Читать интересную книгу Исповедь - Сьерра Симоне

не завидовал его привлекательной внешности, дорогой одежде и притязаниям, которые тот имел на Поппи. Отца Белла не заботила словесная перепалка с незнакомцем, и он, конечно же, не стал бы заниматься чем-то столь варварским, как борьба за взрослую женщину, которая была способна самостоятельно принимать решения и делать свой собственный выбор.

Я прислонился к скамье и послал ему еще одну улыбку, зная, что моя поза выражает непринужденный контроль и естественное дружелюбие, а также напоминает ему, что я так же высок и хорошо сложён, как и он.

– Простите, не думаю, что понимаю вас, – наконец сказал я. – Как я уже говорил, нет никакой конкуренции.

Он воспринял мои слова иначе.

– Тебе бы хотелось так думать, правда? – Он еще раз оглядел меня, а затем, казалось, сменил тактику, прислонившись к скамье и скрестив руки на груди. – Она рассказывала обо мне? – спросил он. – Я уверен, что рассказывала. Исповедь – это же католическая хрень, верно? Она упоминала меня в своих исповедях?

– Я не имею права…

Он взмахнул рукой, и на пальце блеснуло обручальное кольцо.

– Безусловно. Ну, возможно, она все-таки не захотела раскрывать определенные подробности обо мне: сколько раз я могу заставить ее кончить, как громко она выкрикивает мое имя, все места, где я ее трахал. Знаешь, однажды я поимел ее всего в нескольких футах от сенатора США, во время открытия художественной выставки в Метрополитен. Она всегда была готова. По крайней мере, для меня.

Лишь годы выработанного милосердия и самодисциплины удержали меня от того, чтобы не заехать кулаком в классически квадратную челюсть этого парня. Не только из ревности, но в равной степени из-за мужской потребности защитить честь Поппи и помешать ей пересмотреть свой выбор относительно этого мудака.

«Ей не нужно, чтобы ты защищал ее честь», – мысленно успокаивал меня союзник феминисток Тайлер. Но обычному Тайлеру, американцу ирландского происхождения, который наслаждался сексом, виски и отборным матом на футбольных матчах, было все равно. Не имело значения, нуждалась ли она в моей защите, и не имело значения, что я не имел на это права, – Вселенная пошатнулась из-за мудацкого поведения этого парня, и у меня чесались руки это исправить.

– Задело за живое? – насмехаясь, спросил Стерлинг.

– Я считаю Поппи членом своей паствы, – сказал я, наклоняя голову в знак признания. К счастью, мой голос не выдавал ничего, кроме легкого неодобрения. – Мне больно слышать, когда о любом из них отзываются неуважительно.

– Ах, конечно же, – произнес Стерлинг. – И я вос хищен тем, насколько ты предан своей истории. Я сам человек приличий. – Он вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт из плотной бумаги и протянул его мне. – Вместе с тем я также состоятельный человек, и поэтому мы можем оставить это первоначальное позерство и перейти прямо к сути дела.

Я смотрел на него, разматывая бечевку в верхней части конверта, из которого вытащил большие глянцевые фотографии. В глубине души я боялся, что это будут их с Поппи снимки, еще одно свидетельство их прошлого, которое расстроит меня. Но нет, это было во много раз хуже.

Широкоплечий мужчина ночью пересекает небольшой парк. Тот же мужчина у затемненной садовой калитки. Фото целующихся у кухонного окна мужчины и женщины.

Я выдохнул.

Слава Иисусу, не было никакой наготы и ничего греховней поцелуя, но это не имело значения, потому что на всех снимках было отчетливо видно мое лицо, и этого было достаточно. На самом деле этого было более чем достаточно – эти фотографии были моей погибелью.

– И будь уверен, у меня есть цифровые копии, – радостно поделился Стерлинг. – Так что смело оставь их себе. На память.

– Вы следили за нами, – сказал я.

– Я же сказал, что я человек со средствами. Когда Поппи продолжала отказываться отвечать на мои звонки, даже после того, как я пообещал, что приеду за ней, я начал задаваться вопросом, не встретила ли она кого-то другого. Поэтому решил все выяснить. Поскольку она не согласилась… пока… на мое предложение, я не возражал, если бы она с кем-нибудь трахалась. Но влюбиться в другого мужчину… Ну, я знаю Поппи и знаю, какое препятствие это создаст.

– Ты шпионил за нами, – повторил я. – Ты вообще себя слышишь? Это безумие.

Стерлинг казался сбитым с толку.

– Почему?

– Потому что, – сказал я, поддавшись гневу, и мои слова звучали напряженно и натянуто, – люди не шпионят за другими людьми, особенно за своими бывшими подружками. Это преследование – на самом деле это юридическое определение домогательства. Мне наплевать, что ты богат и можешь заплатить кому-то другому, чтобы он сделал это за тебя, – это одно и то же, черт возьми.

Он все еще выглядел растерянным.

– Тебя расстроило именно это? Не то, что у меня есть доказательства, которые могут разрушить твою жизнь? Не то, что я покину этот город и Поппи непременно будет рядом со мной?

– Ты настолько уверен в этом исходе, – сказал я, заставляя себя не думать о том, что Поппи последует за ним, – но забываешь, что это не имеет никакого отношения ни к тебе, ни ко мне, – это ее выбор.

Стерлинг пожал одним плечом, как будто я либо притворялся тупым, либо был намеренно благородным, и у него больше не было на это времени.

– Так в чем же суть дела? – спросил я, убирая снимки в конверт.

– Прости?

– Ты сказал, что хочешь покончить с позерством. – Я швырнул фотографии на скамью рядом с собой и, скрестив руки на груди, выпрямился. Мне было отрадно видеть, что Стерлинг тоже поспешил выпрямиться, как будто ему было неприятно, что у меня имелось некое превосходство – я имею в виду рост. (Хотя очень ужасная, грубая часть меня была до смешного рада узнать, что я у Поппи был самым большим.)

– Да… Что ж, дело вот в чем, святой отец. – Он произнес слово «отец» так, как будто оно было в кавычках. (Я позволил себе еще одну короткую фантазию, в которой я врезал кулаком ему прямо в глаз.) – Я хочу, чтобы Поппи поехала со мной домой, в Нью-Йорк. Хочу, чтобы она была моей.

– Несмотря на то что ты женат.

Он снова одарил меня слегка недоверчивым взглядом, как будто спрашивая: «Ты идиот?» – и мне это было бы неприятно, если бы у меня не было морального превосходства в этом поединке. За исключением… На самом деле я не мог сейчас претендовать на какой-либо уровень моральных ценностей, высоких или низких, верно? Эта мысль безмерно угнетала меня.

К счастью, Стерлинг этого не заметил и продолжил:

– Да, даже несмотря на то что я женат. Брак в моей семье – это не таинство, а списание налогов. И у меня нет намерения ставить юридическое соглашение выше того, чего я хочу от своей жизни. Я никогда не любил свою жену, и она испытывает ко мне те же чувства.

– Но ты любишь Поппи?

Стерлинг поджал губы.

– Любовь и желание по существу являются одним и тем же, – сказал он. – Но откуда такому человеку, как ты, это знать.

– По крайней мере, я уважаю твою честность, – ответил я. – Ты не лжешь себе и, полагаю, не станешь лгать ей.

Неожиданный комплимент, казалось, удивил его, но он быстро пришел в себя.

– Поппи это волнует не так сильно, как она сама об этом думает, – заявил он. – Ты можешь тешить себя иллюзией, что она не вернется ко мне, если я не полюблю ее, но она не такая, как ты. Она разбирается в цифрах, благоразумности, закладных. Я предлагаю ей ту валюту, которая ей знакома: деньги, похоть и безопасность, и именно поэтому я одержу победу.

Я вспомнил о том, как она плакала в кабинке для исповеди о том моменте, когда мы стояли вместе в церкви, омываясь Божьим присутствием. Она не была какой-то там электронной таблицей с раздвинутыми ногами, и Стерлинг идиот, если вырос вместе с ней и умудрился упустить все те глубоко духовные и эмоциональные грани Поппи Дэнфорт.

– Она намного больше, чем это.

– Как мило. Действительно мило. – Стерлинг снова надел свои солнцезащитные очки. – И просто чтобы ты знал: ты совершенно не оправдал моих ожиданий. Я пришел сюда, готовясь встретиться с Александром Борджиа, а вместо этого нашел Артура Димсдейла. Я был готов к грязной