только мы с ним. Затем он демонстративно оборачивается ко мне, тянет в ухмылке губы, облизывает склизким слюнявым языком по очереди каждый глаз и нарочито медленным движением кладет ключ себе на язык. Глотает его. Или делает вид, что глотает. Показывает мне открытую пасть и сладко сообщает:
– Теперь не уйдешь, голубчик. Весь мой, – и видно, что эта мысль доставляет ему огромное удовольствие.
Это сбивает с толку. Неужели ему не очевидно, как легко мне выбраться? И ему самому? Зачем ему это? Может быть, я чего-то не понимаю. Мне трудно поверить, что жаба настолько тупа. Скорее они проверяют меня, испытывают. Где-то обязательно будет подвох. Может быть, на мне жучок? Где? Надо думать. Думай, нельзя долго с жабами находиться. Сам жабой станешь. Где-то жучок должен быть или другая хитрость.
– Выходите, Александр Сергеевич, – говорит Кво, услужливо придерживая дверцу. Я прижал руку к плащу, чтобы не болтался браслет, и выбрался. Кви вылез за мной. Цепь раздражающе звякает.
Человек в водолазной маске невозмутимо сидит на козлах и наблюдает за нами. Желтый баллон лежит у него в ногах, а маска сильно запотела – даже глаз его я не смог разглядеть.
– Пошел, – Кви толкнул меня в спину к низкой металлической двери в бетонной стене.
Кво огляделся, задержал взгляд на копошащимся в помоях бездомном и, видимо, решив, что он не стоит внимания, снял с пояса из-под сюртука тяжелую связку массивных ключей. Позвенел ими, выбрал самый длинный резной ключ и сунул его в ржавую замочную скважину.
Заскрежетало, и дверь отошла. Она оказалась куда толще, чем выглядела снаружи: монолитный кусок железа не меньше дюйма толщиной. Дверь открылась нам навстречу с надсадным глухим скрипом, Кво придержал ее, и меня протолкнули в узкий, освещенный редкими факелами каменный коридор.
Старший жаб запер за нами дверь, и мы пошли вперед. Даже при желании в этом коридоре двое не смогли бы идти рядом. Сейчас бежать бесполезно – я не знаю планировки коридоров, да и наверняка есть запасное охранное устройство. Не спровоцируете меня, жабы, на свою глупость. Я умнее. Позже бежать, позже. Когда найду жучок.
Поворот направо. Ряды ржавых металлических дверей с задвижными окошками. Налево – коридор стал чуть шире, факелы коптят на стенах. Путь пошел вниз по ступенькам. Двадцать восемь ступенек. Топ-топ, лягушачьи лакированные ботинки стучат по камню, мои подкованные сапоги цокают. Топ-топ. Цепь тихо позвякивает.
Коридор разветвился на три, мы пошли прямо, еще раз повернули направо и уперлись в точно такую же дверь, в какую входили. Я подумал было, что мы сейчас выйдем назад в переулок, но Кво протиснулся мимо меня к ней, снова зазвенел связкой, отпер ее, и меня ввели в комнату.
Комната. Маленькая и глухая. Металлический стол, три простых железных табурета на тонких ножках. Из потолка торчит заляпанная лампочка. Она дает грязный бурый свет, которого едва хватает на поверхность стола. В углах комнатушки скапливается густой, почти жидкий мрак.
– К стене, – квакает Кво.
Кви впечатывает меня в крошащуюся кирпичную стену. Я кладу на нее руки, раздвигаю ноги. Шершавая холодная стена. Пахнет цементным раствором.
Кви бесцеремонно щупает меня перепончатыми лапами. Находит томик во внутреннем кармане плаща.
Зеленый переплет, золотой орнамент, крупная витиеватая «К» на обложке. Вертит его в руках, швыряет на стол. Томик звонко грохает о металлическую поверхность: хлоп. Скользит до самого края и останавливается перед Кво.
Кви дотошно ощупывает меня, но больше у меня ничего нет. Ни в плаще, ни в брюках. Напоследок он заставляет меня снять сапоги.
Я с удивлением обнаруживаю, что в левой голени торчит обломок стрелы. Я думал, свинья сглодала ее вместе со старой ногой. Не могу из-за нее снять сапог. Кви, садистски ухмыляясь, хватается лапой за древко, тянет на себя, курочит рану. Я шиплю сквозь зубы, хотя не чувствую боли – только колючую тяжесть, будто отсидел ногу, и теперь кровь приливает к тканям. Это даже немного приятно.
Но меня беспокоит, что нога сгнила, пока я был под водой, и теперь атрофируется. Пока вроде слушается и не доставляет неудобства, но мне отчего-то кажется, что только сапог удерживает от расползания это гниющее месиво.
Из-за стрелы я не могу снять сапог, и Кви не хочет возиться. Выдернуть стрелу ему не удалось. Он придирчиво ищет в каблуках тайники. Их там нет.
То же происходит с крюком в моем плече. Оказалось – торчит на том же самом месте. С зазубриной. Кви проворачивает его пару раз и, убедившись,