В конце концов ему даже пришлось выйти на арену, как обычному гладиатору, и все хваленое эльфийское искусство фехтования ему не помогло. Землянин стал богом, а князь отправился в грязь.
Земляне….
Они ворвались в Системные миры, как чертики из табакерки, и было там несколько человек, один другого хуже. Они творили немыслимое, шатали устои и переходили границы, и в конце концов против них поднялась Немезида древняя воительница из народа, который основал Систему. И даже она не преуспела. Ей удалось ликвидировать большинство опасных землян, но потом она встретилась в худшим из них, и тоже отправилась в грязь.
И самым обидным было то, что Соломон когда-то ему помогал. Конечно, сказать, что он собственным руками создал нового бога, было бы некоторым преувеличением, но его вклад все же имел место.
Вся эта история помогла Соломону осознать собственное место в мире, подняться до тех вершин, на которых он сейчас находился, но все же он остался на вторых ролях. Он был лучшим игроком, а худший из землян все равно встал над ним.
Стал внекатегорийным существом.
Стал богом.
И вернул Землю к первоначальному состоянию, обнулив все достижения Немезиды и отменив все смерти.
Тогда Соломону казалось, что это неплохой вариант. Земляне закуклились на своей планете и их грозный потенциал оставался только потенциалом, никак не влияя на происходящее в Системе.
Конечно, кому-то удалось зацепиться и остаться в Игре и в тот раз. И если ректором магической академии можно было пренебречь, поскольку его больше интересовала теоретическая сторона магии, и он редко покидал свою башню волшебника, был еще другой.
Не игрок, но ситуации это не спасало.
Мятежный рейд-босс, один из тех, кому Соломон помогал на том этапе своей игровой карьеры. Он сам вручил ему оружие и билет в Системные миры, но тогда он хотел, чтобы тот просто убил как можно больше игроков и нарушил равновесие силы.
Но в итоге все зашло слишком далеко. Семена исповедуемой им идеологии упали в благодатную почву и проросли настолько обильно, что после отката Земли новый вождь умудрился остаться в Системе, и теперь с новоявленным альянсом «Красный реванш» приходилось считаться даже самым старым и могущественным кланам Игры.
И даже организации, которую возглавлял Соломон. А поскольку у них были диаметрально противоположные взгляды на политику, экономику и общие жизненные ценности, столкновение интересов было неизбежно. А вслед за этим столкновением придет и большая война.
Когда-то Соломон расшатывал Систему, тщательно взращивая и удобряя любые проявления хаоса. Теперь же он был за стабильность, но, словно смеясь над ним и любыми его попытками, хаос только набирал обороты.
Первое включение Земли стало катализатором, который ускорил некоторые вялотекущие исторические процессы. Второе ее включение едва не стало катастрофой…
Теперь же, когда худший из землян пропал и о нем ничего не слышно уже больше десятка лет, а с «Красным реваншем» удалось определенных, хотя и довольно хрупких, договоренностей, и Соломон надеялся на небольшую передышку, в игру вернулась Смерть.
И хотя новый игрок здесь всего несколько дней, равновесие уже нарушено. Мораель мертв, а следующий князь не будет чувствовать себя обязанным по отношению к Соломону, и значит, Дом Красных Ветвей можно вычеркнуть из списка стратегических союзников. Что же касается делового партнерства… Тут все тоже вилами по воде.
А если Смерть сумеет воззвать к худшему из землян…
Тут Соломон с некоторым удивлением обнаружил, что враги уже закончились, а он продолжает рубить мечом каменную статую крылатой шестирукой твари с рогатой короной на голове.
От статуи летели каменные крошки.
Соломон одернул себя и вернул меч в ножны.
Все это от нервов, подумал он. Но как можно оставаться спокойным, если Смерть снова в игре?
Меч стремительно покинул ножны. Соломон развернулся, нанося удар, но его клинок наткнулся на черный щит возникшего из пустоты человека.
Но человека ли?
— Откуда ты тут взялся? — спросил Соломон.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Зашел вместе с тобой, весь путь проделал в стелсе, — объяснил посланник. — Ты, возможно, заметил бы меня, если бы был немного осмотрительнее. А возможно, и нет.
Соломон мысленно обругал себя последними словами. Да, он был слишком озабочен, слишком погружен в свои мысли, и не просто позволил посланнику пройти незамеченным, но и наглядно продемонстрировал ему, насколько он не в порядке.
Правда, конкурентам он ничего докладывать не будет, а тому, кто его послал, нет дела до душевного спокойствия Соломона Рейна.
— Что тебе нужно?
— Как всегда, донести до тебя слова моего повелителя, — сказал посланник. — ты назначил награду за голову Бордена. Отмени ее.
— По правде говоря, я как раз подумывал о том, чтобы ее удвоить.
Посланник убрал щит за спину и покачал глухим шлемом, под которым, наверное, скрывалась его голова. Соломон не был в этом уверен. Посланник никогда не снимал доспехов, и вполне возможно, что топу номер один приходилось выслушивать указания от оживленных при помощи древней магии доспехов.
— Отмени ее, — повторил посланник, повернулся к Соломону спиной и пошел на выход.
— А то что? — бросил Соломон ему в спину.
Хотя на самом деле он знал, что. У него и в мыслях не было пойти наперекор сущности, которая могла отдавать приказы топам. Бравада, за которой на самом деле ничего не стояло.
— Сам знаешь, — равнодушно бросил посланник, даже не обернувшись. — Ослушайся и бог-император Кевин оторвет тебе голову.
* * *
Гарри Борден нашел Дойла на скамейке в городском парке. Скамейку установили в тени раскидистого дуба, старого и могучего. Это было самое крупное дерево в округе, но по сравнению с экземплярами из священного леса его можно было считать не более, чем обычным кустарником.
Дойл спал, завернувшись в плащ.
Мог себе позволить, ведь это не за его голову отваливали награду, предлагая выполнить этот квест каждому встречному.
Гарри присел рядом и толкнул Дойла в плечо.
— О, это вы, — сказал Дойл, мгновенно просыпаясь и прихода из горизонтального положения в относительно вертикальное. — Как прошло?
— Лучше, чем мы рассчитывали, — сказал Гарри.
— Они даже не попробовали?
— Попробовали, — сказал Гарри. — Но без огонька.
— Значит, артефакт…?
— У меня, — сказал Гарри. — Правда, я обещал его вернуть, когда отпадет необходимость.
— Системой клялись?
— Нет.
— Тогда можно и не возвращать.
— А на кой он мне? — спросил Гарри.
— Что, никакого прироста к характеристикам?
— Прирост есть, — сказал Гарри. — А на кой он мне?
Дойл вздохнул.
— Если что-то может быть усилено, оно должно быть усилено, — объяснил он.
— Зачем? — спросил Гарри.
— Лишнего могущества не бывает.
— Ну, может быть, — не стал спорить Гарри. — Итак, артефакт у меня. Что дальше? Для ритуала нужны еще какие-нибудь ингредиенты? Толченый рог танцующего на радуге единорога? Слезы девственных монахинь, которых заставили нарезать лук? Желудочная слизь карликового болотного дракона?
— Нет, — сказал Дойл. — Нужно просто начертить пентаграмму, установить артефакт в ее центре и произнести слова призыва.
— Тогда почему мы еще здесь?
— Может быть, нам все-таки не стоит этого делать? — сказал Дойл. — Мне только что пришел в голову еще один способ вернуть память. Вы же знаете, что помимо магических, в Системе существуют и высокотехнологичные миры?
— Да, — сказал Гарри. — И что?
— Высокие технологии в чем-то заменяют их жителям магию, а в чем-то превосходят ее, — сказал Дойл. — Например, есть процедура полного ментоскопирования…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мы что-то такое уже пробовали, — напомнил Гарри. — Кончилось все не очень хорошо.
— Отличие этой процедуры в том, что сканирование производит машина, а не оператор, и личного контакта у вас с ним не будет, а значит, чисто теоретически, никто не должен пострадать, — сказал Дойл. — Говорят, процедура довольно болезненна, но с ее помощью можно преодолеть любые ментальные блоки, кто бы их там ни понаставил. Даже если это были вы сами.