еще немного глубже.
— Близко, Вика. А точнее?
— Я твоя дрянная малышка, — выдыхаю я.
— Правильно. Моя. Дрянная. Строптивая малышка.
И Староверов отпускает тормоза.
Не скажу, что я перестаю поскуливать и умолять его о снисхождении, но мне действительно все нравится. Добившись от меня признания своей принадлежности ему, Данил ублажает меня так, что я на стонах срываю голос.
И мне плевать, если они слышны за пределами номера.
Староверов тоже не следит за своей громкостью и слова не фильтрует. Если у кого-то из соседей особенно тонкая душевная конституция, это их проблемы.
Мы оба сейчас в темной пучине страсти с головой, и гребем в глубину, где водоворот ощущений полностью поглощает нас и опустошает наш разум, наши чувства. И когда мы ударяемся о дно, оно пружиня выталкивает нас к ослепительному свету.
Обессиленные, мы лежим не в силах пошевелиться. Мне приятна тяжесть тела Данила, тепло его влажной кожи, его запах. Но вот он выскальзывает из меня и перекатывается на спину, увлекая меня за собой. Мне все лень, и я окукливаюсь где-то у него подмышкой, бездумно водя пальцем по линиям его татуировки на руке, которой он меня обнимает.
— Когда отчим стал наседать, — облизав пересохшие губы, начинаю я. — Я стала искать способы свалить из их дома. Жить мне было где, степуху я получала, были деньги на карманные расходы, но это все только пока универ не закончу. Я искала высокооплачиваемую работу и хватала все курсы подряд, которые казались мне перспективными. Собственно, так я и познакомилась с Коробовым, но ты уже, наверно, в курсе.
— В общих чертах. Не знал, что он катил к тебе яйца.
— Сейчас я уже не уверена, что Диме нравилась именно я, и что это не было каким-то заданием. Звучит, как паранойя?
— Ты спрашиваешь об этом у профессионального параноика, — усмехается Данил. — Как говорится: если у тебя паранойя, это не значит, что за тобой не следят.
— Не то чтобы следят, — усмехаюсь я. — Ты правильно выразился, за мной, скорее, приглядывают. Вообще после окончания этих курсов я почувствовала, что моя жизнь находится под дополнительным контролем. Куда бы я ни подавала документы, их всегда проверяли дольше обычного. Даже Ви визу одобряли как-то чересчур долго. Ну и другие мелочи. Строго говоря, всем из той моей группы предложили работу в некоем управлении, трое согласились.
— А почему не согласилась ты? Ты ведь уже знала, что твой отец работал на секретку.
— Сначала хотела согласиться, но отказалась из-за тривиальных вещей: куча запретов на самые невинные вещи, подконтрольность почти во всем. Не понимаю, как это выдерживал папа.
— Говорят, у него был железный характер. Но ты просто забываешь, что времена, в которые он сделал свой выбор, были совсем иные. Тогда у всех было мало возможностей, а на этой должности, при всех ограничениях, их было больше, чем у простого смертного. Подтверждением этого можно считать твое наследство.
— В общем, я решила, что они приглядываются, не стану ли я применять полученные знания, скажем так, в интересах, противоречащих органам. Думала, понаблюдают-понаблюдают, да и отстанут.
— Думала? Сейчас считаешь по-другому? — уточняет Данил.
— А теперь всплывает это наследство, и все становится совсем мутно. Мне про него рассказал Коробов. Дескать, я тут навел справки и узнал. Как-то это неправдоподобно. Уверена, про наследство он знал и раньше. Если уж отчим про него знает давно, то уж секретка тем более. В особенности, учитывая, что сама эта сделка, про которую все говорят, не является секретом, и совершена с молчаливого одобрения руководства. Наверняка за некий откат. А теперь, сдается мне, кто-то там решил, что не грех и все прибрать к рукам. Это если, конечно, все не бред, и наследство существует.
— Коробова заставил рассказать я, — удивляет меня Староверов.
— Серьезно?
— Да. Мне не нравится то, что вокруг тебя происходит. Со своей стороны, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты не пострадала и получила то, что тебе оставил отец. Но я не знаю его так, как ты. Поэтому кое с чем тебе придется разбираться самой. А для этого нужно, чтобы тебя перестали разыгрывать втемную.
— Почему ты мне помогаешь? — спрашиваю, не уверенная, что именно хочу услышать.
— Ты моя. И можешь рассчитывать на мою помощь в любом случае. Если ты перегнешь палку, я буду с тобой разбираться сам. Но, поверь, я не мелочен. Разрешаю развлекаться, как тебе нравится, если ты не забываешь, чья ты дрянная девчонка. И всякие там Казимировы могут даже не облизываться. Впрочем, АВ осталось не долго.
— Однако, ты знал, что за мной есть присмотр.
— Поначалу я был уверен, что это не присмотр за тобой, а твоя группа поддержки.
— Что? — кусаю его за сосок. — Ты решил, что я спецагент, что ли? Ты с дуба рухнул?
Глава 46. Воинские звания
— Я даже не спрашиваю, как в твою больную голову пришла эта мысль! Но скажи мне, великий гений, почему тогда тебя это не остановило в твоих поползновениях? Ты решил трахнуть сотрудника спецслужб? — сказать, что я охренела, не сказать ничего!
— А что такого? — потирая сосок, спрашивает этот… этот… Слова не могу подобрать даже!
— Острых ощущений захотелось? О чем ты думал?
— О твоей красивой пи… — честно отвечает Данил, и отхватывает от меня затрещину.
— Тебе не приходило на ум, что, возможно, это и была бы цель спецагента: затащить тебя в койку, развязать язык, втереться в доверие… Или что там положено делать товарищам под прикрытием?
У меня все в голове не укладывается, какая я, однако, опасная и таинственная в воображении Староверова: работаю на спецслужбы, параллельно занимаюсь промышленным шпионажем в пользу отчима… Офигеть! А я-то овца-овцой: тупо бегаю от Казимировских манипуляций!
— Приходило, конечно! Я все ждал-ждал, когда наконец ты начнешь втираться, еще немного и начал бы заниматься рукоблудием, — обвиняет меня Данил.
Он еще и не доволен, какая прелесть!
— И потом, мне сама идея нравилась. Вряд ли у тебя было бы много звездочек на погонах, и нагнуть какого-нибудь старшего лейтенанта и как следует отжарить… Меня так достали наши министерства, что я жаждал получить моральное удовлетворение!
Как обычно всех зайцев собирался поиметь, перевожу я.
— Так-таки и моральное, — усмехаюсь я. — Может, ты и ролевые игры любишь?
Я подкалываю Староверова, но в его глазах загорается предвкушающий огонек.
— Еще как!
И обводит контур моих губ пальцем. Не удерживаюсь и кончиком языка повторяю его жест, и огонек перерастает в пламя.
— Какое звание тебе присвоим? — хрипло уточняет Данил.
— Полковник? — мой голос