Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отгоняю их, как надоедливых мух, поднимаю с земли платок и осторожно вынимаю одного жука, пытаясь действовать быстро, чтобы второй не убежал.
Можно подержать жука над язычком пламени, но в фильме говорили, что жуков надо готовить именно на противне.
Единственное, что способно заменить мне противень, — это кусочек коры, который валяется рядом с моей правой ногой.
Кора, конечно, рано или поздно загорится, но жук всё равно приготовится.
По крайней мере, я на это надеюсь.
Сумасшедший Майкл, поджаривающий жука.
Хороший жук — мёртвый жук!
Точнее, качественно прожаренный.
Барбекю из жука.
Только предварительно его требуется обездвижить.
А то он спрыгнет с кусочка коры, и у меня останется всего одно съедобное насекомое.
Им я точно не наемся!
Положим, я не наемся и двумя, но два — лучше, чем одно!
Обездвижить жука я могу единственным способом.
Нравится он мне или не нравится — иного варианта нет.
Я опять беру жука в рот и сжимаю челюсти.
Панцирь хрустит, жук дёргается и замирает.
Я кладу его на кусочек коры и подношу снизу зажигалку.
Видел бы кто–нибудь, чем я занят, — здорово бы повеселился.
А мне не до веселья, я пытаюсь поджарить жука, кора становится горячей, жук начинает трещать.
Вернее — потрескивать.
«Интересно, как называется этот жук?» — думаю я.
Или жужелица, или медведка, но для медведки он маловат, и у него не такие мощные передние лапки.
Значит, я готовлю себе ужин из жужелицы.
Жужелица потрескивает, я переворачиваю её с брюшка на спинку.
Чтобы подрумянить и с другой стороны.
Пламя мигает, видимо, сейчас погаснет.
На второго жука зажигалки уже не хватит.
Я с содроганием снимаю жука с горячего кусочка коры и кладу в рот.
Осталось самое простое — разжевать и проглотить, но я боюсь.
Снова кто–то гулко ухает там, наверху, неподалёку от моей норы.
Я начинаю жевать, панцирь горячий, я прокусываю его и чувствую, что у меня сводит челюсти — кора явно не противень, и жук не пропёкся.
Он невкусный.
Он совсем невкусный, он омерзительно горький, и мне хочется его выплюнуть.
Но я глотаю и быстро запиваю водой.
И понимаю, что второго жука есть не буду.
Хотя мне его в любом случае не съесть — эта тварь умудрилась выбраться из платка и свинтить.
Но я и так поужинал.
Пожевал корешок — будем считать, что это салат.
Слопал недожаренного жука — это второе.
И запил глотком воды.
Теперь мне остаётся одно: лечь спать, потому что буравить дырки в стенке я сейчас не способен: мне ничего не видно, кроме нескольких звёзд высоко–высоко в небе.
Да и те скорее угадываются.
В яме становится холодно, я сижу на дне и дрожу.
Сумасшедший Майкл, слопавший жука.
Жук оказался ядовитым, у Майкла окончательно съехала крыша.
Я брызжу жёлтой слюной, в голове у меня — жар.
И я начинаю рычать.
Рычать и царапать стенку ямы ногтями.
Хотя это не ногти.
Я царапаю стенку когтями, я пытаюсь пробуравить в ней множество дырок.
Проделать кучу выемок, выгрызть, выбраться.
Спать я всё равно не смогу, так что буду буравить стенки.
Где бессильны когти, — я помогаю себе бутылкой.
Затем пускаю в ход кусок коры, на котором жарил жука.
Наверху кто–то всё время гулко гукает, но я уже не боюсь, я в ярости, я сражаюсь с чёртовой ямой.
И потихоньку поднимаюсь наверх.
Когда начинает светать, край ямы уже близок.
Я хватаюсь за него, руки дрожат, если я сейчас не удержусь, то шмякнусь обратно на дно и точно сойду с ума.
А я не должен!
Я не должен сойти с ума!
Наконец я выталкиваю своё тело из ямы и утыкаюсь лицом в траву.
И ползу, как гигантский земляной червь — если бы мы с ним встретились, неизвестно, кто бы кого съел!
Я отползаю от ямы, переворачиваюсь на спину и гляжу в небо.
Совсем рядом — вершина, за которой угадывается восходящее солнце.
Я лежу и чувствую, что по моим щекам текут слёзы.
А потом закрываю глаза и решаю просто так полежать.
Немного, с полчаса, не больше.
Ведь мне ещё возвращаться в город, но пока на это нет сил.
Сумасшедший Майкл хочет спать.
Папенька хитро улыбается мне и внезапно признаётся, что он этого не ожидал.
— Чего — этого? — пытаюсь спросить у него, но не слышу звука собственного голоса.
Откровения Дракулы
Симба смотрела в удаляющуюся спину Александра Викторовича.
Лучшую мишень трудно представить.
Бери дротик и метай.
Что будет потом — представить нетрудно.
Александр Викторович остановится и завопит.
А потом начнет падать, картинно, как в кино…
Лицом в землю.
Вот хохма–то!
Но нет, он не упадёт, потому что она не кинет ему в спину дротик. По одной простой причине — дротики лежат в сумке, а сумка у Дракулы на плече.
Александр Викторович бодрым шагом взбирается вверх по склону, а на правом плече у него болтается сумка.
Между прочим, она могла достать дротики у водопада, когда вылезла из озерца и Дракула отвернулся.
Стыдливый Дракула, никогда не видевший голых девок с красными волосами!
Симба хихикнула.
Вода в озерце была ледяная, наверное, отсюда и ощущение небывалого счастья, которое она пережила.
Грязная, потная, сомлевшая от подъема Симба бухнулась в воду, и ей стало хорошо.
А Дракула сидел на берегу и пялил на нее глаза.
За это он и заслужил дротик в спину, вот только дротика у неё в руках нет.
Симба опять хихикнула и ускорила шаг.
Она почти бежала вслед за Дракулой — вприпрыжку, как маленькая девочка.
Он её покормил — там, на берегу, после того как она оделась и сказала, что он может повернуться.
Он разрешил ей съесть два бутерброда.
И сам съел два.
А три оставил безумному Майклу.
Но всё равно — он козёл.
Как Дракула — козёл и как Александр Викторович — козёл.
Если б не его сетевые закидоны, племянник не съехал бы головой. И не потащился бы на эту дурацкую гору. И не пропал бы на ней. И Симбе не пришлось бы бежать собачкой за этим типом. Маленькой собачкой с высунутым языком, собачка бежит и пыхтит. А Дракула топает себе и топает, будто ничего особенного не произошло. Просто пикник. Лесная прогулка.
Ей захотелось громко крикнуть:
— Эй, козлина, стой!
Но вместо этого Симба подняла с земли большую шишку и кинула её Дракуле в спину.
Шишка не долетела, Симба подняла ещё одну и кинула вслед первой.
На этот раз шишка попала Дракуле в плечо.
— Ты чего? — удивлённо спросил он, оглянувшись на Симбу.
Он смотрел на неё сверху вниз, и Симбе стало не по себе.
Он казался громадным — ражий мускулистый мужичина, лысый и с бородой, вон какие у него накачанные плечи, и глаза хитрые, снял зачем–то тёмные очки и пялится на неё хитрыми глазами. И шорты — какой нормальный мужик напялит шорты, если не собрался на пляж?
Впрочем, кто сказал, что Дракула нормальный?
— Ничего! — ответила Симба и кинула ещё одну шишку.
Со всей силы, будто это был дротик.
Шишка попала Дракуле в плечо, и он разозлился.
— С ума сошла! — с каким–то урчанием крикнул Дракула и сбросил сумку на землю.
— Сам дурак! — выпалила Симба и показала ему язык.
Дракула начал спускаться ей навстречу, Симба испугалась и побежала.
Но не вниз, а вверх и в сторону.
Дракула помчался ей наперерез, и Симба поняла, что сваляла дурака.
Сейчас он её поймает, а потом что–то будет.
Что–то очень нехорошее.
Зачем–то ведь он доводил её своими письмами!
Зачем–то выманил племянника из дому!
И устроил так, чтобы она попросила его о помощи!
Дракула — помощник, кому скажи — поднимут на смех.
Харя бы точно гоготал, а смех у хари был отвратительный.
Он смеялся — как квакал.
Уже не харя, а какая–то жаба.
Мерзкий, отвратительный жаб.
Симба посмотрела туда, где ломился через лес Дракула, и внезапно ей почудилось, что по склону бежит совсем другой человек.
И ей стало тошно.
Только хари ей сейчас не хватало и хариных разборок.
И ещё — его тяжёлого сопения ей в ухо.
Когда он догонит её и повалит на землю.
Силой раздвинет ноги и всунет.
«Не хочу!» — подумала Симба и побежала быстрее.
И уткнулась прямо в грудь Дракулы.
Он внезапно выступил из–за деревьев и возник на её пути, как скала.
Которую не обойти, не объехать, которую можно только взорвать.
Но у неё нет с собой взрывчатки!
Дракула схватил её за плечи и сильно встряхнул.
— Ты чего? — спросил Александр Викторович, глядя Симбе прямо в глаза. — Перекупалась?