Он взял ее за руку.
— Сесилия, тебе не в чем себя упрекать, — прошептал он, потому что в гостиной была горничная. — Значит, ты упрекаешь в чем-то меня? Ты злишься на меня?
Она покачала головой.
— Только на саму себя.
— Но почему?
— Потому, что не смогла вести себя достойно.
Его глаза смеялись.
— Бывают моменты, когда достоинство кажется просто смехотворным. Могу я тебя кое о чем попросить?
— О чем? — испуганно произнесла она.
— Скажи мне, когда ты снова будешь нуждаться во мне!
Она недоверчиво уставилась на него.
— Ты хочешь повторить этот позор?
— Никакого позора. Для меня это было прекрасным переживанием. Ты хочешь еще?
— Я потом скажу тебе… — пробормотала она, спеша от него прочь.
Шахматная партия вечером восстановила между ними равновесие, так что Сесилия снова смеялась и вела себя естественно. Она решила забыть о своих мучениях.
Но забыть об этом ей никак не удавалось. Проходили дни, она выполняла обязанности хозяйки большого дома, мечтая о близости с Александром, о его нежных руках и теплой коже… А по вечерам она проходила мимо его двери и с замиранием сердца вспоминала то выражение его глаз, которое было в самом начале, еще в его комнате, когда он понял, что зажег в ней чувства.
Тем не менее, она была в шоке, когда, три недели спустя, очнувшись от полудремы, она увидела его сидящим на краю ее постели. На ночном столике горела свеча, это он зажег ее.
— Ты не приходишь… — несколько неуверенно произнес он.
— Нет, я…
— Ты не нуждаешься во мне?
Она отвернулась, не желая, чтобы он увидел ответ в ее глазах.
— Ты мне позволишь? — спросил он, указывая на постель.
Она кивнула.
— Милости прошу, — прошептала она, внезапно лишившись голоса.
— Значит, у тебя больше не было потребности в мужчине, с тех пор, как я был у тебя? — спросил он.
— Александр, ты ведь и сам все хорошо понимаешь!
— Нет, я не понимаю. Я ждал тебя каждый вечер, ведь это так замечательно наблюдать, как разгорается твоя страсть от едва заметного тленья до яркого пламени. Но ты не приходила. Я был смущен и опечален, думая, что ты рассердилась на меня.
— Я не сержусь на тебя, Александр, — растерянно произнесла она, — наоборот! Но распределение ролей у нас несправедливое: ты воспринимаешь все с холодным цинизмом, я же отдаюсь целиком.
— Ради Бога, Сесилия, я не циник! Как ты могла подумать такое? Доставь мне радость испытать все это снова, помочь тебе!
Она склонила голову ему на грудь.
— Дорогая Сесилия! Это мне должно быть стыдно за свою неосведомленность. Ты же в своей горячей страсти была прекрасна и полна жизни. Или теперь эта страсть ушла?
Она не ответила.
И снова она ощутила его нежные руки. На этот раз Сесилия сразу пошла ему навстречу — так сильно она желала пережить неотвратимое. Затаив дыхание и жалобно всхлипывая, она льнула к нему, прижимала колени к его бедрам в медленном движении. Ее тело было так напряжено, что она рыдала. Александр видел, что она желает немедленного соития, что ее страсть уже на пределе. На этот раз она вела себя грубо, так что глаза Александра просто расширились от удивления. В глазах же Сесилии был холод, хотя она вела себя импульсивно и бурно. На этом все и закончилось.
Чтобы предотвратить новый приступ стыда, Александр обнял ее и произнес тихим, незнакомым голосом:
— Спасибо, дорогая! Хочешь, чтобы я остался на ночь?
Она покачала головой, заворочалась в его объятиях, тем самым давая понять, чтобы он ушел. Поцеловав ее в лоб, Александр встал с постели.
«Он не понимает, почему я прошу его уйти, — подумала она. — До него не доходит, как трудно мне отказаться от этих спонтанных, горячих проявлений чувств, свидетельствующих о нашем глубоком внутреннем единстве — о любви!»
Тем не менее, она была благодарна ему: вопреки всему, он давал ей то, что мог дать мужчина.
Через два дня она, к его удивлению, стояла в дверях с большим подсвечником в руке.
— Могу я войти? — робко спросила она.
— Сесилия! Добро пожаловать! Устроившись рядом с ним, она прошептала:
— Ты наверняка думаешь, что у меня огромная тяга к мужчинам?
Он коснулся кончиком носа ее щеки.
— Вчера вечером мне стоило большого труда не придти к тебе снова. Сегодня вечером я уже решил, что пойду к тебе. Хорошо, что ты сама пришла! Я так рад этому! — Я хочу не любого мужчину. Ты это знаешь, — шептала она ему на ухо.
— Никакой другой мужчина не посмеет прикоснуться ко мне, как это делаешь ты.
Он погладил волосы на ее висках, нежно и задумчиво.
— Значит, ты тосковала? — тихо спросил он. — Хотела, чтобы я был рядом?
— Мое тело изнемогает от тоски… — еле слышно произнесла она.
Больше они ничего не говорили. Только прерывистое дыхание Сесилии говорило о том, что Александр придумал что-то новое: он целовал ее шею, груди, живот.
Обняв его и всхлипывая, она гладила шрам на его спине, чувствуя на своем лице его губы. Он никогда по-настоящему не целовал ее, если не считать принудительного поцелуя на свадьбе. Он и сейчас не целовал ее в губы, и она не ждала от него этого — ведь поцелуй ведет к…
Внезапно у нее перехватило дух от изумления. Вся ее кровь устремилась к влагалищу в потоке режущей, сладостной боли.
Александр вошел в нее!
— Александр… — беззвучно прошептали ее губы, и она уставилась на него расширенными от изумления глазами.
— Тише, — испуганно прошептал он, весь дрожа. — Не говори ни слова!
Она поняла, насколько все это было хрупко: одно слово, одно неосторожное движение могло разрушить настроение, разбить вдребезги непрочную, словно ночной лед, надежду.
По выражению его глаз она поняла, что он сам не свой: он весь обливался потом, будучи не в силах пошевелиться. Некоторое время он просто дрожал, затем начал медленно двигаться. По его телу пробегала дрожь. Она не осмеливалась пошевелиться.
Сердце ее стучало.
О, Господи, она сама пришла к нему! Она должна все это вынести, должна!
И Александр видел это по ее лицу. Он сжал ее плечи, прося ее уступить, — и все превратилось в головокружительное, безумное опьянение, она ничего больше не понимала, слыша свои всхлипы, видя искаженное гримасой лицо Александра, двигаясь ему навстречу и в конце концов перестала думать.
Мгновение они лежали без сил, не двигаясь, потом Александр встал и надел халат.
— Прости… — пробормотал он каким-то чужим голосом и вышел из комнаты.
Сесилия лежала, словно оглушенная.
«Если он уйдет и бросит меня сейчас, я никогда ему этого не прощу», — подумала она.
Но он этого не сделал. Возможно, он не подозревал, что через закрытую дверь все слышно: он сидел в маленькой прихожей и плакал. Он просто рыдал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});