— В принципе, да. А что делать?
— Н И Ч Е Г О! Если он лег и молчит, ты тоже молчи, занимайся своими делами. Пусть перегорит, успокоится, поспит. Потом сам все тебе расскажет, тогда и будешь его ободрять, успокаивать, советовать что-либо. Если у него неприятности по работе или поссорился с кем-нибудь, он тебе обязательно расскажет.
А, если произошло нечто такое, о чем он тебе сказать не может, так дай ему время хоть придумать, что-либо правдоподобное. Не дергай его.
— Например?
— Ну, например — он поссорился с любовницей.
— Анна Александровна! — взмолилась Лена, — да, что вы такое говорите?
— Леночка, давай будем реалистами. Все мы под богом ходим, и всякое в жизни случается. Предположим, была у него случайная связь, и теперь эта женщина его шантажирует. Я уж взяла, на мой взгляд, самое неприятное, что может случиться. Не обижайся. Ты же понимаешь, что он тебе об этом никогда не расскажет. Мужик психует, а ты его еще дергаешь. И, хотя он сам виноват, но ведь мухой найдет сто пять причин, чтобы обвинить тебя во всех смертных грехах и устроить скандал. Тебе это надо? Поэтому, не лезь на рожон. Себя надо любить.
— Анка, — обратился к жене Стас, — ты-то, где такой житейской мудрости набралась? У тебя общий стаж семейной жизни пять лет. Четыре года с первым мужем, да год со мной
— Так я ведь не на необитаемом острове жизнь прожила. Вот ты мне много раз говорил, что видишь людей насквозь, никто тебя не обманет и не перехитрит. Это и есть самоуверенность. Я, конечно, не экстрасенс, — продолжила она с хитрой, лукавой улыбочкой, — но некоторым ясновидящим, не будем указывать пальцем, мозги затуманить еще могу.
Стас расхохотался, сгреб свою Аннушку в охапку и усадил ее на колени.
— Дуришь, значит, своего мужика, манипулируешь им. Змею, стал быть, я на груди пригрел, а, Кнопка? — спрашивал он, обнимая жену и глядя на нее нежным и обожающим взглядом.
— Не дурю и не манипулирую, — ответила Аня, — глядя на своего Оболенского с не меньшей любовью. — Я закрываю шлагбаум для любого негатива, который может проникнуть в наш дом.
— Лена, — неожиданно вмешалась Люся, — если ты хочешь сегодня закончить, то давайте попьем чайку, кофейку и продолжим. Потому, что эти голубки теперь до утра ворковать будут, если их не остановить.
После небольшого перерыва съемка продолжилась.
— Скажите, — обратилась журналистка к Анне, — всем известно, что сильная страсть со временем затихает и даже проходит. Насколько я поняла из наших бесед, страсть у вас со Станиславом была просто обжигающей. А как дела обстоят в этом плане сейчас?
— Лена, конечно, сейчас уж такого не бывает, когда мы по нескольку дней из постели не вылазили. Поутихли страсти, устаканились. Однако дело в том, что Стас ничем не любит заниматься наспех, тем более сексом. Ему надо понежиться, приласкаться. Если он сильно устал или утром спешит на работу он ничего и не начинает
— Леночка, реплика из зала принимается? — раздался голос Шуры.
— Конечно.
— Не верь ей, ничего у них не устаканилось. Они по-прежнему частенько занимаются любовью в той самой беседке, где это случилось в первый раз. Стас, за прошедший год намного реже ездил в командировки. Все проблемы решает мухой за три дня. Боится от своей Кнопочки оторваться. Что касается торопиться на работу, то я свидетель. Не далее, как сегодня, Станислав Георгиевич, вместо половины восьмого утра, как мы с ним договаривались, явился на работу в половине десятого. Опоздал на суперважную встречу по одной простой причине, занимался любовью с женой, — с ухмылочкой произнес Шура.
— Иваныч, — вмешался Стас, — я тебя премии лишу за длинный язык.
— Ой, напуга-а-л! Да перетопчемся с божьей помощью! — иронично ответил тот.
— Станислав, в ваших с Анной чувствах друг к другу никто не сомневается. Это видно невооруженным глазом. Мне интересно понять вот, какую вещь. Сошлись два уже сложившихся, зрелых человека. У каждого свои привычки, свой, годами сформировавшийся характер. Не трудно было найти общие точки соприкосновения? Ведь любовь любовью, а менять свою натуру в вашем возрасте, задача вряд ли выполнимая.
— Леночка! Вопрос — не в бровь, а в глаз, — воскликнул Оболенский. Действительно, это единственное, чего я в глубине души опасался, вступая в брак. Да, это именно я настоял на официальной регистрации и венчании. Я хотел этого сам и совсем не желал, чтобы Анюта оставалась в ранге сожительницы. Я искренне хотел, чтобы она стала моей законной женой. Хотя побаивался, что или мне придется в чем-то себя ломать, или в чем-то сломить Анюту. Чего я совершенно не желал. Она не пацанка, из которой можно вылепить то, что тебе надо.
К счастью, мои страхи оказались напрасными. Может потому, что мы уже люди, умудренные жизненным опытом, не раз битые судьбой. Единственно, что изменилось в моих привычках, причем, без всякого давления с ее стороны, это то, что насколько я любил оставаться в своей квартире один и наслаждаться этим, настолько я теперь не могу находиться в доме без Анны.
Моя квартира, это была моя территория, на которой я был бог и царь. Я возвращался домой, часто отключал телефоны, медитировал, о чем-то думал, строил модель поведения на предстоящей деловой встрече и т. д. и т. п.
Сейчас у меня тоже бывает необходимость остаться наедине с собой. Я иду в свой кабинет и могу там оставаться столько времени, сколько мне надо. Даже переночевать. Упреков со стороны жены не будет.
Не поверишь, Лена, я никогда не просил Анну в это время меня не тревожить. Она поняла это сама. У нее просто потрясающее чутье на то, что мне в данный момент нужно. Причем, это проявляется во всем. Так что теперь мне просто жизненно необходимо ее постоянное присутствие рядом. Даже, когда я медитирую. Мне кажется, что мы и молчим в унисон, — с улыбкой заметил он.
— А вы, Станислав, чувствуете, чего хочет ваша жена, прислушиваетесь к ее желаниям? — поинтересовалась Лена.
— Да, безусловно, как же иначе. — Мне даже теща говорит, что я ее балую. Может и так. А кого мне еще баловать? Внуки далеко. А любимую женщину и надо баловать. Надо позволять ей даже покапризничать.
Существует непререкаемый закон — больше отдаешь, больше получаешь сам. Это касается не только денег. Чем больше любви, нежности, заботы отдаешь любимой женщине, тем больше получаешь взамен. Если бог дал мне женщину, для которой я хочу жить, как же мне ее не холить, не лелеять, не исполнять ее желания? Это доставляет мне самому огромную радость и удовлетворение.
— Лена, — заметила Анна, — он и себя любимого не обижает. Ты открой его шифоньер, посмотри, сколько у господина Оболенского костюмов, рубашек, галстуков, обуви. На целую роту хватит.