Читать интересную книгу Любовь для начинающих пользователей - Катя Ткаченко

— Выбрался! — передразнила Симба. — Он–то выбрался!

— Не сердись, — взмолился Дракула. — Я больше не буду…

— Чего не будешь? — мрачно спросила Симба.

— Пудрить тебе мозги! — засмеялся Дракула и взял Михаила за плечи. — Помоги лучше!

— Как? — спросила Симба.

— Бери его за ноги, и понесли!

— Куда? — осведомилась Симба.

— На вершину, там солнце! — раздражённо ответил Дракула, и Симба послушно схватила племянника за ноги.

Он был длинный и тяжёлый, нести его было неудобно.

И он никак не приходил в себя — даже несмотря на то что иногда стукался копчиком о землю.

По Симбиным щекам вновь покатились слёзы.

На вершине они положили Михаила у кромки скалистой короны.

Обессиленно уселись рядом.

И опять ощутили гнёт тишины, слева, справа и даже вверху, там, где палило полуденное солнце, царила тишина, вроде бы безмятежная, но пронизанная неведомой опасностью.

Скалы всё так же тихо гудели, и у Симбы снова начала болеть голова, а Дракула вдруг поморщился и начал тереть пальцами виски.

И тут Михаил открыл глаза.

Он посмотрел сперва на Симбу, затем на Дракулу, потом перевёл взгляд на небо, улыбнулся и как–то очень тихо произнёс:

— Слышите?..

— Что? — спросила Симба.

— Слышите?.. — повторил Михаил и замолчал.

Он внезапно сел, прислонившись спиной к скалистой короне, опять как–то заторможенно посмотрел вначале на Симбу, потом на Дракулу, а затем громко и чётко, почти по слогам произнес:

— Слышите, они поют!

You hear them singing

Я видел самого себя лежащим на спине и глядящим в небо.

Глаза мои были широко открыты и абсолютно пусты — точно две стекляшки с точечками посередине.

Бред, полный бред, но я не мог от него отделаться.

Я действительно видел самого себя лежащим навзничь.

И ещё я видел Симбу с Дракулой у озерца под водопадом.

Причём одновременно они шли к вершине.

И в то же время — разговаривали внизу, у подножия горы.

Мне не было страшно, мне было любопытно — я смотрел на самого себя, озирался вокруг, и мне казалось, что я вижу весь мир целиком.

Я впервые понял, что это такое, мир целиком.

Он не просто огромен, он так огромен, что его можно увидеть только раз в жизни.

И для меня этот момент настал.

Тот я, который лежал возле ямы, внезапно дёрнулся и попытался перевернуться.

Наверное, солнце сильно лупило мне в глаза.

Беспомощные, широко открытые, незрячие.

В том–то и фишка — глаза мои были незрячи, но солнце лупило в них, и мне захотелось перевернуться на живот.

Машинально, не чувствуя собственного тела, не чувствуя ничего, кроме ослепительных, жгучих солнечных лучей.

В этот миг Дракула снял тёмные очки.

Он снял очки и впился глазами в голую спину Симбы, которая плюхнулась в озерцо и, взвизгивая, замолотила по воде руками.

Я смотрел на Симбу и видел её грудь.

Отчетливо, будто в бинокль.

Хотя в бинокль сейчас смотрел Дракула.

Старый кобель, как иногда говорит матушка папеньке.

Папеньку с матушкой я, между прочим, тоже видел.

Папенька лежал на пляже под тентом и читал газету.

Слова в газете были не русские, но и не английские.

Напечатаны латиницей, а язык незнакомый.

Турецкого папенька не знает, так что, скорее всего, он просто разглядывает картинки.

А матушка плывёт по направлению к буйкам, и я вижу, что ей хорошо.

Она ведь не в курсе, что на самом деле хорошего мало, её сын валяется без сознания у какой–то дурацкой ямы, и непонятно, придёт он в себя или нет.

Впрочем, и не приходя в себя, я умудряюсь перевернуться на живот, а значит, я всё же не без сознания.

Со мной что–то другое, не знаю что.

Вернее, это тот я не знает, а этот я знаю практически всё.

Вернее, вижу.

Знать и видеть — не одно и то же.

Но для того чтобы знать, ясно видеть необходимо, хоть и не достаточно.

Я ухмыляюсь, глядя, как моё тело пытается устроиться поудобнее, солнце больше не слепит мне глаза, зато шпарит в затылок, но мне это всё равно.

Симба выходит из воды, Дракула воровато опускает бинокль и отводит глаза.

Симба что–то говорит ему, а потом надевает майку — прямо на мокрое тело, жаль, что её грудь спряталась под материей.

И чёрный треугольник тоже прячется, Симба натягивает трусики, потом джинсы, встряхивает своими красными волосами, и они вспыхивают на солнце.

Солнце.

Я совсем рядом с ним, но мне не жарко.

Жарко тем, кто внизу, — и мне, и Симбе, и Дракуле.

И папеньке жарковато, он втягивает лежак поглубже под тент.

А матушка подплывает к буйкам, я отчётливо вижу, как она окунает лицо в волны и отфыркивается.

И столь же отчётливо вижу другую картинку, которая поначалу возникла передо мной в каком–то тумане, однако туман быстро развеялся.

Мужик, что висит у Симбы на стене.

Он идёт по улице и тащит большую сумку.

Зачем мне его показывают — не понимаю.

Мужик лениво тащится с сумкой, и лицо у него довольное.

А потом за его спиной появляется Симба.

Я отдаю себе отчёт в том, что её появление за спиной мужика попросту невозможно. Но разве возможно, чтобы один я смотрел на второго меня, беспомощно лежащего рядом с ямой и уткнувшегося лицом в землю?

Бред. И тем не менее это происходит.

Симба поднимается по склону вслед за Дракулой, Симба вступает в подлесок у подножия горы.

А ещё одна Симба крадётся за человеком с сумкой, и я не понимаю, какая из Симб — лишняя.

Я смотрю на все картинки разом и жду, что будет дальше.

Папеньке надоело притворяться, что он читает газету, он отбрасывает её в сторону, а сам засыпает, я даже вроде бы слышу его похрапывание.

Точно так же он похрапывает вечером после работы, когда, поужинав, ложится на диван смотреть новости.

Матушка доплыла до буйка и нежно его обнимает — похоже, решила передохнуть.

Но меня больше интересует Симба.

Та третья Симба, что возникла за спиной у сумчатого дядьки.

Я смотрю на неё и пытаюсь разгадать её намерения.

Пока она прячется.

Укрылась за телефонной будкой и осторожно выглядывает из–за неё.

А мужик стоит на обочине и курит.

Наверное, собрался ловить такси.

Первая Симба шумно выясняет отношения с Дракулой, но первая Симба меня сейчас не волнует — я откуда–то знаю, что мы с ней скоро пересечёмся на одной территории.

Они с Дракулой появятся рядом с ямой и попробуют поднять меня, он — за руки, она — за ноги.

Вообще–то у них не должно получиться — нам об этом на уроках ОБЖ рассказывали.

Мол, в таком состоянии человек ужасно неудобен для переноски, у него руки и ноги болтаются, а вдобавок он так и норовит сложиться посередине. Даже двое мужчин скорее смогут его волочить по земле, нежели нести. Обычно пострадавшего переносят на носилках, если носилок нет — мастерят из подручных материалов. За руки и ноги человека нести почти невозможно.

Но у Симбы с Дракулой получится, однако покамест мне не до этого.

Я высматриваю, что делает третья Симба за телефонной будкой.

Она лезет в длинный кожаный футляр, что висит у неё на шее на чёрной кручёной верёвочке.

И я догадываюсь, что в этом футляре.

Дротики.

Оперённые с одного конца и заточенные с другого.

Симба достает один дротик.

Поправляет футляр на шее так, чтобы тот не мешался.

Затем встаёт вполоборота, подбрасывает дротик в правой руке, ловит его, вдруг облизывает два пальца левой руки, протирает ими остриё дротика.

И только после этого метает дротик в цель.

Цель маячит неподалёку, повернувшись к Симбе спиной и ожидая машины.

Но цель её не дождётся.

По крайней мере, не дождётся такси.

Цель как пить дать увезут на «скорой помощи», потому что первый дротик уже вонзился левее позвоночника, а за ним летит следующий.

Первая Симба что–то громко доказывает Дракуле, стоя у дерева.

Тот я, что лежит у ямы, уткнувшись лицом в землю, всё так же неподвижен.

Вторая Симба подходит к озерцу, сейчас она сбросит с себя одежду и плюхнется в ледяную горную воду.

И я снова увижу её грудь и чёрный треугольник между ног.

Почему ей не пришло в голову и его покрасить в красный цвет?

Второй дротик втыкается рядом с первым, мужчина неуклюже заваливается и глухо падает на асфальт.

Третий дротик пролетает над ним и исчезает на той стороне улицы.

Наверняка угодил на газон…

И тут я слышу смех.

Симба смеётся за телефонной будкой, Симба подпрыгивает от радости.

Матушка отлипает от буйка и разворачивается, чтобы плыть обратно.

Папенька всё посапывает в шезлонге, он лежит в той же позе, в которой недавно лежал первый я, бессмысленно глядя в голубое июньское небо.