— Почему? — не понял Джек.
— Потому что, — Берт повернулся к нему. — Имя сына Эвин, пропавшего принца, моего внука — Стефан.
Глава 15
Убежище
Кроатонцы заперли пленников в маленькой хижине из прутьев и шкур, в которой, тем не менее, были вставлены стеклянные окна. У нее, наверное, было и другое применение, но все понимали, что теперь эта хижина стала их тюрьмой.
Костры снаружи догорели, постепенно весь шум деревни стих. На Подмир опустилась ночь.
В хижине друзья уснули. И увидели сны. Не о своих недавних приключениях (или злоключениях), но в этих снах они искали смысл, лежащий не на поверхности.
* * *
Джон не испытывал страха.
Ему всегда было интересно, каково это — бояться чего-то, но после войны он постепенно понял, что его ничто не страшит. На его глазах погибло много друзей, сам он не раз подвергался смертельной опасности. И из всех этих передряг он выходил переменившимся — в лучшую, как он надеялся, сторону. Но в отличие от физических повреждений, понесенных теми, кто так или иначе был ранен на войне, изменения, произошедшие в Джоне, оказались невидимыми глазу: он перестал бояться смерти.
Это новое качество проявилось не в чрезмерной беспечности, а скорее в том, что он не отдавал себе отчета, какую цену заплатит лично он при том или ином развитии событий. Самое лучшее слово, способное описать его мировоззрение, пришло из Индии: сатьяграха[41]. Оно означало: «делай что угодно, отдавай что угодно, жертвуй чем угодно ради того, что считаешь правильным, но не навреди ближнему. И делай это, не оглядываясь на себя».
Единственный страх, который переживал Джон, был страх за своих детей.
Ему часто снились сны, в которых дети падали с большой высоты и он не мог до них дотянуться. Они падали, как Икар, что подлетел слишком близко к Солнцу, но слишком далеко, чтобы отец мог его спасти. Иногда ему снилось, что он почти успел, а однажды, когда сон был о старшем сыне, Джон протянул руку и коснулся пальцев мальчика прежде, чем тот упал.
Впоследствии размышляя об этом, Джон решил, что сын его был достаточно близко, чтобы дотянуться до него, и сам он был достаточно близко, чтобы удержать — и спасти. И Джон постоянно прокручивал в голове эту мысль. Когда он рубил дрова для домашней плиты, он иногда воображал, что большое полено — это рука ребенка, и он вытаскивал его из поленницы и поднимал лишь кончиками пальцев, едва-едва удерживая. Частенько кусок дерева выпадал из рук, оставляя на память занозы. Но хватка у Джона становилась сильнее, и постепенно он смог переносить тяжелое полено на какое угодно расстояние, держа его лишь пальцами и не боясь уронить.
С тех пор ему по-прежнему снились сны о том, как его дети падают — но он всегда успевал их спасти.
***
Джеку снилось желание. Не желание обладать какой-то вещью или стать кем-то, а сам смысл понятия «желание». И еще ему снился страх.
Будучи ребенком, однажды Джек увидел во сне, что может избежать скучной жизни, ожидающей его в будущем, и отправиться в такое место, где он никогда не станет взрослым; и мальчик знал, что этого ему хотелось. Но бодрствовал он или спал, он подавлял это желание.
Когда Джек подрос, его сны воплотились в реальности, и он последовал своему желанию стать героем и пережить жизнь, полную великих приключений — но и страхи его материализовались, за что поплатились близкие ему люди. И снова Джек отказался от своего желания.
Теперь он разрывался между тем, что хотел сделать, и тем, что, как он знал, он должен был сделать. Юноше казалось, что эти две вещи зачастую похожи; но он не был твердо уверен. И не в силах решить, Джек отогнал сновидение и урывками проспал остаток ночи.
***
Спал и Чарльз. Во сне он умел летать. И это было восхитительно.
***
Еще не наступил рассвет (или его имитация в Подмире), когда друзей кто-то растолкал в темноте.
Это была Лора Липучка.
— Пошлите, — взволнованно зашептала девочка. — Нам надо уходить, уже почти утро!
— А что случится утром? — Голос Чарльза был еще хриплым со сна. — И потом, разве тебя не посадили под замок, как и нас? Как ты выбралась?
Девочка покачала головой, почти рассерженно:
— Нет времени! Надо уходить!
Она развязала Чарльза, он помог освободить остальных, и они тихонько приоткрыли дверь хижины. Снаружи двое крепких стражников, приставленных им в охрану, лежали на земле в позах, которые ассоциировались скорее с обмороком, а не с крепким сном.
— Мы трахнули их по черепушке, — шепотом пояснила Лора Липучка. — Отрубились в момент.
— «Мы»? — удивился Джек.
В ответ Лора Липучка показала на две тени у подножия одного из утесов, окружавших поселение.
Это были Эвин, которая помахала им рукой и тут же огляделась, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает, и еще кто-то.
— Волосатый Билли? — изумился Джон, когда они приблизились. — Разве он не человек Бертона?
— Возможно, — ответила Эвин, обнимая отца. — Но когда-то он был мальчиком по имени Джо Клеменс, который убежал из дома и стал Пропавшим Мальчишкой. Он был одним из последних чистокровных анголкинцев на Кроатоне, и все кроатонцы издевались над ним, дразнили его «Индейчик Джо». Тогда он отправился туда, где сам мог выбрать себе имя. К нам.
— Откуда ты знаешь, что ему можно доверять? — спросил Чарльз.
Грузный индеец повернулся, вытащил что-то из куста ежевики и протянул Джону. Это была «Воображаемая Географика».
Джон принялся сбивчиво благодарить, но Волосатый Билли только улыбнулся своей гротескной безъязыкой улыбкой открытым ртом, отвернулся и жестом велел следовать за ним.
— Бертон думал, он весь такой умный со своим тайным обществом и двойными агентами, — ухмыльнулся Джек. — Он не знал, что это обоюдоострый нож.
С полчаса друзья молча шли за индейцем по опушке соснового леса, пока наконец не вышли на открытое место. Перед ними безошибочно угадывались очертания соседнего острова, а между двумя участками суши лежала примерно миля влажного песка. Вдали загрохотал гром, с каждой секундой становясь все громче и громче.
— Это не гром, — пояснила Лора Липучка, заметив, что все смотрят на небо в поисках туч. — Мы должны торопиться, пожалуйста!
Волосатый Билли сделал несколько жестов, как бы говоря, что не может идти дальше, коротко стиснул плечо Эвин и исчез за деревьями.
С той стороны, откуда они пришли, поднялся шум и крик, но и их заглушал яростный рев, который мог исходить только от Бертона.
— Наше отсутствие заметили, — заключил Берт. — Надо делать ноги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});