Призыв его оказался тщетным, а слова — бессмысленными. Перестраиваться было некому. У входа в часовню Гарди встретил итальянца Паоло Авогардо, облаченного в сияющие позолоченные доспехи и ожидавшего своего часа.
— Кто внутри, Паоло?
— Капелланы. Молятся.
— Что ж, продлим их молитвы.
Рыцарь улыбнулся:
— Лучшего применения этому клинку не найти, Кристиан.
— Он все еще может добыть нам место среди святых.
— Нас слишком мало, чтобы войти в рай незамеченными.
— Разве малыш Люка тоже останется незамеченным? — Гарди указал на мальчика, схватившего пращу и мчащегося в укрытие. — Нас затмила молодость.
— Благослови Господи всех, кто сражается с язычниками.
— Они идут. Прощай, брат мой.
Усталость и боль улетучились. Вдруг Авогардо споткнулся и упал, извергая под забралом проклятия и кровавую рвоту. В следующую секунду Гарди ударил янычара аркебузой по голове и проткнул спешившегося сипаха рукоятью сломанного кинжала. Он убивал за своих родителей, сестер, мстил за Марию.
Костер был подготовлен заранее — оставшиеся защитники разожгли сигнальный огонь, известивший великого магистра о падении форта. Ла Валетт не нуждался в подсказках. Турки наводнили все закоулки Сент-Эльмо, выискивая и добивая раненых. Троих мальтийских солдат расчленили на месте, португальского рыцаря кастрировали и накормили собственными гениталиями, а одного испанца подцепили на абордажный крюк и в знак торжества протащили по пыльной земле. Яркие картины жестокости сливались воедино и становились размытыми.
Загнанный в угол многочисленными противниками Гарди продолжал сражаться. Неподалеку он заметил мальчика — теперь тот сжимал в руках меч.
— Все кончено, Люка. Скорее беги!
Ребенок не слышал его, но все равно потряс головой. Одними губами он произнес: «Я остаюсь».
— Возьми, Люка! — Гарди сорвал с шеи серебряное распятие и бросил мальчику. — Он принадлежит живым. Отнеси крест в безопасное место. Спасайся!
Люка потянулся к распятию. Крест придавила чья-то нога — это дервиш хотел забрать трофей себе. Он хохотал, пританцовывал и, вращая ятаган, готовился снять скальп дерзкому мальтийскому щенку. Дикарь недооценил противника. Люка пронзил дервиша и, схватив крест, попятился назад, когда бородатая фигура покачнулась, не удержав равновесие.
Он у меня, сеньор.
— Расскажи им, как мы сражались, Люка. Расскажи!..
Настал момент расставания и полного взаимопонимания, когда осталось лишь проститься навсегда. Вспышкой черно-оранжевого пламени взорвался метательный горшочек, и мир перед глазами Кристиана Гарди разлетелся на тысячу осколков. Он заметил, как вокруг опустилась темная мгла, как сквозь нее пронеслись тени, рыскавшие в поисках молящихся капелланов, как над ним угрожающе нависла высокая фигура в сером. Бог или дьявол?.. Если бы только можно было различить.
Победоносно взвыв, янычар описал ятаганом дугу и ударил лежащего ничком защитника форта. Он собирался вырезать на теле свое имя, искалечить его до неузнаваемости. Удар парировал другой ятаган.
— Прочь! — гневно прошипел янычар. — Это моя добыча.
— Тогда тебе придется сразиться за нее с десятком моих людей.
— Я неуязвимый, командир отряда янычар.
— Ты будешь вполне уязвим, если откажешься отдать трофей.
— Сразившись со мной, ты оскорбишь султана.
— Помешав мне, ты навлечешь на себя ярость корсаров.
Взмах руки — и под горлом янычара возникла дюжина клинков. Отказываясь принимать всерьез это дешевое представление, он плюнул на землю. Они были вонючим сбродом, кучкой головорезов и болванов, лишенных представления о воинской чести и дисциплине. Воры по природе и наемники по рождению. Но это еще не все. Янычар презирал их и даже мог бы унести с собой в могилу нескольких. Но тогда они возьмут верх. Пусть довольствуются своей ничтожной победой.
— Вы впустую тратите силы на труп неверного.
— Мы честно обменяли его на твою жизнь, янычар. Поищи себе другие объедки.
Командир молча отступил, на его лице застыло выражение притворного безразличия, а самодовольные манеры скрывали попранную гордость. Корсары столпились вокруг трофея. Одни пинали тело ногами, другие ощупывали бригантиновый жилет в поисках драгоценностей и золота. Это был тот самый облаченный в малиновый бархат англичанин, который подходил под описание. Такой же, как они, морской разбойник. Живого или мертвого, его следовало доставить к предводителю и за немалую сумму отдать на откуп Мустафе-паше. Даже из костей можно извлечь выгоду. Принесли отрезок деревянного бруса, труп связали и закрепили ремнями, затем двое пиратов взяли шест на плечи и понесли. Собственность обрела хозяина.
Люке предстояло иное путешествие. Он мчался среди неразберихи, карабкался по трупам и осколкам камня, ползком перебирался через открытую местность и зияющие бреши. Жестокие картины и ужасные звуки вторгались в разум. Мальчик старался выбросить их из головы, пробовал тихо напевать народную песенку, которой научил его английский друг. Это лишь усилило страх. Он больше не хотел умирать, не хотел оставаться здесь, сгинуть во тьме. Панический ужас сдавил горло. Люка видел взрыв, заметил яркое сияние над головой Кристиана Гарди, когда тот упал. Погиб добрый человек. Время скорбеть еще не настало, но его могло не хватить и на бегство. Турецкие стрелки следили за перемещениями мальчика. Он испуганно отскочил в сторону, когда мушкетная пуля подняла облако известняковой пыли. Люка заскользил вниз по крутому спуску, руками и ногами впиваясь в камни. Все, кого он знал, сгинули; всё, к чему прикасался, обращалось в прах.
Его поджидали двое турок-новобранцев с аркебузами наперевес — им приказали оставаться на позиции, чтобы предотвратить бегство врага и удостовериться в его полном уничтожении. Люка представлял собой ничтожную угрозу. Один из солдат подмигнул ему. Этот жест должен был успокоить мальчика, прежде чем его убьют. Впрочем, Люка не собирался умирать. Позади турок мальчика манили огни форта Сент-Анджело.
К несчастью, солдаты преградили ему путь, однако еще большим несчастьем было то, что они не умели плавать. Люка бросился на турок, вытолкнув их с поста, и они полетели вниз спутанным клубком молотящих по воздуху рук и ног и сдавленных криков. Неожиданность и внезапность оказались преимуществом. Подняв фонтан брызг, все трое рухнули в воду. Люка забился изо всех сил, освобождаясь от турок. Вдруг чья-то рука схватила мальчика за ногу, утаскивая вниз. Люка дернулся, но хватка только усилилась. Из воды показалось одно лицо, затем второе — люди не хотели тонуть и жадно хватали ртом воздух. В их глазах застыли ненависть и животный страх. Чьи-то пальцы тянулись к его шее, а вес двух тел утаскивал вниз. Мальчик укусил чужую руку, ощутил вкус крови, почувствовал, как кто-то содрогнулся от боли. Хватка разжалась. Люка вновь забил ногами, зацепился и ударил каблуком по незащищенному горлу. Он выскользнул, а противник, барахтаясь, стал захлебываться.