конокрады. Тогда их ждет большой сюрприз. Королевские конюшни даже цыгане третьей дорогой обходили. Все потому, что на территории стояла часовня Святого Стефана, покровителя лошадей, и его поминали все местные труженики от главного королевского конюшего до последнего навозника. И еще, наверное, охрана против воров помогает и стены. Но это не точно, не всегда и не всем.
В середине каменного здания стояла ограда из толстенных брусьев. Хороший корабельный дуб. В ограде стоял всем коням конь.
Огромный как лось. Черный как вороново крыло. Дневной свет из оконных проемов переливался на его сверкающей шерсти. Густая грива не сплеталась в косички. Вряд ли кто-то заходил внутрь, чтобы причесать этого зверя, скорее конюшенная нечисть его тоже боялась. Конь фыркнул и показал сверкающие белые зубы, которыми не то, что волка, медведя мог бы пополам перекусить, а руку конюха зажевать вместе с морковкой и не заметить.
Ласка говорил, что не хотел бы уводить взрослого коня, который уже работает с каким-то постоянным наездником. Говорил, что хотел бы увести молодого жеребца. Но этот огромный конь для понимающего человека выглядел молодым жеребцом. По пропорциям, по характеру, по манере двигаться.
— Здравствуй, добрый конь! — сказал Ласка по-лошадиному.
— И ты здравствуй, говорящий человек, — ответил конь, — Люди называют меня Элефант. Зачем пожаловал?
— Сахарку тебе принес, — Ласка снял заплечный мешок и подал коню сахарную голову размером с два кулака.
Конь аккуратно взял угощение, не задев ладоней.
— Давно я не видел людей, говорящих по-нашему. Один только рыцарь Арман здесь лошадиную речь знает, и тот не заходит. Только у тебя говор не местный. Кто ты такой, чужестранец?
— Зовут меня Ласка. Служу великому князю Московскому.
— Это далеко?
— Месяц скачи, не доскачешь. В два-три доскачешь.
— Далеко. Не интересует.
— Бьет тебе челом не московский князь, а император Карл из Вены. Просит погостить. Обещает любить и жаловать.
— Слышал я про этого императора. Говорят, он нашего короля когда-то победил и в тюрьму посадил.
— Правду говорят.
— Не говорят, что он хороший наездник. Не говорят, что по-нашему понимает. Не интересует.
Ласка вздохнул. Чем заинтересовать коня? Волей.
— Скучно тебе тут, добрый конь? Так и скакать разучишься. На цепях, поди, выводят?
— Как пса сторожевого держат, — вздохнул конь, — Только куда от людей бежать? Нет в мире поля бескрайнего, чтобы ходили по нему табуны, сотрясающие землю, и чтобы рос там вкусный овес.
— Что сразу бежать? Ты на прогулку выйди. До Вены несколько недель пути. Мир посмотришь, себя покажешь. Овес от тебя никуда не денется.
— А в Вене что? Опять стойло?
— Не понравится, беги на восток. Чем восточнее, тем люди лучше лошадей понимают. Дальше там Польша, потом Русь, потом татары с башкирами.
— Слышал я про восток. Холодно там и овес не тот.
— Ты сам выбирай, что больше любишь, свободу или овес. Где посчитаешь, что того и другого по справедливости, там и останешься. Только в Вене, будь добр, сразу не убегай. Дай шанс императору, он мудрый человек, попусту не будет доброго коня тиранить.
— Так говоришь, будто в этом мире кони что-то выбирают. Посадят под крышу и конец.
— Так ведь кто знает, какая крыша, какие бревна, какая цепь тебя удержат? От Парижа отойти, и с первой попытки никто не угадает, а вторую ты уже сам не дашь.
Конь задумался.
— Верно говоришь, чужестранец. Но, я смотрю, пришел ты сюда навозником. Значит, не отдает тебе меня Его Величество подобру-поздорову. Достаточно ли ты ловок, чтобы краденого коня до Вены довести?
— Достаточно.
— Покажи свою удаль. Приведи мне сюда течную кобылу.
— Как буду готов, приведу, — сказал Ласка, — Только чур не шуметь.
16. Глава. Полное взаимопонимание
После работы Ласка и Вольф пошли в баню и отмывались там, пока не надоело. Когда от мужчины пахнет конем, это нормально, это по-рыцарски. А когда пахнет навозом от сотни коней, это перебор. Погоня по запаху найдет.
Помывшись, не спеша направились на постоялый двор.
— Тепловата у них баня, — сказал Ласка, — Парилки не хватает. Мылом да теплой водичкой не особо отмоешься.
— Смотря, какое мыло, — сказал Вольф, — Хорошим мылом, да с мочалкой и не такое оттирается. Ты скажи лучше, чего задумал.
— Я вчера смотрел, ночью сторожа внутри стены не ходят, а выпускают собак.
— С пару десятков будет, — подтвердил Вольф.
— Если бы убрать собак…
— Собак я, допустим, уберу.
— Как?
— Я вор. У воров свои тайны.
— Ладно. Верю.
Ласка подумал, что не будь у Вольфа надежного средства от собак, он бы не стал такого говорить. Что до тайны, то у любой профессии свои тайны, хоть у печника, хоть у мельника.
— Еще подумай, что тебе кобылу надо провести почти от стены до стены, пусть и без собак. Течную кобылу мимо конюшен с жеребцами. Над вами кони в сто глоток ржать будут, — продолжил Вольф.
— Да и пусть. Пробежим побыстрее. В худшем случае будет что? Придет в шумную конюшню обходчик, пересчитает коней. Все на месте, все живы-здоровы. Зато обходчик не пойдет в ту конюшню, откуда я уведу Толстушку, и тем более, в гости к Элефанту.
— Допустим, ты привел кобылу. Что ты сделаешь, чтобы Элефант не сломал ей спину? Или плевать? Но если кобыла сломается, жеребец тебе спасибо не скажет.
— Стойло Элефанта закрыто спереди на три толстых бруса. Их надо вынуть, чтобы завести кобылу. Это я, наверное, и сам осилю. Но потом один из них надо поднять и положить на верхние перекладины стойла. Тут нужно два сильных человека. Ты сильный?
— Обижаешь.
— Меня поднимешь?
Вольф присел, обхватил Ласку за ноги и поднял его, посадив себе на плечо.
— Как, не тяжело?
Вольф присел три раза, поставил Ласку и встал.
— Нисколько.
— В два раза больше, значит, поднимешь?
— Подниму, а зачем?
— Чтобы Элефант оперся на этот брус и не сломал спину Толстушке.
— Ты как будто тут самый умный. Думаешь, французы бы сами не догадались просто опору коню поставить?
— Опору бы они поставили, а как бы они объяснили коню, что на нее опереться надо, а не сбросить?
— Он вроде умный.
— До тех пор, пока кобылу не