Она проносится мимо меня, держа в руках свою одежду:
— А тебе какое дело?
— Никакого, — огрызаюсь я. — Я беспокоюсь о команде, и, как бы меня это не раздражало, ты единственная, кто, похоже, может соответствовать стандартам. Так что давай оставим все в прошлом, чтобы ты могла вернуться в школу, вернуться в команду, и мы закончим год дружно, прежде чем нам больше никогда не придется видеться.
— Я не вернусь в эту школу.
После этих слов она исчезает в ванной, захлопывая и закрывая дверь на замок.
А я стою там, все еще одетая в форму, замерзшая и испачканная в грязи и траве после драки.
Я протягиваю руку и кладу ладонь на дверь.
— А пьеса? — спрашиваю я, зная, что окончание первоклассной подготовительной школы было не единственным, что удерживало ее в Мэримаунте. У нас есть средства на классы искусства, в отличие от многих государственных школ. — Я слышала, ты дублерша Каллума. Возможность главной роли? Разве ты не ждала этого так долго? Неужели она действительно важнее всего того, чего ты хотела раньше?
Она не отвечает, но затем я слышу:
— Кто?
Я поднимаю голову, смотря сквозь дверь:
— Не трать мое время. Я умнее, чем ты думаешь.
Это занимает несколько секунд, но дверь распахивается, и на пороге стоит Лив в черных выцветших узких джинсах, белой майке, с распущенными волосами, которые выглядят так, будто их не расчесывали несколько дней.
— Мартелл? — почти удивленно спрашивает она,
Я немного отступаю, в кои-то веки благодарная ей за спокойный тон.
— Учиться не в школе упрощает задачу, не так ли? — отмечаю я. — У вас обеих не будет соблазна встретиться. Вы можете сохранить свои отношения в тайне. И она не лишится работы.
Лив моргает, а затем что-то мелькает в ее глазах.
Веселье.
— Эм, да, — кивает она. — Ты угадала, — с этими словами Лив заходит в комнату, идет к кровати и убирает грязную одежду в спортивную сумку. — Она думала, так будет лучше. Просто слишком сложно хотеть друг друга все время, понимаешь?
Я прислоняюсь к двери, слушая ее.
— Ты все еще ученица.
— Как все любят мне напоминать.
— И ее все еще могут уволить.
Лив тихо смеется, все ее внимание сосредоточено на сумке, но при этом она не отводит от меня взгляд.
— Что ж, это был способ удостовериться, что я не вернусь в Мэримаунт, Клэй.
Чтоб ее. Я бросаюсь вперед, роняя лампу, стоящую на маленьком столике рядом с диванчиком. Она падает на пол, абажур срывается, лампочка разбивается, и в комнате становится темно.
— Тогда уходи! — рычу я, слезы застилают мои глаза. — Просто уходи! Я не просила тебя вернуться на игру!
— Да, ты же сидела на скамейке, — огрызается Лив и, подобно змее, осторожно приближается ко мне. — Ты так хорошо справлялась сама, не так ли?
— Конечно, — выпаливаю я. — Я это я. О, самонадеянно верить, что это имеет к тебе какое-то отношение.
— О, думаю, что имеет, — она надвигается на меня, пока я не упираюсь в стену, и прижимает ладони по обе стороны от моей головы. — Есть причина, по которой ты так сильно ненавидишь меня. Почему? Давай уже разберемся с этим. Почему ты всегда меня ненавидела?
— Потому что ты мерзкая! — выкрикиваю я, почувствовав запах ее шампуня. — Все просто. Самая основная человеческая функция — размножение, а ты не сделаешь этого с другой девушкой. Ты больна на всю голову. Мы созданы не для этого.
— Хочешь узнать, для чего мы созданы?
Лив прижимается ко мне, но я отталкиваю ее.
— Ты отвратительная.
— А ты жалкая, — она снова хлопает рукой по стене рядом с моей головой. — Ты жалкое существо, Клэй.
— По крайней мере, я не трахаюсь со всем, что движется. — Я пристально смотрю ей в глаза, в двух дюймах от ее носа. — Ты действительно думаешь, что счастлива? Ты бросаешься на кого попало, просто чтобы скоротать время? Ты тоже ненавидишь меня. И знаешь почему? Потому что мне никто не нужен. Я могу быть стервозной, избалованной и вредной, но мне никто не нужен!
— Тебе нужно это, — парирует она.
Это? Борьба или?..
— Нет, не нужно.
— О, тебе нужно это, — шепчет Лив, но ее голос тверд. — Тебе так сильно это нужно, что ты сломалась, когда я ушла из школы, не так ли? Тебе больше не с кем развлечься, и именно поэтому я и ушла!
Я качаю головой.
— Нет, я…
— Я не позволила тебе выиграть, — объясняет она. — Я просто ушла от людей, которых ненавидела. Тех, что не заслуживают меня. Тех, что не принесли мне никакой пользы.
На мои глаза наворачиваются слезы, и я вижу, как дрожит ее подбородок.
— Мне поставили зачеты, — продолжает Лив, сдерживая слезы. — Я поступила в Дартмут, и мне больше не нужно разбираться со всем этим дерьмом. Ты не стоила борьбы. — Она хватает меня за воротник. — Ты ничего не стоила!
Я толкаю ее, но она не ослабляет хватку.
— Никто из нас ничего стоит, верно? Джэгер сама за себя, верно? Тогда проваливай. Свали отсюда! Уходи!
— И уйду! — кричит она. — Я ухожу, Клэй. И больше не вернусь!
Я делаю резких вдох, но у меня перехватывает дыхание, мои колени подкашиваются, и я соскальзываю по стене.
Она наклоняется ко мне.
— Я ухожу.
Нет. Слезы застревают у меня в горле.
— Покидаю это место, — говорит она.
Я качаю головой. Нет…
— И я никогда не вернусь!
Ее крик звенит у меня ушах, и через мгновение она встанет, выйдет за дверь и никогда не вернется, потому что Лив не лжет. Упрямая и сильная, она выживает при любых обстоятельствах и никогда не лжет.
Узлы скручиваются так сильно, что разрываются у меня в животе, тошнота поднимается к горлу, и я закрываю глаза, слезы текут по моему лицу. Я отталкиваю ее и бросаюсь в ванную, падаю на колени и наваливаюсь на унитаз. Я кашляю, отплевываюсь и задыхаюсь, чувствуя желчь во рту, но единственное, что происходит, — это крик, слишком мучительный, чтобы его услышать.
О, Боже.
Она не может уйти. Она не может. Я не могу…
Положив локти на сиденье унитаза, я обхватываю голову руками, когда что-то заполняет мое горло, а желудок дрожит.
А затем… Я чувствую, как что-то теплое накрывает мою спину, руки обхватывают мое тело, а пальцы приподнимают мой подбородок и убирают волосы с моего лица.
Я напрягаюсь, инстинкт подсказывает мне оттолкнуть ее, но все, чего я хочу, — это она. Я падаю в ее объятия и плачу.
— Ты не должна уходить, — бормочу я. — Ты не должна бросать меня.
— Ш-ш-ш… — Лив убирает мои волосы назад.
Я не открываю глаза, напряжение постепенно исчезает, голова кружится, когда тепло и нежность ее прикосновения убаюкивают меня.
— Ты не должна была уходить.
Все остальные сдались.
Она обнимает меня некоторое время, и я не знаю, она это или я, но мы прижимаемся друг к другу все крепче.
— Что ты делаешь? — шепчет она мне в ухо, и я чувствую слезы на ее щеках. — Что ты со мной делаешь, Клэй?
И я понимаю, что она не держит меня. Лив держится за меня, потому что не я одна так одинока.
— Что тебе нужно? — спрашивает она. — Скажи мне, что тебе нужно.
— Только это, — отвечаю я. — Просто не двигайся, Лив. Пожалуйста, не уходи.
Мои родители дают мне все, что бы я ни пожелала, потому что не хотят ссор. У мамы больше нет сил воспитывать меня, а отец считает, что лучше проводить время в другом месте. Лив была всем, что у меня осталось. Я старалась причинить ей боль, чтобы иметь значение.
Я жила ради нее, моего врага, которого никогда не хотела победить. Борьба, которую я не хотела заканчивать.
Но, Боже, ее руки. Ее прикосновения. Ее ровный голос.
Больше.
Открыв глаза, я смотрю на нее и вытираю слезы.
— Я передумала, — говорю ей, когда мы встречаемся взглядами. — Думаю, мне нужны углеводы.
Четырнадцать
Оливия
Я жую пиццу, поглядывая на Клэй. Она только что вышла из душа, одетая в шорты для сна с изображенными на них синими осьминогами и белую рубашку хенли [13], ее волосы все еще мокрые. Несмотря на то, что в комнате есть маленький круглый столик с двумя стульями, мы сидим на ковре, около окна гостиничного номера на шестом этаже, между нами лежит открытая коробка из-под пиццы.