Читать интересную книгу Запах лимона - Лев Рубус

Мой друг, мастер шифрованья, взял у меня старенький, еще дореволюционный томик Пушкина и отправился домой с тем, чтобы к утру по телефону продиктовать результат.

Но позвонил он мне еще тем же вечером. «Да, видишь, Лева, какая чепуха… Не шифруется по этим стихам… Ну, слово «нефть» не шифруется: в «Русалке» нет буквы «эф»… Как быть?»

— Подумаешь, проблема! — легкомысленно ответил я. — Да возьми любое другое стихотворение, «Песнь о вещем Олеге», и валяй…

Мы повесили трубки. Но назавтра он позвонил мне ни свет ни заря:

— Лева, знаешь, в «Песни о вещем…» тоже нет «эф»…

— Ни одного? — удивился я.

— Ни единственного! — не без злорадства ответил он. — Что предлагаешь делать?

— Ну я не знаю… У тебя какие-нибудь поэты есть? Лермонтов? Крылов? Ну возьми «Когда волнуется…». Или «Ворона и лисица»… Нам-то не все ли равно?

В трубке щелкнуло, но ненадолго. Через час я уже знал: ни в «Желтеющей ниве», ни в «Вороне взгромоздясь» букву Ф найти не удавалось…

Вчера можно было еще допустить, что Пушкин страдал странной болезнью — «эф-фобией». Сегодня обнаружилось, что и прочие поэты первой половины XIX века были заражены ею…

Не представляя себе, чем это можно объяснить, я все же сказал:

— Знаешь, возьмем вещь покрупнее… Ну хоть «Полтаву», что ли? Там-то уж наверняка тысяч тридцать-сорок букв есть. При таком множестве весь алфавит должен обнаружиться…

Мой покладистый шифровальщик согласился. Но через три дня он же позвонил мне уже на грани отчаяния: в большой поэме, занимавшей в моем однотомнике пятнадцать страниц в два столбца, страниц большого формата, ни одной буквы Ф он не нашел.

Признаюсь, говоря словами классиков: «Пришибло старика!», хотя мне и было тогда всего 27 лет.

Вполне доверяя своему соавтору, я все же решил проверить его и впервые в жизни проделал то, что потом повторял многократно: с карандашом в руках строку за строкой просчитал всю «Полтаву» и… И никак не мог найти Ф среди тысячи, двух тысяч ее собратьев…

Это было тем удивительнее, что ближайших соседок Ф по месту в алфавите — У, X, Ц, Ч — не таких уж «поминутных, повсесловных букв» — находилось сколько угодно.

Первые 50 строк поэмы. В них: Х — 6 штук, Ц — 4, Ч — 4.

А уж букв У так и вообще 20 штук, по одной на каждые 2,25 строчки.

Правда, «у» — гласный звук, может быть, с ними иначе. Но и согласных… Если букв в 50 строках 6, то в 1500 строках всей поэмы их можно ожидать (понятия «частотность букв в тексте» тогда не существовало, до его появления оставалось лет двадцать, если не больше), ну, штук 160–200… Около 120 Ц, столько же — Ч… Почему же Фу нас получается ноль раз?

Не буду искусственно нагнетать возбуждение: это не детектив. Мой друг ошибся, хоть и на ничтожную величину. Он пропустил в тексте «Полтавы» три Ф. Пропустил их совершенно законно.

Возьмите «Полтаву» и смотрите. На 378-й строке песни I вам встретится словосочетание: «Слагают цыфр универсалов», то есть гетманские чиновники «шифруют послания». Вот это Ф мой друг пропустил непростительно: недоглядел. А два других Ф были совсем не Ф. 50-я строка песни III гласит: «Гремит анафема в соборах»; 20-я строчка от конца поэмы почти слово в слово повторяет ее: «…анафемой доныне, грозя, гремит о нем собор».

Но беда в том, что в дореволюционном издании слово «анафема» писалось не через Ф, а через О, и друг мой, ищучи Ф не на слух, а глазами, непроизвольно пропустил эти две «фиты».

Осуждать его за это было невозможно: я, подстегиваемый спортивным интересом, и то обнаружил эту единственную букву Ф среди 33 тысяч других букв при втором, третьем прочтении текста.

Комментарии

Л. Успенский, автор выдержавшей не одно издание книги «Слово о словах», умел подбирать слова. В воспоминаниях «Записки старого петербуржца» (1970) он так весело, увлекательно и «вкусно» описал свой студенческий роман «Запах лимона» и феерическую историю его издания, что книжка эта стала несбыточной мечтой всех любителей фантастической и приключенческой литературы. Несбыточной потому, что «Запах лимона» представлял собой настоящую библиографическую редкость; экземпляра его не сохранилось даже у авторов — Успенского и его друга Л. Рубинова (Рубиновича). Уже в шестидесятых годах прошлого века книга была ненаходима; Успенский вспоминает, что подаренный ему около 1960 г. экземпляр «без двух страниц» был мгновенно украден… Можно смело предположить, каких именно страниц недоставало в украденном экземпляре — вероятно, в сталинские годы был «от греха подальше» удален лист с упоминанием имени расстрелянного в 1938 г. Н. Бухарина.

На воспоминаниях Успенского стоит остановиться, так как рассказывает он, по совершенно понятным причинам, не все. Вероятно, «дружеская беседа» в ГПУ была не такой уж доброжелательной. По настоянию Политконтроля ГПУ в те годы конфисковывались книги, раскрывавшие механизмы политического сыска, пусть даже в царской России — например, «В погоне за провокаторами» В. Бурцева и «Секретные сотрудники и провокаторы» П. Щеголева. Внимание ГПУ к «Запаху лимона», тогда еще называвшемуся «НТУ», могла привлечь и сама аббревиатура, созвучная названию советской политической полиции (вспомним историю с изданным в 1922 г. сборником имажинистов М. Ройзмана и В. Шершеневича «Мы Чем Каемся», заглавие которого прочитывалось как грозное «МЧК»), и шпионские техники, используемые в романе английскими агентами — а значит, и их советскими коллегами: «книжные» шифры, радиообмен, убийства с помощью ядов, перехват телефонных разговоров. Роман сделался предметом объяснений на высоком цензурном уровне: так, в книге А. Блюма «От неолита до Главлита» (2009) цитируется объяснительная записка заведующего Ленгублитом Энгеля «По поводу списка книг, представленных Политконтролем ОГПУ как конфискованные». В этом документе, направленном в 1928 г. в Политконтроль ГПУ, об «НТУ» сказано: «Отзыв благоприятный. Советский авантюрно-научный роман, идеологически вполне выдержанный. Смущает подробное описание органов ГПУ. ГПУ высказалось против издания романа. Роман не был выпущен».

Трудно поверить и в действительно фантастическую историю о том, что рукопись романа была затем без ведома авторов переправлена из Ленинграда в Харьков, где роман (опять же без их разрешения) вышел в издательстве «Космос». Скорее всего, Рубинов и Успенский просто-напросто решили действовать в обход цензуры, изменив заглавие романа; в двадцатых годах такая проделка еще могла сойти с рук. А уж для харьковского «Космоса» книга была как нельзя «профильной»: в 1920-х гг. это издательство выпустило, к примеру, знаменитый сборник пародий «Парнас дыбом» и роман-коллаж Н. Борисова «Зеленые яблоки», составленный из переводных текстов семнадцати популярнейших в России западных писателей. «Запах лимона» с его рублеными фразами, головокружительным «кинематографическим» монтажом эпизодов, пародированием всех и всяческих штампов бульварной авантюрно-приключенческой литературы достойно вписался в этот список. К слову, авторы «Запаха лимона» и не думали скрывать истоки своего вдохновения: в одном месте романа следует отсылка к дореволюционным «выпускам» о похождениях Ната Пинкертона, в другом — к экранным мелодрамам.

Менее понятно другое умолчание: «Запах лимона» отнюдь не был первой и единственной пробой пера соавторов. В архиве Успенского хранится машинопись романа «SOS SOS SOS (Агония Земли)», написанного им в 1921-22 гг. совместно с братом Всеволодом и «Л. Рубиковым» (очевидно, Рубиновым). Значит, задолго до «Запаха лимона» соавторы пытались сочинять авантюрную фантастику…

Харьковское издание претензий к ним не вызвало, да и придираться, по большому счету, было не к чему. Роман и вправду, как справедливо замечал ленинградский цензор, был «идеологически вполне выдержан» — а также, по словам ГПУшника из воспоминаний Успенского, мог послужить «хорошим воспитательным средством». Все необходимые ингредиенты были налицо: и неустрашимые и самоотверженные советские контрразведчики, и алчные капиталисты-империалисты со своими политическими марионетками, и шпиономания (шпионы в романе настолько вездесущи, что легко узнают о самых секретных оборонных разработках) и пр. Но было в «Запахе лимона» и иное — ощущение некоей свободы. Идеология как бы отодвигалась на второй план, служила лишь сценической декорацией для создания шпионского боевика на советском материале. Понадобилось сорок с лишним лет, чтобы в СССР вышел очень похожий роман другого вымышленного писателя — «Джин Грин — неприкасаемый» Г. Горпожакса (коллективный псевдоним В. Аксенова, О. Горчакова и Г. Поженяна).

Биография Льва Васильевича Успенского (1900–1978) — романиста, мемуариста, фронтового корреспондента, прошедшего всю Великую Отечественную войну, автора рассказов, детских и научно-популярных книг, наиболее успешно работавшего в жанре популярного языкознания — достаточно известна, и пересказывать ее мы не будем. Краткую биографию своего друга и соавтора Льва Александровича Рубинова (1900-1950-е?) приводит в своих воспоминаниях сам Успенский. Помимо изложенного в вошедших в приложение главках, здесь можно прочитать, что Рубинов был сыном врача-дантиста, участвовал в Гражданской войне, в 1930-х гг. был юрисконсультом крупных советских предприятий. В 1941 г., аттестованный интендантом 1 ранга, он пошел рядовым в народное ополчение, в первый же день на фронте «был тяжело ранен во время бомбежки, эвакуирован в Сибирь, вернулся оттуда полным инвалидом и все же до самой кончины своей работал, думал, писал, жил полной жизнью…»