– Мальчишка, стой! – заблажил мордатый, не ожидавший такого четкого и прямого ответа.
Захожу в столовую одним из первых, завтрак у нас с восьми до без пятнадцати девять, а потом – занятия. Костян убежал, наверняка к директору, но у меня с собой козырь из козырей. Берём вместе с Бейбутом завтрак. Эх, как я соскучился по местной еде, вроде, в Венгрии всё богато и необычно, а тут лучше. Молочный суп с лапшой! Булочка с повидлом и маслом, яичко, сваренное вкрутую и белый хлеб. Входящие в столовую приветствуют меня, все без исключения, даже подлец Пашка, комсорг, руку протянул. Пожал. А чего – мне не в падлу, настроение с утра хорошее, хотя щас мне его испортят. Вон Ленка ко мне идёт! А может и не испортит, ведь на ногах у неё чулки! Так-то их не видно, но Карлыгаш сказала чулки – значит не колготки.
– Толя, я так соскучилась! А остальное ты привёз мне? Что я заказывала – жвачку, картинку на стену красивую, духи, газировку чешскую…
– Венгерскую, поправляю её я, – удивляясь, что весь список у меня в наличии, а я ведь его даже не разворачивал! – Всё купил, сверялся трижды со списком. Не знаю только отдавать тебе или нет? Кто там к тебе в окно залазил?
– Сам дурак!
Взметнулась короткая юбочка в горошек, обнажив для всех край чулок. Теперь всем видно – это чулки! Закончился мой эксклюзив. Все эти мысли вылетели из головы через пару секунд – в столовую заглянул новый директор и вахтёр.
– Штыба, срочно ко мне в кабинет, – негромко сказал Ким.
– Позавтракаю и приду, – спокойно сказал я, приступая к чистке яйца.
– Ты что, оглох! – подтявкнул из-за спины директора Костя.
– Я что, потом холодное есть должен? Или вообще не есть? Я спортсмен между прочем, у меня режим питания.
– Ты в первую очередь комсомолец и ученик, и вообще, ты ещё ребенок, по сути, – подставился директор. – И обязан выполнять все мои распоряжения и Константина Михайловича тоже.
– В таком случае, я напишу жалобу в комитет партийного контроля, на ваше самодурство, и не знаю, что вам ваши партийные товарищи скажут на то, что вы детей еды лишаете, – я встал и спокойно отодвинул булочку, нелупленное яичко и чай в сторону Бейбута.
Бейбут, разумеется, ни разу не сомневаясь, стал чистить яйцо, засунув булочку себе в рот. Столовая затихла от такого наезда. Раз этот Ким правильный я буду тоже правильным.
– У нас срочный разговор, а поесть ты потом сможешь, – побагровел кореец.
– Холодное? И если не сожрёт никто, – я с возмущением показал пальцем на соседа. – У вас что там, пожар? Ну, пошли тушить, но жалобу я напишу на вас обоих сегодня.
– Наглость – второе счастье? – иронично спросил Ким, идя со мной в свой кабинет. – Ну ладно, я тебя от еды оторвал, а Константин Михайлович в чём виноват? В том, что ты его матом послал, когда он тебя застукал за проникновением на режимный объект через окно?
– «Наглость второе счастье» – это про вас, ну или товарищ вахтёр вам соврал. Жалобу я напишу на то, что он меня ночью, когда я приехал на такси из аэропорта, в общежитие не пустил, и я зимой замерзал на улице. Как вы думаете, так с ребенком поступать можно? – жестко поставил акценты я.
Ким аж остановился у себя перед дверью!
– Как не пустил? – спросил он.
– Ну а чего бы мне лезть в окно этого режимного объекта, в котором я по несчастию живу? Лес кругом, я час мерз как собака, потом плюнул и залез через окно, – вру я, заходя в кабинет.
А тут многое поменялось! Нет удобного кресла Палыча, много личных фоток Кима, целые стенды на стенах.
– Он утром рано приехал, а у нас с семи тридцати проход разрешен по вашему же приказу, – перевел стрелки Костя.
– Это для всех, а жильцов надо пускать в любое время, – не выдержал невозмутимый директор.
– Позвольте, вы сами сказали – проход в общежитие даже для жильцов до десяти вечера и с семи тридцати! До этого у меня приказ вообще двери не открывать.
– Николай Сергеевич, – возмутился я. – Вы бы версии согласовали, а то будет допрашивать вас следователь, а вы будете разное говорить.
– Да какой следователь! – чуть ли не заорал Костя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ты палку не перегибай, – недовольно поморщился новый начальник, только сейчас понимая, что оставлять детей на морозе – преступление, по факту, пусть даже они и провинились и опоздали, или даже, страшно сказать, раньше пришли.
– Не знаю, у меня в груди хрипы, температура была, пришлось таблетку пить и тошнит. Думаю из-за переохлаждения, – не иду на мировую я.
– Да не замерз бы ты, – сказал вахтёр.
– Надо было ещё раз попросить, – предположил Ким.
– Да вот попросил ещё раз, и ещё, и всё равно не пустил, и замерз я как раз вопреки вашим словам. Если со мной что случится, бегите сразу в тайгу, батя мой вам не простит, – пугаю я их теперь родителем. – Что вы хотели мне срочного сказать, из-за чего мне поесть не дали?
– Иди, доедай, нам поговорить надо, – секунду поразмыслив, сказал Николай Сергеевич.
– У вас совесть есть? Вы же видели, что Казах слопал мою порцию, он парень простой и всегда голодный.
– Неэтично называть людей по национальности, – задумчиво сказал директор.
– Это фамилия, а не национальность, – сказал я и ушёл.
Глава 34
Глава 34
Разумеется, в столовую я не пошёл, нет смысла. Мой друг с редкой фамилией уже съел все, что я ему от своего завтрака оставил. Я иногда вообще думаю, что с Карлыгаш он не из-за секса, а из-за её близости к кухне.
– Через пять минут занятия, а ты даже не рассказал про Венгрию, – попенял мне сосед.
– Чего рассказывать? Угорщина, как есть, – зевнул невыспавшийся я. – О, да у меня же фото есть!
Я на ходу показал общее фото с немцами, Бейбута оно, конечно, не впечатлило, а вот выпавший рисунок гологрудой Лизы привел его в ступор.
– Кто это? – тупо спросил он.
– Познакомился в Москве с ребятами из МГИМО, брат и сестра. Вот она ещё и художница, подарила мне рисунок на военную тему, там снайперша, на мою бабулю похожа, ну и этот я выпросил.
– Красивая, а у тебя с ней…
– Нет, и не планировал, просто взял рисунок из любви к искусству, – сразу понял я блеянье соседа.
– Подари? – смотрят на меня два больших глаза паренька.
– Карлыгаш тебе яйца вырвет, – сухо информирую я.
– Да надо расставаться с ней, я хотел после Нового Года, а вон видишь, опасно ей жить пока по старому адресу.
– Чего вдруг расстаться? – спросил я уже на ходу.
– Замуж она выходит, её давно посватали, а сейчас она и сама созрела, говорит, семью и ребенка хочу, и не такого как ты, а настоящего, – поведал Бейбут с каким-то надрывом.
«Мне ещё и этой проблемы не хватало, надо познакомить с кем-нибудь его», – думаю про себя, и тут же получаю от своего внутреннего эго, загробленного отказами и обломами, – «себе сначала помоги»!
– Ладно, рисунок твой, – посопев, согласился я. – А завтра идём этих твоих обидчиков искать, ноги им вырвем.
На уроке физики меня сразу с планами на завтра обломали!
– Штыба, у тебя завтра краевая олимпиада по физике. Не забыл? – спросила физичка.
– Она не прошла что ли ещё? – удивился я.
– Нет, к счастью. Вот математику ты пропустил, а на физику успел. Первый тур завтра.
– Второй, что ли, ещё будет? – принялся вспоминать, как это было устроено во времена СССР, я.
– Будет, для восьмерых, кто в первом туре больше баллов наберёт. Второй тур – экспериментальный, первый – теоретический.
Занятия для меня отменили, дав задание готовиться к олимпиаде. Я и в самом деле многое забыл, помнил только почему-то молекулярку от и до.
После двух уроков физики у нас была физ-ра рядом, на стадионе. Сдавали нормативы на лыжах. Я сдал легко, а представитель советской школы бокса Бейбут сдал со второй попытки. С улицы пришли разгорячённые морозцем. Минус двадцать в Красноярске! Четвертым и пятым уроком у нас иностранный, а в час тридцать уже обед. После обеда тоже будет мероприятие, придётся нам с Бейбутом опоздать на тренировку или вообще не ходить. Стою, читаю объявление: