— Понятно, — сказала Елена. — А знаете, на что я обратила внимание. У Оболенского такие живые, выразительные глаза. Он одним взглядом может выразить все, что думает и чувствует. Поэтому, я и удивляюсь, каким образом в офисе, он умудряется смотреть на людей деловым, отстраненным взглядом, по которому ничего нельзя определить.
— Годы тренировки, чтобы никто не догадался, о чем Они, Станислав Георгиевич, думают в этот момент, — ответила Аня.
— Мы с Олегом заходили к нему в офис, я хотела хоть пару минут снять его на рабочем месте. Ни за что не позволил. Разговаривал с нами нормально, шутил, улыбался, зашла какая-то сотрудница, он, как по мановению волшебной палочки изменился. Деловой, сосредоточенный, строгий. Прочитал документ, подписал, все, свободна.
— Если он так привык и ему так удобно вести себя на рабочем месте, я не собираюсь ему указывать. Мне, лишь бы он дома был домашний. Лена, ты, когда в Москву летишь? — поинтересовалась Аня.
— Завтра вечером, даже ночью, — ответила та.
— Ты, наверное, и Тюмени не видела?
— Честно говоря, нет. Вот в центре, возле гостиницы и офиса. А это все рядом.
— Когда закончим, отправляй Олега в гостиницу, а сама оставайся у нас ночевать. Чайку попьем, поболтаем, — предложила хозяйка.
— Да вы что? Оболенского удар хватит, — рассмеялась журналистка.
— Ничего он не скажет! Мы его спать отправим. А завтра его водитель повозит нас по городу. Поснимаем, пофотографируемся. Оставайся, Лен! Не каждый день я с такими интересными людьми встречаюсь.
— Хорошо, если Станислав Георгиевич не будет против, я с удовольствием останусь.
Стас с Шурой стояли на лоджии. Шура курил, а Стас, распахнув окно, смотрел вниз.
— Осень, какая теплая стоит — чудо! Даже не верится, что пойдут дожди, грязюка начнется. Моя Анютка по мокрому, грязному асфальту совсем ходить не умеет. Я иду рядом ничего, а у нее все брюки до колен в грязи.
— Да, конечно, это трагедия! Брюки чистить надо. А так бы ничего, грязь можно пережить. Подумаешь, машину каждый день мыть, — саркастическим тоном заметил Шура.
— Ехидна, — улыбнулся Стас, толкая друга в плечо.
— Да нет. Просто интересно, что ты даже явления природы теперь рассматриваешь с точки зрения того, удобно это или нет для твоей Анны.
— Смешно?
— Ничуть! Я рад за тебя Стась, — серьезным тоном ответил Шура. — Да, я молиться готов на твою Анюту, что она так благотворно подействовала на моего братишку.
— Ты готов молиться, а я и молюсь. Она, когда спит, свернется калачиком такая маленькая. И я действительно благодарю бога за то, что он ее мне послал.
— Слушай, а тебя в самом деле в день Юбилея осенила мысль о женщине?
— Знаешь, Шур, в тот раз, когда наши дамы с тобой в конце вечера прощались, целовали тебя, на "посошок" пили, я перехватил взгляд твоей Люсьены. Я не поэт и вряд ли смогу подобрать правильные слова. В нем было все — и любовь, и ирония, и нежность, и уверенное спокойствие. Дескать, бог с вами, обхаживайте, целуйте моего Санечку. Все равно он мой и любит только меня. Честно говоря, я тебе так тогда страшно позавидовал.
— Я помню, у тебя что-то настроение в конце вечера испортилось. К нам не поехал, Филипповну, как она перед тобой не крутилась, с собой не взял. Что с тобой случилось тогда? Я на следующий день спрашивал, а ты только отмахнулся.
— Да не нужна мне эта Светлана, сто лет! — воскликнул Оболенский.
— Ну, это сейчас, а в день рождения мог бы и расслабиться, — усмехнулся Шурик.
— Ой, Шурка, прекрати, — с досадой махнул рукой Стас.
— Пришел я вечером домой, сел и задумался. Пятьдесят лет стукнуло. И вроде бы всего, чего хотел, того и достиг. Сына на ноги поставил, у меня стабильный, хорошо отлаженный бизнес, деньги есть. Квартиры, машины, коттедж — все есть. Женщины тоже вниманием не обделяют. А моей нет. Моей женщины, которая будет смотреть на меня таким же взглядом, как твоя Люсьена.
И тогда я действительно воззвал к небу. Господи, просил я, ну пошли мне мою женщину! Не святую, не идеальную, но мою. Предназначенную только мне. Неужели я еще не отработал свою карму? Неужели я не достоин такой радости? — молил я. — И бог меня услышал и послал!
— Стась! Ну, ты все-таки у нас не от мира сего, — вздохнул Шура. — От времени твоего воззвания, до встречи с Анной прошло четыре года!
— А я у бога не один, — рассмеялся Стас. — Не поверишь, Шурка, года через два после того, как я стал регулярно отправлять свою просьбу в Космос, со мной произошел странный случай Я, как-то во время медитации заснул, чего со мной никогда не случалось. И вижу, как сон наяву. И главное голос слышу.
На облаке, вроде, сидит мой ангел-хранитель и говорит, дескать, а что ты ропщешь, Оболенский? Ты просил меня помочь тебе воспитать хорошего человека из сына — я помог. Ты просил меня помочь наладить бизнес — я помог. Ты просил меня помочь заработать много денег — я опять помог. Ты никогда раньше не просил послать тебе женщину, а я посылал и много женщин. Но, когда они влюблялись в тебя, ты бежал от них, как черт от ладана. Тебе не нужна была их любовь, забота, ласка, душевное тепло. Тебе нужны были только деньги. Теперь у тебя много денег, так пойди и купи. Купи и заботу, и ласку, и сердечную привязанность. Купи бескорыстную любовь! У тебя же очень много денег.
Знаешь, Шурка, я проснулся в холодном поту. Но, видимо отработал я все-таки свою карму. Послал мне бог мою Анюту. А то, что много времени прошло со дня моей просьбы, наверное, ангелу-хранителю долго поискать пришлось. Я ведь мужик привередливый, мне, кого попало, не подсунешь, — ухмыльнулся он.
— Это уж точно, — согласился Шура. — Мы с Люсей заметили, что в последние год, два, до встречи с Анной, ты как-то обособился, отдалился от нас, закрылся в себе.
— Да у меня был еще один очень серьезный повод для недовольства собой, — ответил Стас. — Я когда пришел к выводу, что добился всего, задумался, а что дальше? Было такое чувство, что всю жизнь я стремился к какому-то финишу и очень хотел прийти первым, победить. Всю жизнь участвовал в какой-то гонке, крутил педали изо всех сил. Причем, гонка эта была не по гладкому асфальту, а по буграм и колдобинам. Я падал, поднимался и снова крутил педали. И, вдруг, вот он финиш.
Я все преодолел и пришел победителем. А действительно, — думал я, что дальше-то делать, к чему стремиться? Сил, вроде, еще не меряно, а цели нет. Заработать еще больше денег, это не цель. Сыну я уже не нужен.
— Стасон, что ты лепишь-то? — возмутился Шура.
— Я не в том смысле, что отец ему не нужен, — уточнил тот. — Просто Юрась уже твердо стоит на ногах и не нуждается в моей помощи, покровительстве и опеке. Я вдруг ощутил такую пустоту. Когда пропадает цель, жизнь теряет всякий смысл! Сиди и жди смерти.