с ним?..
— Да так, потрепало его немного. Храбрец, что и говорить. Он разрушил жертвенник Геры, и это остановило бурю. — Бог морей прикоснулся пальцем к руке племянника. — А тебе нужно побольше узнать о морских чудовищах.
— Расскажи мне, — попросил Геракл; боль в голове соперничала теперь с болью во всех мышцах. Далеко позади Иолая — в тысяче шагов, не меньше — он увидел похожие на зубы скалы.
Даже на таком расстоянии он мог сказать, что Клотона на них больше нет.
Он почти уже встал на ноги, когда Посейдон взял его за руку и заставил снова лечь.
— Я тут немного прибрался, — объяснил бог морей. — Оставил лишь голову. Иначе никто и не узнает, что произошло.
Тут Геракл увидел людей. Их копья и медные доспехи блестели в лучах закатного солнца.
— Ты хочешь есть?
— Что? — Геракл увидел в руке дяди два толстых куска хлеба, а между ними что-то красное и капающее. — Что это такое?
Посейдон улыбнулся и пожал плечами:
— Стейк.
— Что это такое?
— То, что срезается с бока мертвого морского чудовища, что еще? — Бог морей махнул своим сандвичем: — Хочешь попробовать?
Геракл содрогнулся от омерзения.
— Нет, благодарю. Я не голоден. — Он снова огляделся вокруг. — Цира. Где она…
— Спит под деревьями, — терпеливо ответил Посейдон. — Не думаешь ли ты, что я про нее забыл? Самая храбрая девушка, каких я встречал в своей жизни.
Геракл удивленно раскрыл глаза:
— Ты с ней говорил?
— Она думает, что это сон.
— Это и был сон. Кошмарный. Я… — Геракл замолчал и очень медленно повернулся к своему дяде: — Это был ты, верно?
Посейдон встал и отряхнул песок с ног.
— Я? — переспросил он с таким невинным видом, что Геракл невольно засмеялся. — Я даже не понимаю, о чем ты говоришь.
Когда Иолай зашевелился, Посейдон и Геракл подошли к воде.
— Ты удерживал его, — произнес Геракл, как бы размышляя вслух и вспоминая. — Он забрался бы на утес, если бы ты его не удерживал.
Посейдон продолжал идти.
— Потом ты попал по мне. — Он осторожно дотронулся до головы. — Обо что я ударился?
Посейдон взмахнул своим трезубцем и поднял плечо, как бы извиняясь.
— Она будет в бешенстве, — заметил Геракл громче, потому что Посейдон уже стоял по пояс в море. — Она возненавидит тебя за это.
Посейдон повернулся и направился назад.
— Она все равно меня никогда не жаловала, Геракл. И больше всего она будет злиться на тебя, ведь ты опять избежал ее мести.
— Дядя… — Он не знал, что и сказать, кроме скромного «спасибо».
Посейдон махнул ему сандвичем, погружаясь в волны:
— Пустое. Кстати, все рыбы будут тебе благодарны. Клотон давным-давно портил мне настроение.
Он от души расхохотался и исчез, а на том месте, где он только что стоял, выросла большая волна, загнулась гребнем и отнесла Геракла на добрых тридцать шагов в траву.
Когда он сел, отплевываясь от соленой воды, до него донеслось: «Извини, племянник» — и новый раскат смеха.
Геракл даже не стал вставать. Он вытянул ноги и уставился на воду, позволяя вечернему солнцу обсушить его одежду.
— Это ведь был Посейдон, верно?
Он кивнул. Иолай сел рядом с ним.
— Я подумал, что это волна. — Иолай нахмурился, потом пожал плечами. — Забавно. Я прежде считал, что он намного крупней.
— А он и есть такой, — с нежностью ответил Геракл. — Ты даже представить себе не можешь, какой он огромный на самом деле.
В Фемон они возвращались в сумерках.
Город выглядел сильно потрепанным, но все-таки сильных разрушений не было. Кое-где треснули стены, провалились крыши, а море добралось по главной улице до самой площади. Но ничего такого, что нельзя исправить при помощи упорного труда и времени.
Несколько вопросов, заданных прохожим, привели друзей к дому Тита Перикала, в который их впустил пораженный слуга. Когда Иокаста увидела, кто к ним пришел, она зарыдала от радости, стала их обнимать, благословлять и снова рыдать и обнимать.
Наконец она сказала:
— Значит, правду говорили…
— Про Клотона? — спросил Иолай. — Ну, может быть…
— Нет. Про вас двоих, — усмехнулась она.
И опять Геракл смутился и постарался скрыть это, спросил про Тита. Иокаста вытерла глаза ладонями и повела их в одну из комнат. Тит лежал в постели, накрытый до подбородка, вытянув руки по бокам, и дрожал.
— Все это время он провел в городе, — сообщила им Иокаста голосом, полным любви и досады. — Всем руководил. Глупый… Он сказал, что проклятье Геры все равно его настигнет, так что…
Геракл опустился на колени возле старика и накрыл его руку своей. Тит был бледен, очень бледен, и его дыхание звучало как скрежет неровного металла.
Тит открыл глаза.
Геракл улыбнулся.
— Мы победили? — слабым голосом спросил старик.
— Мы победили. — Геракл ласково сжал его руку. — Благодаря тебе.
Тит хотел рассмеяться, но вместо этого начал кашлять.
— Это я во всем виноват. Гордость и самовлюбленность заставляют людей совершать разные глупости.
Геракл покачал головой:
— С самого начала это была Гера; ты все равно не мог бы с ней справиться. Ты поступал так, как считал правильным. — Он помолчал и, после кивка Иолая, добавил: — И ты делал все правильно.
Тит закрыл глаза.
— Слишком поздно.
— Нет. У тебя все будет хорошо.
Тит открыл один глаз.
— Я… Я полагаю, что у тебя есть новости? — осторожно поинтересовался он.
Геракл не удержался от спокойной усмешки.
— Можно сказать и так. Да.
Он подождал немного и, решив, что старик заснул, дотронулся пальцем до его плеча и пошел к двери.
— Деметра, — просипел внезапно Тит, — сильно рассердится, верно?
— Возможно, — согласился Геракл. — Но и Гера тоже не слишком довольна. С Деметрой я могу поговорить, если она уже не знает, что произошло. Но вот Гера? — Он пожал плечами, а когда Тит не отозвался, вышел и направился, по настоянию Иокасты, по короткому коридору.
В одной из комнат он обнаружил Голикса и Циру.
— Они останутся у нас, — шепотом объяснила Иокаста. — Думаю, что у них будет свой собственный домик. Голикс утверждает, что он знает все о лошадях.
— Да, верно, — добродушно проворчал Иолай. — Все, за исключением того, как удержаться на лошади.
Геракл засмеялся.
Голикс тоже засмеялся.
Цира вскочила на ноги.
— В чем дело? — спросил Голикс, ежась от боли, когда одно из его сломанных ребер напомнило о себе.
— Я не могу найти мой нож! — воскликнула Цира.
Иолай попятился и потянул Геракла за собой. Они смеялись, но не хотели попадать ей под горячую руку.
На пороге дома Иокаста снова принялась их благодарить, да так пылко, что Геракл даже