- Да я уж счёл, дядь Степан! Ещё когда ты Демьяна Сухорукого с сотней отправил задних татар бить! – ответил Никита. - С нами сотня. Конные все. У боярина Ондрея и Хасана – по полусотне. Тож конные.Ты что задумал, воевода?
- Сотня – это хорошо, - задумчиво промолвил Степан, будто не слыша вопроса Никиты. – Здеся стойте! Ни на шаг отседова! Я скоро…
Степан тронул поводья и исчез в густых зарослях дикой груши, раскинувшихся вдоль дороги. Выбрав место для засады, он воротился к дружине и собрал десяцких.
- Слухай сюды! - сказал Степан, рукавом утирая пот с лица. – Вытянемся в кущарях вдоль дороги в линию. Лошадям, чтоб ненароком не всхрапнули, морды торбами для овса обвязать! Дале! Место тама такое, что наспротив нас сразу лес клином заходит на шлях, а шлях круто загибается. Бить будем в серёдку строя татаров. Передовой отряд бьём. Как только я медведём рыкну, стрелы пускаем и на шлях выскакиваем. Рубим по одному-два ордынца и сразу же уходим в лес. В рубку затяжну не вступать, ибо сомнут числом татары! Одного срубил, и хорошо! И сразу ж в лес! Уразумели?
- А ну, как их тысяча? – спросил кто-то из десятников. – Ить не дадуть уйти!
- Потому и говорю: в сечу не ввязываться! – Степан нахмурил брови. – Проходим, аки нож сквозь масло и исчезаем в лесу! Что непонятно?!
- Веди, воевода, чего уж там! – сказал старый знакомец Демьян из Михайловского. – Место только укажи!
- Выводите людей! – приказал Степан и развернул Тумана.
Скоро засадная линия была выстроена, и потянулось время ожидания.
Но вот дрогнула земля… Раз… Другой… Послышался издалека конский храп, звяканье удил, ровный топот копыт по пыльному шляху…
Степан напряг слух, пытаясь определить по доносившимся звукам численность вражьего отряда. По тому, как тяжело содрогалась земля под мерной конской поступью, понял: идёт тысяча.
«Эх, матерь Божья! Ну, спаси и сохрани!» - подумал Степан, с трудом удерживая Тумана, почувствовавшего предстоящую битву... Он сам понимал риск, коему подвергал свою сотню. Но и то понимал, что, врубись они сейчас в строй ордынцев, великое смятенье создадут в их рядах, надолго задержав продвижение войска татар.
Он ещё до подхода татарских чамбулов отправил в степь отряды Хасана и боярина Ондрея, чтобы те изловили и уничтожили шныряющих впереди и по бокам ордынского войска войска харабарчи, чтобы те не обнаружили основные силы дружины. Теперь он был спокоен, не опасаясь удара с тылу.
Потянулась перед глазами первая сотня ордынцев…
У каждого воина был заводной конь, а у кого и два. Это давало возможность татарам идти сутками, преодолевая огромные расстояния, и неожиданно появляться там, где их совсем не ожидали. А жевать высушенный на ветру кусок мяса и спать они могли и в сёдлах…
Степан пропустил четвёртую сотню и тихо стащил торбу с головы Тумана, ласково поглаживая шею коня. Увидев это, дружинники тоже стали освобождать конские морды, готовясь к броску.
Наконец, потянулась вдоль засадной линии пятая сотня и Степан, привстав в стременах, рявкнул что есть духу по-медвежьи.
Татарские лошади в испуге присели на задние ноги, а из рощи полетели птицами стрелы, вышибая ордынцев из сёдел.
Степан снова рыкнул, и вся дружина с рёвом бросилась на татар.
Всё получилось не так скоро, как рассчитывал Степан, ибо оставшиеся без седоков лошади заметались по шляху, загораживая проходы. Но кметы, неожиданно вырвавшись на дорогу, действовали дерзко и уверенно.
Сталь ударилась о сталь, хрипы и стоны нарушили тишину и покой погожего летнего дня… Татары пытались отбиваться, но мощь натиска была такой, что их просто смели со шляха, как прошлогодний бурьян, срубая одного за другим в дорожную пыль.
- Уходим! – крикнул Степан, увидев замелькавшую в прогалах между деревьями конницу татар, спешащую на подмогу.
С глухим треском вломились в лес. Глухо застучали по корневищам кованые копыта. Всхрапывали, ёкая селезёнкой, разгорячённые кони. Ударил в раздувающиеся после рубки ноздри хвойный воздух. А вокруг в пёстрый хоровод закручивались рыжие стволы сосен, белые стволы берёз и зелёные, густые кроны; поляны в поздних цветах и грудах жёлтых, коричневых и красных шляпок грибов…
И сотня рук закостенела на рукоятках мечей – своя родная земля становилась враждебной, потому что сами не устерегли её…
Тохтамыш потемнел лицом, сощурив и без того узкие, раскосые глаза.
Адаш минуту назад осадил около Великого хана своего коня и, упав лицом в придорожные травы, доложил о дерзком налёте русов на передовой отряд.
- Скольких мы потеряли? – спросил сквозь зубы Великий хан.
- Более сотни, повелитель! – Адаш говорил, не поднимая головы.
- А где были твои харабарчи, Адаш! Почему они не обнаружили засаду русов ещё на подходе?
- В степи было полторы сотни разведчиков, повелитель. Разбитые на десятки, они стерегли поход. Но они исчезли… Не нашли ни одного из них. Я думаю, их больше нет в живых…
- Ты думаешь, Адаш?! Ну-ка, встань! – привстав в стременах, Тохтамыш стеганул своего главного харабарчи, поднявшегося с земли, камчой так, что у того лопнула ткань халата на плече. – Ты ещё что-то думаешь?! Не было ни одного сражения, ни одной крупной стычки с русами, а мы уже начали ежедневно терять людей сотнями! И что будет дальше?! Может быть, мне свернуть поход, пока мы всех не потеряли?! Ответь мне, Адаш!
- Мы вышли на войну, повелитель! – твёрдо сказал Адаш. – И русы сопротивляются нашему вторжению. Разве могло быть иначе?
- Ты уже мне вопросы задаёшь?! – вновь взъярился хан. – Пока мы дойдём до Москвы, Адаш, русы вот такими наскоками изведут половину нашего войска! Ты это понимаешь?
- Понимаю, повелитель! – Адаш мельком взглянул на Великого хана. – Впредь я буду посылать разведку чамбулами, ибо здесь, на землях русов десятки подвергаются истреблению.