Читать интересную книгу Чёрные ангелы в белых одеждах - Вильям Козлов

8. История одной красивой девчонки

Первый раз Лина заметила, что отчим проявляет к ней нездоровый интерес полгода назад: вернувшись из школы в субботу, она как обычно приготовила себе ванну, в крышку от флакона накапала душистого зеленого будузана и подставила под струю теплой воды. Приятный запал разлился в маленьком помещении. Когда ванна наполнилась, а белая пена вздымалась наподобие сугроба, она неторопливо разделась. Последними стянула с длинных ног белые шелковые трусики, встряхнула и, не удержавшись, понюхала. Потом встала перед запотевшим зеркалом над раковиной, трусиками протерла его и изучающе осмотрела себя: видны были острая твердая грудь с маленькими красными сосками, впалый живот с аккуратным пупком, приподнявшись на цыпочках, увидела в зеркале черный треугольник из коротких курчавых волос. Еще год назад волос было мало и они были светлыми. Потрогав грудь, она вздохнула: для ее стати грудь была маловата. У многих девчонок в седьмом-восьмом классе грудь гораздо больше. Смотреть ей на себя нравилось, это уже вошло в привычку. Конечно, заметных перемен в себе она не наблюдала, но все же грудь заметно прибавлялась, это было ощутимо даже на ощупь. Лина знала, что мужчинам нравятся девушки полногрудые, статные, с выпуклыми бедрами и ягодицами, а она себя считала хотя и красивой — одни огромные зеленые глаза или золотистые волосы чего стоят! — но слишком длинной дылдой с тонкими руками и ногами. И зад маловат… Вспомнив про зад, она повернулась вокруг своей оси насколько хватило сил и огладила ладонью ослепительные выпуклые ягодицы, будто провела ладонью по атласной подкладке. Вроде и задница округляется…

Осмотром она осталась довольна: мальчишеская угловатость, костлявость исчезают, вон какие у нее прямые стройные ноги с круглыми гладкими коленками, а у некоторых девчонок коленки пупырчатые, неровные, как сжатый кулак. Она вспомнила как отчим зимой, когда вертелась в комнате перед высоким до потолка старинным зеркалом насмешливо заметил: «Чего вертишь задницей, она у тебя пока как кроличья мордочка…» — и противно засмеялся…

Будто что-то толкнуло Лину в лопатку, она вскинула вверх глаза и встретилась взглядом с отчимом, который смотрел на нее из кухни в небольшое окошко над самым потолком. Что-то загрохотало, наверное, табуретка упала со стола, и лицо отчима исчезло. Девочка столбом стояла у зеркала и думала о том, как она выйдет отсюда и увидит отчима?.. Она готова была провалиться сквозь пол, глазам стало горячо, желание залезать в горячую ванну пропало. Скорее бы пришла мать, она отправилась в гастроном за водкой и пивом. В субботу и воскресенье родители не садились за стол без выпивки. Нельзя сказать, чтобы они сильно напивались, но Лине надоело слушать их разговоры о своих сослуживцах, начальниках, про машину, на которую давно уже собирали деньги. На всем экономили, Липа ходила в школу в капроновой куртке, из рукавов которой далеко высовывались ее тонкие руки. Куртка была куплена два года назад. Неужели не понимают, что она выросла из нее, стыдно в такой ходить? У девочек модные пальто, финские куртки, а у нее советский ширпотреб на вырост. Рукава блестели, на груди, как медаль, ничем не выводящееся жирное пятно, даже не знает, где его посадила. Скорее всего в трамвае, там работяги в грязной одежде любят прижиматься к девчонкам, сколько раз она в тесноте пробиралась к выходу, натыкаясь на них. А какие масляные глаза у некоторых, руками так и норовят дотронутся до груди или задницы. Один молодой хлыщ терся за ее спиной, сопел, двигал ногами, а ей было в давке не отодвинуться, не обернуться. И другие девочки говорили, что к ним в общественном транспорте в часы пик прижимаются разные нахалы.

Из ванной Лина вышла после того, как пришла мать. Ее позвали обедать, но она ушла в свою комнату и стала феном сушить свои длинные густые волосы, раздумывая: сказать матери про подглядывание отчима или нет? Решила ничего не говорить, потому что мать всегда принимала в ссорах, — а Липа часто ссорилась с отчимом — его сторону. Мать была на шесть лет старше своего второго мужа и готова была для него на все. Он и на нее покрикивал, но она с виноватым видом молчала. Родной отец бросил их, когда Лине было пять лет, с тех пор она его ни разу не видела, но алименты присылал аккуратно. Отец вскоре женился на другой женщине, ее Лина не видела, да и видеть не хотела. Как всегда бывает в распавшихся семьях, она вместе с матерью во всем обвиняла отца, которого мало и помнила. Огромный кудрявый великан с большими серыми глазами — таким он иногда вспоминался ей. И еще его руки, большие, но нежные… Мать, выйдя через два года замуж за Михаила Михайловича Спиридонова, вырвала из альбома почти все фотографии первого мужа, осталось лишь несколько, где они сняты вместе. Мать их спрятала в роман Кронина «Звезды смотрят вниз».

Спиридонов был среднего роста с залысинами на широком лбу, толстыми чувственными губами, с короткой черной бородкой и усами почему-то каштанового цвета. Руки у него короткие с пальцами-сардельками, а подушечки больших пальцев были плоскими и круглыми. Он в шутку говорил, что мог бы ставить ими на бумагах печати… Эти «печати» особенно раздражали Лину, она старалась за столом не смотреть, как он ест. Родной отец, уйдя из дома, оставил им в старом доме на Литейном отдельную двухкомнатную квартиру, а сам уехал в Киев. Его вторая жена была родом оттуда. Надо полагать, что отдельная квартира в Ленинграде в глазах Спиридонова имела немаловажное значение для женитьбы, так, по крайней мере, повзрослев, думала Лина. Мать Валентина Владимировна в свои сорок четыре года выглядела, несмотря на косметику, на все пятьдесят: у водянистых глаз — сетки тонких морщинок, на щеке у носа крупная бородавка с длинной волосиной, подкрашенные хной волосы с краснотой, фигура — расплывшаяся, с мощными бедрами и топкими ногами. Симпатичными были у нее губы: полные, розовые. Мать всегда подчеркивала, что Лина полностью уродилась в отца… При всей ее ненависти к нему, не отрицала, что он был красивым и женщины вешались ему на шею. Москвина считала, что ей повезло со вторым замужеством, а может, просто понимала, что это ее последний шанс и угождала мужу во всем. Она работала заведующей отделом в галантерее на Литейном, от работы до дома ей пять минут хода. Спиридонов был шофером «скорой помощи», сутки отдежурит с бригадой — двое отдыхает. «Отдыхал» он с дружками в пивных барах, хорошо еще, что дружков в дом не приводил.

Если поначалу Лина полностью разделяла нелестное мнение матери о своем первом муже, то уже в седьмом классе стала все больше задумываться, что, возможно, отец был прав, что ушел от нее: хотя характер у матери и был покладистым, она была неумна, сентиментальна, любила посюсюкать, например, своего Мишеньку называла не иначе, как «мой пампушечка», «мой гладкий котик», «папулечка». Лину коробило от этих прозвищ, а Спиридонов, благодушно улыбаясь и не стесняясь падчерицы, похлопывал мать по огромному заду, называя ее: «мой комодик». Он тоже был второй раз женат, имел двоих детей. Родом он из Сланцев, вернувшись из армии, женился на ленинградке, прописался в коммунальной квартире, но так и не дождавшись в длиннющей очереди отдельной квартиры, разошелся с первой женой. Какая была причина, Лина не знала, родители на эти темы предпочитали, по крайней мере, при ней, не разговаривать. Может, отчим и навещал своих детей, к ним же они ни разу не приходили.

В доме не было книг, в пятницу они ходили в кино на Невский или в «Спартак» на Петра Лаврова, а в субботу и воскресенье смотрели дома телевизор, попивая бутылочное пиво с вяленой рыбой. Водку мать наливала отчиму и себе только перед обедом и ужином. Бутылки, иногда двух, им хватало на выходные. В субботу мать пропускала рюмки, а в воскресенье отчим — ему ведь в понедельник на работу.

После того случая в ванной, Лина замазала белой краской квадратное окошко и стала мыться в отсутствие отчима, перестала и звать мать потереть мочалкой спину. Валентина Владимировна, правда, выполняя эту операцию, говорила ей приятные слова: «Ишь, какая у меня растет гладкая телочка, уже и грудка яблочками торчит, и попка аппетитная, только не отращивай такой холодильник, как у меня, хотя мужикам толстые задницы и нравятся, тяжело ее таскать… Да ты у меня уродилась в своего противного папку: высокая, стройная, глазастая да и волосами он тебя наградил золотыми… Эх, Венька, подлая твоя душа, но был красавец, ничего не скажешь! Бабы за ним бегали, и натерпелась же я от него… И шейка-то у тебя лебединая и плечи узкие, не то что у нынешних дылд задница с кулачок, а плечи, как у грузчика…».

Родного отца звали Вениамином Константиновичем Москвиным — мать оставила фамилию бывшего мужа — коренной ленинградец, он был инженером-строителем и преподавал в строительном институте, там и сошелся с выпускницей инженерного факультета из Киева. Мать скупо как-то оборонила, что студенточка-хохлушка околдовала Веньку, если он не только семью, но и Ленинград бросил ради нее. И мстительно прибавила, что она тоже ему ветвистые рога не раз наставляла…