Переодевшись в сухую одежду, он уселся на деревянный стул и показал мне висящий на шее почерневший от времени зуб животного. «Это зуб ягуара, которого я убил много лет назад», – сказал он по-испански. Маркос засмеялся, как будто его забавляли мысли о далекой молодости. Он сказал, что был самым пожилым индейцем в здешних местах и вроде бы родился в 1929 году. «Но точно я этого не знаю», – расплылся старик в беззубой улыбке. В комнату вошла женщина средних лет с подносом горячего сладкого кофе.
«Хорошие были времена, – сказал Маркос, вспоминая детство под аккомпанемент барабанящего по жестяной крыше дождя. – Зверя было много. Тапиры, ягуары, кабаны». Он вытянул руки в стороны, чтобы показать, какого размера рыбин ловил гарпуном, а иногда даже и голыми руками. «Тогда мы шли на рыбалку или на охоту, зная, что обязательно что-нибудь да принесем домой, – сказал старик, словно описывая поход в магазин. – А теперь зверя найти гораздо труднее». В этот день ему ничего добыть не удалось, и завтра он опять собирался в джунгли.
Я рассказал ему про Теодора Морде и спросил, не помнит ли он эту экспедицию. В то время Маркосу должно было быть около 11 лет. Он ненадолго задумался, а потом сказал, что не уверен. «Здесь грингос постоянно что-то искали, – заметил он с улыбкой. – Я их много повидал». Тем не менее Маркос помнил «немцев», у которых гостил Морде, и их баржу: «Нет их больше, и их банановой плантации тоже нет». Помнил он и отшельника-американца Брейтона. Но и тот в какой-то момент пропал. «Просто исчез», – сказал Маркос.
Когда я спросил, нет ли поблизости каких-нибудь больших древних развалин, он уставился на меня, будто пытаясь понять, что я задумал. Потом ответил, что старые города тут есть, но все стараются держаться от них подальше: «Наши люди туда не ходят». Как раз в этот момент послышались раскаты грома, и старик поднял глаза к небу. Я упомянул Ciudad Blanca, и Маркос, задумавшись, отхлебнул кофе. «Я тебе расскажу, что мне рассказывали родители, – начал он после долгого молчания. – Там когда-то жили наши предки. Но потом пришли плохие люди, и все начали убивать друг друга. Плохие люди прогнали наших предков. Они умели делать всякие чудеса… у них были стрелы, которые можно было просто пустить в воздух, а они потом сами попадали туда, куда хотел попасть их хозяин. Они могли взглядом убивать птиц».
Маркос поставил свою чашку на дощатый пол, отполированный за долгие годы до идеальной гладкости кегельбанного шара, и шумно вдохнул сырой воздух. Он сказал, что это был «прекрасный» город. Но когда я, со слов Морде, описал ему «Пляску мертвых обезьян», он отрицательно помотал головой. Ничего такого Маркос не помнил. Позднее другой тавахка скажет нам, что какой-то подобный ритуал у индейцев был, но подробностей, кроме того, что обезьян съедали, он вспомнить тоже не мог. Еще этот второй тавахка слышал от деда, что в лесах вокруг Белого Города обитало три разных типа необычайно свирепых обезьян, охранявших все, что находилось внутри его стен. «Они никому не позволяют даже приблизиться к городу, – сказал он, погрозив костлявым пальцем, – а еще там есть ягуар невиданных размеров». Этот человек тоже посоветовал нам держаться от Ciudad Blanca подальше.
Когда на улице окончательно наступила ночь, я спросил у Маркоса, знает ли он, где находится потерянный город. Он медленно поднялся со своего стула и вытянулся в полный рост. «В джунглях много всяких древностей, – повторил он, – но мы к ним даже не прикасаемся». Я сразу вспомнил, как сбежали, бросив Морде в глубине лесов, его индейцы-проводники. Маркос шумно вздохнул, глядя в направлении теперь уже скрывшейся в темноте Горы Воющих Обезьян. Я испугался, что чем-то обидел или оскорбил его. «Он находится в верховьях Вампу, – наконец сказал Маркос. – О нем мне рассказывали родители». Я повторил сказанные им слова, и это был поворотный момент. «В верховьях Вампу, – снова сказал он, кивнув в сторону реки. – Это было самое священное для нас место».
«Он врал», – сказал я Крису позднее этой ночью. Мы лежали в гамаках, привязанных к перилам школьного крыльца. Луны на небе не было, дождь не прекращался с вечера. На улице было темно, как в глубокой пещере. Спутниковый телефон так и не заработал. Я не смог поговорить с дочерью и в результате пропустил ее четвертый день рождения. Теперь она, наверно, была уже в постели – спала, объевшись за день сладостей.
«Да, похоже», – ответил Крис.
В своих дневниках Морде писал, что никаких «великих цивилизаций» в верховьях Вампу не было. С другой стороны, он отмечал, что, по его сведениям, древние каменные жернова находили в горах «выше Вампу и гораздо ближе к Платано».
Вместе эти два утверждения выглядели странно. По джунглям выше Вампу были разбросаны старинные артефакты, наводящие на мысль, что здесь когда-то жили люди, причем находившиеся, вероятно, на достаточно высоком уровне развития; именно в верховьях реки Вампу Капитану Мюррею, предшественнику Морде, рассказывали легенды о развалинах.
Но Морде по какой-то причине заявил, что не станет подниматься по реке в поисках города. По крайней мере, он сделал все, чтобы так думали те, кто сможет прочесть дневники без его ведома.
«Морде врал, – сказал я, – но только не в том, о чем мы думали».
Часть IV
Маргаритка
В 1943 годуСтамбул был местом, где плели свои интриги агенты обеих воюющих сторон, логовом шпионов, предателей, наемных убийц и групп сопротивления. Турция, находящаяся на стыке двух континентов, была нейтральным государством. В войне в этом году наступил перелом. Гитлера только что вытеснили из Африки, на глазах рушился режим Бенито Муссолини, а Советы отбили у немцев Сталинград. Рузвельт пообещал союзникам 10 млн дополнительных штыков. В июле союзная авиация нанесла самый массированный на тот момент удар по Третьему рейху, в результате которого погибло 42 тысячи человек и был практически стерт с лица земли город Гамбург. Уинстон Черчилль заявил, что цель союзников – «поджечь Европу».
В этот момент войны, осенью, Теодор Морде направлялся в Стамбул «под личиной», как он писал в своих секретных рапортах, «корреспондента». Он старался не говорить, на кого работает, но всем интересовавшимся представлялся репортером Reader’s Digest, что вполне могло соответствовать истине. По слухам, этот журнал, обладавший большой сетью заграничных бюро, действительно служил прикрытием для множества шпионов.
К этому времени Морде уже набрал вес, потерянный во время экспедиции, и лишился ауры крутого путешественника. Будучи секретным агентом, он должен был сливаться с окружением везде, где бы ни оказался. Носил пошитые на заказ костюмы и начищенные до блеска туфли, а иногда щеголял тоненькими, ухоженными усиками. Стоит упомянуть еще одну вещь: на время выполнения секретных миссий он переставал быть Теодором Морде и превращался в агента Маргаритку.
32-летний Морде, только три года назад вернувшийся из джунглей, снова начал скитаться по миру. Последние несколько лет его бросали с одного секретного задания на другое – с Гибралтара он отправлялся в Китай, побывал в Сирии, «исходил вдоль и поперек всю Африку». Хотя война предполагалась всего лишь временным перерывом в поисках потерянного города, для Морде она стала своеобразным их продолжением, еще одной возможностью реализовывать свою тягу к путешествиям и приключениям.
Всего год назад его имя наряду с именем Боба Хоупа [13]попало в справочник «Кто есть кто в Америке», а он сам, присоединившись к таким знаменитостям, как исследователь Антарктиды сэр Эрнест Генри Шеклтон и Чарльз Линдберг, стал членом нью-йоркского Клуба исследователей. Теперь же он время от времени жил в Каире на оборудованной под жилье барже, стоящей на Ниле.
Точно отследить его перемещения по возвращении из Гондураса чрезвычайно трудно, если не невозможно. По сведениям, содержащимся в его засекреченном персональном досье, Морде «руководил многочисленными операциями, связанными со шпионской и подрывной деятельностью». Понятно, что в этой области старались не оставлять бумажный след. Он описывал свою работу только в секретных отчетах, которые в зашифрованном виде регулярно отправлял в Вашингтон или местные бюро.