— Не двигайся, — скомандовал он, начав снимать одежду.
Она послушно села на краешек кровати, где он оставил ее, и стала наблюдать, как на пол по очереди летят рубашка, брюки и нижнее белье. Он был потрясающим экземпляром из мира мужчин — ее вдруг разобрала такая гордость, что захотелось показать Лайона всему миру, и в то же самое время она чувствовала чудовищную ревность к каждой женщине, которая лицезрела его в таком виде.
— Иди сюда, — шепнул он, протянув руку.
Энди поднялась с кровати и приблизилась к нему. Он встал у нее за спиной и, положив руки ей на талию, подтолкнул к большому зеркалу в подвижной раме, которое стояло рядом с окном. Она влюбилась в это зеркало еще несколько дней назад, когда впервые увидела его. Оно было почти семь футов длиной, овальная рама, сделанная из красного дерева, украшена изящной резьбой. Зеркало было прочным, тяжелым, но производило впечатление хрупкости и утонченности. Не возникало сомнений, что этому предмету мебели уже больше сотни лет, но амальгаму своевременно обновили, поэтому их отражения были четкими.
Лайон поставил ее прямо перед ним. Он стал аккуратно расстегивать пуговицы на ее платье, еще недавно наспех застегнутые им же. Одна за одной они пали жертвами его ловких пальцев.
С осторожностью Лайон снял ее пояс и провел руками вверх до плеч. Тыльные стороны его ладоней коснулись ее груди, и Энди задрожала. Ослабев от возбуждения и не закрывая глаз, она прислонилась к нему. Девушка ощутила прикосновение прохладного ночного воздуха к коже, когда он начал снимать с нее платье. Под его управлением ткань заскользила вниз по рукам, потом чуть задержалась на талии и бесстыдно упала на пол. Он наклонился и убрал его у Энди из-под ног.
— Все равно сильнее помять его уже невозможно, — выпрямляясь, сказал Лайон с порочной улыбкой.
Она почувствовала, как, увидев ее отражение в зеркале, он вдруг напрягся и задержал дыхание.
— Мне все равно, помялось оно или нет, — прошептала Энди.
Она была заворожена происходящим, чувственность Лайона обволакивала ее, словно паутина. Он медленно, одну за одной, стал вытаскивать шпильки, державшие пучок у нее на затылке, пока золотистые волосы каскадом не упали на плечи. Опьяненный их ароматом, он зарылся лицом в густые пряди. Потом, убрав их чуть в сторону, начал целовать и мягко ласкать языком ее шею. Наконец Лайон поднял голову, и их глаза встретились в отражении, они улыбнулись друг другу.
Он опустил руки с ее плеч на грудь. Пока Лайон возился с одеждой, лифчик то и дело сдвигался и ерзал по телу, теперь груди набухли от возбуждения и невесомое кружево стало тесным. Легко, почти невесомо, он коснулся ее сосков под тканью, будто только намекая на ласку. Если бы она не смотрела в зеркало, она подумала бы, что эти прикосновения — всего лишь следствие разыгравшегося воображения или дуновение ночного бриза. Но ответные сигналы ее тела были реальными.
Он наклонился к ее уху и прошептал с типично мужским удовлетворением:
— В тот день в гостинице я сказал тебе, что твое белье фактически одна видимость.
С этими словами он расстегнул нехитрую застежку бюстгальтера, и, скользнув по рукам, он упал на пол.
— Красавица.
В зеркале она увидела, как его ладони накрывают и осторожно сжимают пышные окружности грудей так, чтобы не причинить ей боли. Лунный свет делал заметными темные кружки, привлекшие внимание его сильных пальцев. Он обводил их плавно, увеличивая интенсивность, пока она не почувствовала желание, которое практически причиняло боль. Наконец он коснулся набухших горошин сосков, и она ощутила это прикосновение где-то в глубине собственной женственности. От удивления и восторга Энди выкрикнула его имя.
— Не знаю, сколько времени я могу это делать, — простонал он. — Это фантазия, которую я хотел превратить в реальность. Но, господи, как ты прекрасна!
Его руки заскользили вниз по ее ребрам. Когда они достигли застежки на нижней юбке, Лайон наклонился вперед и повернул ее голову к себе: их губы встретились. Пока они целовались, она чувствовала, как он медленно снимает с нее последний элемент одежды. Не разрывая объятия, она переступила через легкую ткань, образовавшую молочную лужицу на полу. Его желание было твердым, очевидным в прикосновении к ее пояснице, но он мужественно сдерживался, чтобы насладиться видом ее обнаженного тела.
Они посмотрели на свои отражения в зеркале. Одна его рука распласталась по ее плоскому животу, крепче прижимая к восставшей мужской силе, другая двигалась вниз, лаская ее бедра, и ниже, мимо золотистого треугольника, обещая наслаждение.
— Я теряюсь, Энди Малоун. Ты выглядишь как ангел, но ведешь себя как соблазнительница. Звуки, которые вырываются у тебя из груди, когда я тебя ласкаю, совсем не похожи на божественное пение, это самая распутная песнь. Золотая и бархатистая, ты похожа на холодного, неприступного идола, но ты таешь в моих объятиях. Поклоняюсь ли я тебе как идолу, или люблю как женщину?
— Люби меня. Сейчас. Пожалуйста, Лайон, сейчас.
Энди повернулась в его руках и опустила ладонь, поощряя возрастающее возбуждение его мужского естества, не оставляя никаких сомнений в том, чего именно ей хочется. Лайон подхватил ее за бедра и перенес на кровать. Он аккуратно уложил Энди, помня о своем обещании, что больше никогда не возьмет ее так поспешно, бездумно. Это не на пользу им обоим. Он лег рядом с ней, и когда Энди перекатилась на него, остановил ее, положив руку на грудь.
— Мы никуда не спешим, — прошептал он, перед тем как легонько поцеловать манящий изгиб.
Твердый сосок скоро оказался у него во рту, он стал играть с ним языком. Эта ласка была искушенной, жаркой, и женщина застонала от желания. Он посасывал его, а затем снова пускал в ход ловкий язык.
— Лайон, пожалуйста.
— Я больше не буду с тобой эгоистом. Дай мне любить тебя.
Его руки гладили ее тело, губы роняли случайные поцелуи здесь и там. Он читал ее, словно у него была секретная карта, находил самые чувствительные точки: тыльные стороны предплечий, дорожка от шеи к груди, нежная кожа живота. Проворный язык нырнул в ямку пупка и присвоил его. А затем его подбородок, нос и губы коснулись ее в таком интимном месте, что она закричала от удовольствия, смешанного с мукой любви к нему. Он практически заставлял ее балансировать на грани, впадать в беспамятство, каждый раз удерживая на поверхности и не давая ей забыться без него. И только когда обоих почти колотило от желания, он накрыл ее собой и вошел в ее сладостное лоно. Лайон двигался ритмично, плавно, приподнимая ее бедра ладонями — чтобы она познала его целиком, всего. Их тела были будто вылеплены друг для друга, их любовь была «синхронной», ровной, страстной. Выдыхая слова нежности и восхищения, он забрал ее с собой, в сладкое забытье.