Юра.
— Верно. Главная заповедь дизайна гласит, что нельзя быть счастливым в жизни, а можно быть счастливым в игре.
Наташа выключила верхний свет, зажгла свечи и закурила сама.
— Сейчас… одна сигарета — и начнем…
Он с удивлением и испугом посмотрел на нее.
— Что с вами?
— Ничего, ерунда.
— У вас пальцы дрожат.
— В самом деле? — Она неприязненно взглянула на свои руки. — Нервишки что-то…
Грянула музыка. Наташа стала двигаться в такт, запрокидывая голову и сгибаясь в каких-то судорогах.
— Ну что же ты? — крикнула она Юре.
Он пожал плечами, показывая, что еще не умеет. Наташа вытащила его на середину.
— Вот так… вот так… ну?!
Он попытался повторить. Она наблюдала за ним, и взгляд ее делался все более странным, застывшим, отсутствующим.
— Юра, я боюсь, со мной что-нибудь случится, — сказала она. — Смертельно устала… от игры. Кирилл выдумал этот дизайн, и мне кажется, что мы не живем, а только самоусовершенствуемся.
— Вы же мастер, вы должны…
— Устала, Юра.
— Неужели и вы несчастны?!
— Я несчастна в игре. Я жить хочу.
Музыка кончилась.
— Я хочу ребенка, — сказала Наташа.
Когда Юра овладел быстрыми и медленными танцами, Кирилл Евгеньевич сказал:
— Вам надо влюбиться. Полагаю, что для вашей избранницы подошел бы стиль тихого, безропотного существа, обладающего нетронутой душой, преданного, искреннего. Есть у вас кто-нибудь на примете?
— Есть, — ответил Юра и на следующий день показал Кириллу Евгеньевичу Сашеньку.
Сашенька стояла у огромного университетского окна, маленькая, в черном свитере с глухим воротом, и ее белая коса была перекинута на грудь. Она держала книгу.
— Что она читает? — спросил Кирилл Евгеньевич, и Юра ответил не сразу:
— Кажется, «Овод», а что?
— Очень важно, мой друг, что читает женщина до замужества. Всегда обращайте на это внимание.
— Вы по ошибке назвали меня другом, учитель!
— Ах да… Спасибо, что напомнили. Впрочем, я тоже к вам привязываюсь… — Тень грустной понурости легла на лицо дизайнера. — Дома неприятности, — сказал он в ответ на немой вопрос Юры.
— Значит, вы тоже… тоже испытываете минуты…
— Только минуты, — поспешно перебил его Кирилл Евгеньевич, и Юра почувствовал, что эта тема для него нежелательна.
— А как вам Сашенька? — спросил Юра.
— Хорошо, что она читает «Овод», — загадочно ответил мэтр.
…Стоял солнечный лыжный декабрь — всего минус десять, — занятий в университете не было (отпустили на сессию), и Юра позвонил Сашеньке:
— Жду тебя с лыжами, поняла? На Виндавском вокзале!
— На каком?
— На Рижском, на Рижском! Надо знать старые названия!
Сашенька послушно примчалась и была все в том же черном свитере, в рукавицах, коса заправлена под шапочку. Сели в вагон…
— Как сессия? — спросила Сашенька.
— Нормально. Всего один экзамен, остальные зачеты…
— И у меня один зачет остался. Кириллу Евгеньевичу. Этот, говорят, режет… Одна девчонка примчалась сдавать из больницы — родила недавно… А он даже не посочувствовал, трояк влепил! А еще всех злит, какой он спокойный. Ставит пару, а сам спокойный-спокойный…
— Это результат тренировок… А ты-то что злишься, отличница?
— За девчонок…
— Кирилл Евгеньевич — человек науки.
— А мне он что-то не нравится. Обними меня, — попросила она.
Он обнял.
— Тебе хорошо? — спросила Сашенька и закрыла ему губы ладошкой. — Не говори, не надо.
— Почему? Я могу сказать. Мне с тобой хорошо…
— Не надо. Пусть лучше я сама за тебя скажу, ладно?
— Как хочешь…
— Тебе хорошо, тебе очень хорошо со мной… ты со мной счастлив.
— Это уже похоже на сеанс дизайна, — заметил Юра.
Они впервые поспорили с мэтром.
— Учитель, вы все время говорите о форме, а содержание? — выразил свое сомнение Юра.
— Оно не имеет значения, — ответил мастер дизайна.
— Значит, и плохой человек может быть счастлив?
— Это софизм… Не увлекайтесь софизмами. — Мэтр был не в духе, но его смягчила жажда познания, прозвучавшая в словах ученика. — Неважно, из чего высекать Моисея — из мрамора, гранита или песчаника. Современная наука, Юра, чаще имеет дело с законом построения материала, а не с ним самим. В человеке нет ничего таинственного, него можно всего передать по телеграфу. Вот только создадим модель клетки — и… Мы живем в век структурализма, Юра, и я недаром стремлюсь смоделировать тип человека, отвечающего духу времени. Вы пока что мой наиболее удавшийся опыт. Гордитесь, Юра.
— Мэтр, я горжусь, — заверил Юра Васильев.
— Тогда я поделюсь с вами моей мечтой, — сказал Кирилл Евгеньевич торжественно, приходя во все большее возбуждение. — Людям, подобным вам и мне, необходимо братство… — голос маэстро замор перед головокружительным рывком ввысь, — братство дизайнеров! — Кирилл Евгеньевич пьянел от вдохновения. — Да, да, да! У меня все полностью продумано. Дизайнеры будут заняты только интеллектуальной деятельностью. Никакого быта, семьи… Радость отцовства они будут черпать из классической литературы — я уже составил список. Они будут влюбляться в героинь древнего эпоса. Представляете, Юра?! Сегодня ваша возлюбленная Пенелопа, завтра — Ярославна, послезавтра — сама Дамаянти!..
Как требовательный к себе дизайнер Юра был недоволен отношениями с Сашенькой. Он овладел формой поведения в заданной ситуации, и когда их с Сашенькой видели вместе, все были убеждены, что они прекрасная пара. Юра подавал ей пальто, дарил цветы и, сходя с троллейбуса, давал опереться на руку. Но у него возникало упрямое подозрение, что Сашенька ждет тех самых необузданных признаний, против которых предупреждал его мэтр. Он сетовал на женскую психологию, вздыхал, сокрушался, но никаких душевных импульсов, отвечающих ее ожиданиям, в нем не возникало. Он как перед загадочным сфинксом останавливался перед Сашенькой, когда она искала в нем признаки одной ей ведомого странного состояния, именуемого влюбленностью.
— Взгляни на меня. Ну где ты?! Где ты?! — спрашивала она, и он недоумевал: чего она хочет?
Его рука деревенела, мышление затормаживалось, и он терял всякую форму.
— Вот таким ты мне нравишься! — приходила она в восторг.
«Ах, вот она, женская психология!» — восклицал про себя Юра, радуясь, что разгадал хитроумные козни Сашеньки.
Она хотела разрушить его гармонию, смутить ясность его души, раздуть в нем угли смуты, хаоса и несчастья…
…Подкрался к телефону, взял трубку, показавшуюся предательски легкой.
— Сашенька, это я!
— Подожди, я перенесу аппарат в другую комнату, — попросила она, и он несколько секунд оцепенело ждал. — Ну вот… Ты хотел со мной поговорить?
— Да, Саша, — произнес он как телефонный робот.
В мозгу стучало.
— О чем же, интересно?
— Вопрос очень серьезный.
— Милый, как я люблю говорить с тобой по серьезным вопросам!
— Видишь ли…
«Мямлю, мямлю, идиот!» — стучало в мозгу.
— Видишь ли, мы должны… нам лучше расстаться.
В трубке смолкло даже дыхание.
— Ты там не умерла?! Ради бога, без сцен.
— Как же мне быть? — спросила Саша. — Не знаю…
— Как же