Читать интересную книгу Соперник Цезаря - Марианна Алферова

— Моя младшая дочь Клеопатра, — сказал Птолемей Авлет, снимая плащ и усаживаясь в кресло напротив народного трибуна. — Я взял ее на случай, если появится надобность в переводчике. Она прекрасно владеет несколькими языками.

Египетский царь лукавил — его латынь была понятной, а греческий Клодий знал прилично, как и все римские аристократы. Переводчик им был ни к чему.

— Горестно состояние дел моих, дурные подданные восстали, и ничего не осталось мне, другу и союзнику Рима, как искать защиты у римского народа, — напомнил политическую ситуацию не слишком удачливый правитель Египта.

— Ах да, кажется, Цезарь сделал тебя нашим другом за обещание выплатить двадцать четыре миллиона сестерциев. Насколько я знаю, это доход Египта за целый год.

Авлет обреченно кивнул.

— Какая щедрость! Воистину царская! — Клодий бросил взгляд на золотой ларец. — Но я, честно говоря, не представляю, как ты сумеешь выколотить такую сумму из своего народа. По-моему, это нереально. — Народный трибун давал понять, что на слово царю не поверит.

— Я уповаю на помощь римлян, могучего и непобедимого народа!

— Помощь какого рода?

— Железные легионы могут загасить любой бунт и образумить самых дерзких.

— Это сложный вопрос. — Клодий посмотрел на Клеопатру. Она слушала очень внимательно — видимо, все, что касалось политики, ее живо интересовало.

— Любезность Помпея Великого была воистину достойна этого замечательного человека, — сообщил Авлет. — Если бы сенат в своей несказанной мудрости дал бы поручение Великому вернуть меня на царство…

Клодию стоило большого труда не расхохотаться. Да, Великий мог бы с одним-двумя легионами вернуть Птолемею Египет, но мог бы с этими легионами просто-напросто забрать Египет и сделать его римской провинцией. Впрочем, нет. В этом случае Помпей бы нарушил международное право. А Помпей всегда поступает как должно.

— Сенат не поддержит тебя, — сказал Клодий. — Потому что в сенате слишком многие хотят вернуть тебе царство, учитывая размеры предполагаемой благодарности. Они будут строить друг другу козни, а ты лишь зря потеряешь время и деньги.

— К сожалению, то же самое сказал нам Катон. Он посоветовал нам, не мешкая, вернуться в Египет и помириться с нашими подданными, — вступила в разговор Клеопатра.

— А, Катон! Наш честнейший Катон. Чем же он был занят?

— Наши пути пересеклись на Родосе, — проговорил Птолемей уныло. — Он, наместник, не вышел царю Египта навстречу. Катон изволил сообщить мне, что принял слабительное и должен оставаться дома. Мне пришлось как простому просителю явиться к наместнику в дом. Но даже тогда он не удостоил меня почестей: когда я вошел, Катон не соизволил встать. — Птолемей, кажется, намеренно рассказывал о своих унижениях, возможно, рассчитывая вызвать у народного трибуна сочувствие.

— Что еще поведал Катон, кроме того, что у него проблемы с желудком?

Птолемей тяжело вздохнул: покончивший самоубийством царь Кипра доводился ему родным братом. К сожалению, покойный повелитель Кипра не догадался заплатить римским сенаторам несколько миллионов, чтобы его тоже провозгласили другом римского народа. За свою близорукость Птолемей Кипрский жестоко поплатился. Но о Кипре царь Египта ничего не говорил — ему хватало собственных забот.

— Его слова походили на горькое снадобье жестокого лекаря: «Царь, — сказал мне Катон. — Даже если ты продашь весь Египет, тебе не хватит денег, чтобы подкупить властителей Рима».

— Признаюсь, я редко соглашаюсь с твердолобым Катоном, но в этом случае он прав.

— Каков же совет твой, наилучший народный трибун?

— Самому помириться с собственным народом. По-моему, совершенно неприлично возвращаться в свою страну, опираясь на чужие войска.

Птолемей вдруг заплакал. Клодий налил из серебряного кувшина неразбавленного вина, протянул изгнаннику. Гость глотнул и уронил чашу. Клодий повернулся к Клеопатре:

— Дадим ему время успокоиться и прогуляемся пока по перистилю.

Девушка поднялась. В ней была известная грация, истинно восточная томность движений — хотя в жилах текла македонская кровь, множество раз смешанная в кратере внутрисемейных браков. Ее темные глаза были обведены черной краской, а в ткань платья на египетский манер вплетены кошенилевые нити. Она вся была другая — из мира, где царят одновременно сиюминутность и вечность, где все рассчитано и запутано одновременно, где определен от рождения каждый шаг и никому не известен следующий миг. Этот мир всегда манил и пугал римлян. Восток означал богатство, распущенность, тиранию, непостоянство и хитрость. То есть нечто, до недавнего времени Риму чуждое.

— Отец хотел послушаться Катона и вернуться домой, но друзья его отговорили, — сообщила Клеопатра, прогуливаясь по перистилю. Садик был освещен несколькими факелами. В их свете мраморные статуи казались почти живыми. — Когда-то наша страна была мощной державой, но теперь одряхлела, хотя все еще хранит прежний блеск. Рим сейчас в зрелом возрасте и в самом расцвете. Но наступит время, когда Рим…

— Милая девочка, давно уже известно, что государства, как люди, рождаются, достигают расцвета и зрелости, дряхлеют и умирают. Смерть неизбежна. Для государств, как и для людей, выбор лишь в одном — как прожить свою долгую или краткую жизнь.

— Ты сейчас фактически управляешь Римом, доминус Клодий. Что бы ты посоветовал мне? Как вернуться в Египет?

Народный трибун мысленно погрозил этой девчонке пальцем. Она как бы между прочим пыталась добиться решения там, где отец потерпел неудачу.

— Я же сказал…

— Ты не все сказал, хитроумный Клодий! Восстановленный на троне царь будет до конца своих дней союзником Рима.

— Власть в Риме меняется очень быстро.

— Я буду твоим личным союзником.

Клодий на миг задумался. Эта девочка, несомненно, многого достигнет.

— Решение есть, и оно не сложное. В Городе твой отец не найдет поддержки. Ему надо обратиться напрямую к наместнику Сирии. Я как раз хочу поменять для консула Габиния назначенную ему провинцию. Вообще-то по закону это запрещено. Но власть в Риме принадлежит народу. И если комиции решат, что Авлу Габинию лучше управлять Сирией, то так и будет. — Клеопатра слушала Клодия как завороженная. — Габинию отдадут Сирию на несколько лет — провинция богатая, он постарается задержаться там надолго. У проконсула Сирии будут в подчинении войска — ему не нужно выпрашивать легионы у сената. С Габинием можно договориться.

— Но у проконсула не будет разрешения сената, — уточнила Клеопатра.

— Разрешение — это мелочь по сравнению с легионами. Сенат не так всемогущ, как прежде. К тому же Габиний пользуется покровительством Помпея. Помпей Великий всегда сможет защитить своего любимца.

Клеопатра улыбнулась и посмотрела на Клодия с восхищением, сумев оценить всю красоту интриги. Помпей должен будет прикрывать чужие преступления, защищая Габиния перед сенатом.

— Это копия статуи Мирона, — сказала она, останавливаясь перед мраморным Купидоном. — Очень хорошая копия. Наверняка сделана в Сиракузах. Я угадала?

— Да, я купил ее в то время, когда был там квестором.

— Бедный Архимед! Он вписал шар в цилиндр, но не смог спасти свой город. А ты знаешь, как соотносятся объемы цилиндра и вписанного в него шара?

— Как три к двум. Но, моя дорогая Клеопатра, скажу тебе по секрету, мужчин, и особенно римлян, мало волнует соотношение объемов шаров и цилиндров, но лишь объем женских грудей. — Клодий бросил выразительный взгляд на юную царевну. Надо сказать, что грудей у нее еще практически не было. Девочка залилась краской. — Демонстрируя ум и ученость, нельзя покорить мужское сердце. Надо быть обворожительной стервой, а ум держать при себе как тайное оружие.

Она смотрела на него во все глаза. И в ее глазах стояли слезы.

— Мне кажется, ты лучше подходишь для роли царицы, чем твой отец для роли царя, — продолжал народный трибун. — Но, повторяю, тебе не хватает обаяния. Сидя в Александрийской библиотеке, нельзя научиться обхождению с людьми. Другое дело — Рим. Я бы посоветовал тебе чаще бывать у моей сестры Клодии. Держись с ней осторожно — она настоящая стерва. Умеет кружить головы мужчинам — этого у нее не отнимешь.

— Я же уродина! — в отчаянии воскликнула Клеопатра и шлепнула себя ладошками по щекам. — Меня дразнят грызуном. Это ужасно! Ужасно! Лучше книги.

— Поговори с моей сестрицей, она объяснит тебе, как быть очаровательной, не будучи красивой, как распускать слухи, как кокетничать. Несколько месяцев в ее обществе, и из тебя получится самая обворожительная на свете женщина, способная свести с ума любого мужчину.