Читать интересную книгу Синий конверт - Игорь Шприц

Фотографии Клейгельса и Сипягина легли рядом, точно карты в зловещем пасьянсе. Сил маловато. Кого охранять в первую очередь?

Тут дверь чуть скрипнула, приоткрылась, и с начальственной инспекцией важно вошел Макс. Двумя прыжками он легко взлетел вначале на ручку кресла, а потом и на стол. На столе у него было любимое место — прямо в кругу света от настольной лампы с зеленым абажуром. Но сейчас там лежали две фотографии. Путиловский загадал: кот обозначит чью-либо фотографию. И пусть этот выбор станет выбором судьбы.

Вначале Макс обнюхал Клейгельса. Пахло химикалиями. Потом понюхал Сипягина. Тоже пахло, но заметно сильнее. Подумал и лапой стал скрести по фотографии министра внутренних дел, пытаясь закопать не понравившийся кусок бумаги. Отлично, пусть будет Сипягин. Хотя его охраняют не в пример строже градоначальника.

Путиловский взял чистый лист бумаги, пронумеровал десять пунктов и сразу вписал первый: поставить постоянную конспиративную охрану у квартиры Софи Жерар-Марон.

* * *

Поездка прошла нормально, Крафт встретил, как и условливались, на вокзале. Мимо вокзальных филеров, возможно имевших фотографии Гершуни и Крафта, прошли незаметно благодаря форме Балмашева. Два штатских «штафирки» в компании красавчика-адъютанта являли собой типичную картину чуть загулявшей мужской компании.

Магазин открывался в десять, поэтому к началу амурного визита Сипягина не успевали. Но выход последнего был обычно в двенадцать, после чего он ехал в Мариинский дворец готовиться к заседанию Совета министров. Так что время было.

Надев саблю, Балмашев окончательно распростился с мыслью о том, что все волшебным образом переменится и он поедет домой, к матери. Рубикон перейден, и эту решимость в нем почувствовали и чуткий к движениям чужой души Гершуни, и даже тупой в этом отношении Крафт.

Взгляд Балмашева стал отсутствующим и обращенным внутрь себя. Однако при этом он замечал все, что происходит вовне, точно обрел круговое панорамное зрение и некое шестое чувство, чувство опасности.

Он стал приказывать, куда идти и что делать, понимая, что роли переменились и теперь каждый его, и только его, шаг входит в новейшую историю России. Они взяли самого дорогого лихача, который мгновенно подбросил их к ресторану «Доминик», где и позавтракали в отдельном кабинете.

Выбирал Балмашев, заказывал Балмашев. Гершуни и Крафт безропотно слушались, ибо понимали, что стоит за этой решимостью и твердостью: и поездка по Невскому на хорошей лошади, и шикарный завтрак, делающий честь гурману, есть не что иное, как естественное прощание с жизнью. Все это Степан Балмашев видел, ел и ощущал в последний раз. Ничего такого у него в жизни уже не будет.

— Не дури! Ты сможешь уйти, — сказал Крафт, допускавший возможность благоприятного развития событий.

— Нет, — просто сказал Балмашев. — Я никуда не уйду. Пусть судят.

Гершуни промолчал. Он был солидарен с Балмашевым: партии как воздух нужен суд над праведником.

Там же в ресторане Степан проверил браунинг, дослал патрон в ствол, поставил на предохранитель и надел шинель. Все легло ладно и удобно, не давило и не топорщилось. К портупее прицепили кобуру, в ней браунинг. За отворот шинели Балмашев спрятал синий конверт с приговором Сипягину от имени Центрального комитета партии социалистов-революционеров. Крафт попытался было сунуться с прощальным поцелуем, но Балмашев отстранил его.

До исполнения приговора оставалось сорок минут, когда пролетка остановилась в начале короткого Мучного переулка со стороны Екатерининского канала. Карета Сипягина уже чернела у подъезда.

— Ну, иди! Мы постоим тут недолго.

Гершуни впервые назвал Балмашева на «ты». Они обнялись и крепко поцеловались. Крафту Балмашев пожал руку. И молодцевато выпрыгнул из кареты.

По-весеннему светило солнце, воздух был свеж и прозрачен. К Апраксину двору тянулись две фуры с кожевенным товаром. Переулок был почти пуст. Только напротив сипягинской кареты на другой стороне переулка сидел нищий черемис да пожилой бородатый дворник мел и без того чистый тротуар.

* * *

Отпускное положение позволяло свободно распоряжаться собой и своим временем. Поэтому с самого утра Путиловский уже ходил по Департаменту, распространяя ложные слухи о поездке к родственникам в Москву. Ему тут же давали конфиденциальные поручения, которые он без зазрения совести принимал, хотя в Москву ехать никак не собирался.

Прослышав о приказе Сипягина убрать всякую охрану с Мучного переулка, Медянников чертыхнулся, но потом просиял: расписание Сипягина не секрет даже для богомольных старушек, борцов с дьяволом. И на ухо поведал Путиловскому о своих бдениях со вдовой Гермогеновой.

Путиловский усмехнулся, но из чисто мужской солидарности ему стало в душе жалко министра. И они решили организовать охрану так: напротив квартиры француженки сидит Берг. Медянников метет улицу, потому что сидение на холодном тротуаре ему противопоказано. А Путиловский поедет в «Пале-Рояль» к Юрковской и Григорьеву — дать информацию о возможном появлении Гершуни и действиях на случай этого появления. Так порешили и быстро принялись за дело.

Медянников выбрал место для нищего Берга грамотно, в уголке, но на солнышке, заботливо подстелил ему вчетверо сложенную рогожку и картонку, чтобы, упаси Боже, не застудить самую ценную часть мужского тела — крестец со спрятанным там радикулитом. Под рваненький армячок Берг поддел егерское шерстяное белье и меховой жилет. Шапка была колпаком, сверху засаленная, но изнутри чистая и теплая.

Сидеть на свежем воздухе было одно удовольствие, за которое еще и платили — бросали денежку, и немалую, особенно когда Берг освоил новое для петербургских нищих заклинание, вставив туда кусочки хорошего немецкого, отчего вдруг стали подавать ранее скупые прогермански настроенные слои городского населения.

Револьвер удобно лежал в левом рукаве армяка, всегда готовый к действию. Но пока он был не нужен и, судя по всему, сегодня вообще мог не понадобиться. Чтобы не скучать, Берг прокручивал в голове сладкие воспоминания о неминуемом возмездии, которое настигло Генриха и Амалию на перроне вокзала. А счастье для бедных дурачков было так близко!

На первом же допросе (Берг слушал из соседнего кабинета) Амалия сразу сдала Генриха со всеми потрохами, уверяя, что стала жертвой оговора и страха. Дескать, Генрих обещал убить всех — и маман, и папа, и ее самое. Она поехала только, чтобы спасти семью! Боже, какой он был дурачок! (Это Берг уже думал про себя самого.)

После приятных воспоминаний о позоре Амалии нищий черемис с отличным знанием немецкого перешел к еще более приятным мечтам о сегодняшнем вечернем визите на Шпалерную улицу. Учитывая резкое уменьшение толщины кошелька, о двух дамах мечтать было вредно, и Берг для научно обоснованного выбора стал сладостно вспоминать достоинства возлюбленных: Манон была многоопытнее и толще, Зизи пленяла высокой грудью и слепой верой в любое вранье. В эту минуту Берг являл собой живую иллюстрацию к известной логической задаче о Буридановом осле.

Мимо прошелестел метлой Медянников и сердито заорал:

— Ноги убери! Ишь, расселся! Дожил до клюки, что ни хлеба, ни муки!

А потихоньку прошипел:

— Что за офицер идет?

Берг, глядя искоса, не в глаза, боковым зрением осмотрел пехотного поручика с головы до ног. Поручик прошел мимо четким шагом, выправка отличная, шинель хороша, ничего не скажешь, рублей на пятьдесят потянет. Картинка! Сабля новая, уставная. Револьвера не видно, потому что кобура с другой стороны. Сделал условный знак, что все в порядке, и заныл свое, нищее, протяжное.

Украдкой вынул часы — Сипягин скоро выйдет и можно будет пойти обменять вырученную мелочь на бумажку-две. Пойдет на сахар в их рабочей комнате. Посмотрел на поручика-картинку, что возвращался по другой стороне — видать, свидание с гувернанткой или барышней из хорошего дома назначено. Ну что ж, место удобное, центральное.

Поручик подошел совсем близко, и Берг профессиональным взглядом артиллериста уставился на его уставное оружие — офицерский наган. Но вместо хорошо знакомой темно-желтой штатной кобуры, из которой торчит толстая рифленая ручка нагана, на портупее находилось нечто невиданное прежде.

Темно-коричневая кожа, желтая латунная шишечка для кожаного хлястика, никакой ручки… Что это? Неужели браунинг? Здорово!

Берг видел пару раз на кафедре совершенно новое оружие будущего. Стрелять не разрешили — патронов маловато, но подержать довелось. Вещь гениальная в своем совершенстве! Плоский, легкий, автоматика за счет отдачи свободного затвора при неподвижном стволе! Курок скрыт, патроны в рукоятке, спуск мягкий, живучесть феноменальная! Вот бы подойти и попросить посмотреть еще раз…