На этом же заседании фракция левых эсеров обратилась к председателю СНК В. И. Ленину с запросом, в котором подвергался критике ряд законодательных актов и выставлялось требование, чтобы все декреты СНК издавал только после предварительной санкции ВЦИК. Отвечая на запрос, Ленин указывал, что преступное бездействие правительства Керенского привело страну на край гибели и никоим образом нельзя медлить, считаясь с рогатками, которые ставит на пути новой власти буржуазный парламентаризм513. Он назвал левых эсеров «апологетами парламентской обструкции», так как, критикуя декреты СНК, они в то же время не вносили никаких конструктивных предложений. «Вы упрекаете нас в схематичности, — говорил Ленин. — Но где ваши проекты, поправки, резолюции? Где плоды вашего законодательного творчества? Вы свободны были создавать. Но мы их не видим»514.
При обсуждении декрета о создании ВСНХ левые эсеры настаивали, чтобы в состав его руководящей коллегии наряду с представителями рабочих были введены промышленники, предлагали организовать ВСНХ не при Совнаркоме, а при ВЦИК и предоставить половину мест в нем «крестьянской секции, поскольку крестьянство составляет большинство населения»515. Возражая левым эсерам, В. И. Ленин указывал, что ВСНХ не может быть превращен в подобие парламента, а должен быть таким же «боевым органом для борьбы с капиталистами и помещиками в экономике, каким Совет Народных Комиссаров является в политике»516.
Тяготение левых эсеров к буржуазной демократии нашло свое выражение и в их отношении к дореволюционным органам местного самоуправления — земствам и городским думам. Принятый в ноябре 1917 г. декрет СНК о роспуске за контрреволюционную деятельность Петроградской и Московской городских дум они объявили «нецелесообразным и грубо ошибочным… шагом». Однако затем, под влиянием масс, левые эсеры одобрили роспуск дум с оговоркой, что декрет СНК является недействительным, так как «издан с нарушением конституции ЦИК»517. Они упорно стремились сохранить и укрепить земства, несмотря на занятую ими в большинстве случаев контрреволюционную позицию. Такого же рода мелкобуржуазные колебания были характерны и для отношения левых эсеров к Учредительному собранию.
Первое заседание Учредительного собрания должно было состояться при наличии не менее половины депутатов и открыть его должно было лицо, специально уполномоченное Советом Народных Комиссаров. Однако уже 28 ноября, когда депутаты стали прибывать в Петроград, кадеты организовали антисоветскую демонстрацию и намеревались осуществить контрреволюционный переворот, самочинно открыв Учредительное собрание. В тот же день Совнарком издал «Декрет об аресте кадетов — вождей гражданской войны против революции», согласно которому подлежали аресту за контрреволюционную деятельность члены руководящих учреждений партии кадетов.
Левые эсеры выступили против этого декрета, чрезвычайно важного для дела революции. Карелин на заседании ВЦИК заявил, что «аресты грозят срывом Учредительному собранию», и внес запрос, в котором Совету Народных Комиссаров предлагалось дать объяснение, на каком основании арестованы кадеты — члены Учредительного собрания. Этот протест, кстати говоря, находился в прямом противоречии с заявлением Колегаева на II съезде Советов крестьянских депутатов: «…если Учредительное собрание пойдет против воли трудящихся, мы вступим в борьбу с ним»518. ВЦИК большинством голосов отверг «протесты политических групп, подрывающих своими колебаниями диктатуру пролетариата и крестьянской бедноты»519.
Накануне открытия Учредительного собрания газета «Знамя труда» писала: «Октябрьский переворот, открывший шлюзы для свободного и полноводного потока классовых и национальных устремлений, обескровил идею Учредительного собрания, лишив его всякого исторического содержания»520. А нарком почт и телеграфов Прошьян на заседании ВЦИК 22 декабря признал, что «не приходится питать никаких иллюзий относительно того, чтобы Учредительное собрание, с полубуржуазным большинством своего состава, относилось сочувственно к тем целям, во имя которых был совершен Октябрьский переворот», и что «оно не будет укреплять почву для дальнейшего развития социалистической революции»521. На этом заседании были приняты одобренные и левыми эсерами постановления об открытии Учредительного собрания 5 января и созыве на 12 января III Всероссийского съезда Советов, чтобы «всей организованной силой Советов поддержать левую половину Учредительного собрания против его правой, буржуазной и соглашательской половины»522.
Однако в это же время нарком юстиции Штейнберг и член коллегии Наркомата внутренних дел Карелин самочинно освободили арестованных членов «Союза защиты Учредительного собрания», подготавливавших контрреволюционное выступление в день его открытия. В этом факте нашло свое выражение не только отношение левых эсеров к врагам Советской власти, но и попытка левоэсеровского руководства поставить ВЧК под контроль Наркомата юстиции. Подобные действия были резко осуждены на заседании СНК. Тогда же Штейнберг внес проект, согласно которому арест и следственные действия, касавшиеся членов Учредительного собрания и «выдающихся в политической жизни страны» лиц, могли производиться лишь по ордерам, подписанным наркомом юстиции. Эти претензии были справедливо отвергнуты Совнаркомом. В принятом им постановлении указывалось, что Наркомат юстиции наблюдает за деятельностью ВЧК, но оба органа подчинены непосредственно Совету Народных Комиссаров.
ЦК эсеров и фракция правых эсеров Учредительного собрания накануне его открытия обратились к Советам крестьянских депутатов, земствам, думам, эсеровским организациям на местах с призывом встать на его защиту, лживо обвиняя большевиков в намерении не допустить созыва Учредительного собрания и в организации против него какого-то мифического заговора.
Но если заговор большевиков был мифом, то антисоветский заговор эсеров и кадетов — безусловной реальностью. Имея значительное большинство в Учредительном собрании, правые эсеры надеялись с его помощью взять власть в свои руки и восстановить коалицию с буржуазией. Именно этот смысл, соответствовавший и желаниям свергнутых эксплуататорских классов, вкладывался в лозунг «защиты» прав Учредительного собрания. Как только ВЦИК принял решение открыть Учредительное собрание, ЦК эсеров заявил, что этого допустить нельзя, поскольку оно может упрочить свою власть только в борьбе с «народными комиссарами». Если же Учредительное собрание будет открыто декретом ВЦИК, это может лишь упрочить авторитет Советской власти.
Правые эсеры еще до открытия Учредительного собрания усиленно пытались вступить в контакт с левыми и отколоть их от большевиков. Созвав межфракционное совещание, они предложили открыть Учредительное собрание 28 декабря. Левые эсеры настаивали на 5 января. Они хорошо понимали, что принять предложение правых — значит разорвать блок с большевиками, и не пошли на это, оставшись, несмотря на колебания, в «левой половине» Учредительного собрания. Правые же эсеры стремились взять инициативу его созыва в свои руки, чтобы осуществить намеченный ими план свержения Советской власти.
На 1 января 1918 г. правые эсеры намечали созыв Всероссийского съезда представителей всех «демократических организаций, стоящих на защите Учредительного собрания». В этот же день ЦК правых эсеров предполагал провести манифестацию под лозунгами «Вся власть Учредительному собранию!» и «Немедленное открытие Учредительного собрания!». В ней должны были принять участие и контрреволюционные силы, вызванные из Киева, Одессы и Белоруссии, а также броневой дивизион, Преображенский и Семеновский полки523. Фракция правых эсеров собиралась войти в контакт с Викжелем и представителями всех фракций, кроме большевиков и левых эсеров, вызвать в Петроград своих членов, избранных в Учредительное собрание, и открыть его.
За всем этим должно было последовать вооруженное свержение Советской власти.
Заговор эсеров провалился в первую очередь потому, что у них не оказалось достаточно сил. К этому времени эсеровские организации в воинских частях Петрограда ослабли или распались и солдаты не поддерживали больше лозунги этой партии. Попытка эсеров организовать 1 декабря 1917 г. массовые митинги в 23 воинских частях Петроградского гарнизона закончилась провалом. У большинства посланных для их проведения агитаторов не хватило смелости выступить перед солдатами. А там, где выступления состоялись, эсеровские ораторы потерпели полное фиаско.