Карле вспомнилось большое полотно в центре стены. Она улыбнулась и кивнула.
– Отец отравлял жизнь матери, деду и мне... – мрачно продолжил Джарид. – Когда я стал достаточно взрослым, чтобы позаботиться о ней, я стал уговаривать мать бросить его, вечно озлобленного грубого... Она отказалась. Когда я спросил, почему мама объяснила очень просто: любит его... Такая красивая и утонченная женщина, а ведь осталась с ним, покорно примирясь с тем адом, в который он превратил ее жизнь! И все только потому, что любила его! – воскликнул Джарид и так сжал челюсти, что заиграли желваки на скулах. – Я не разделял ее чувств, но остался в доме, чтобы защищать ее... В тот же день, когда ее похоронили, я ушел из дома, от его ненависти...
– Потом с отцом случился удар, – мягко сказала Карла. – И ты отказался навестить больного...
Невеселая улыбка вновь вернулась на его лицо:
– Да. И тут же заслужил репутацию жестокого человека. Это было несколько лет назад. И с каждым проходящим годом, и с каждым приступом отцовской болезни, которую я игнорировал, эта репутация усугублялась.
Карла нахмурилась:
– Но в этот раз, когда он позвал, ты пошел к нему. Почему?
Выражение его лица вселило надежду в ее сердце:
– Из-за тебя... и того, что ты сказала.
– Ты пошел из-за меня?! – воскликнула она. —Но, Джарид, я не говорила ни слова! Ты ведь не спрашивал моего мнения.
Джарид покачал головой:
– Тебе не надо было ничего говорить. Ты была рядом, делила мою постель, радовалась вместе со мной и лечила меня.
– О, Джарид... – сказала Карла и больше ничего не смогла произнести. Ей мешали говорить слезы.
– В больнице дела были плохи, Карла, – сказал Джарид подавленно. – Когда я приехал, он не узнал меня. Так я и сидел возле него и ... Я понятия не имел, что скажу ему, если он узнает, но...
Джарид тяжело вздохнул.
– ...Ночью с ним случился припадок или что-то в этом роде. Врачи засуетились вокруг, меня выгнали из палаты. Его положили в одну из палат постоянного контроля – ну, знаешь, где все стены прозрачные? – Он вопросительно поднял брови и, когда Карла кивнула, продолжил: – Я стоял у стены и смотрел, как он борется за свою жизнь... и тут вспомнил твои слова о согласии... и вдруг я понял, что моя мать могла выбирать. Отец любил ее, как вещь, и ненавидел ее за это. Но без ее согласия он никогда бы не смог использовать ее... Когда врачи вышли, они смотрели на меня в удивленном смятении: старик в очередной раз пережил кризис! Когда я вошел, он был в ясном уме и узнал меня... Мы помирились, Карла. Я никогда не буду любить его, но ненависть прошла. И мне кажется, это кое-что значит...
– Нет, Джарид, – мягко поправила она, – это значит очень много.
Некоторое время он молчал. Затем поднял руку и коснулся ее волос:
– Мне нравится, когда твои волосы распущены... Я говорил тебе?
– Да, – сказала Карла, чувствуя, как тает от нежности ее сердце. – Каждый раз, когда мы занимались любовью...
Его рука вдруг замерла, а голос охрип от не свойственных ему ноток неуверенности:
– Я был страшно груб с тобой нынешним утром... Мне нет прощения... и нет другого объяснения, кроме того, что ты ужасно была нужна мне... Я не совладал с собой, а этого со мной никогда не бывало...
Она протянула руку и погладила его нахмуренное лицо:
– Я понимаю.
– Но ведь я использовал тебя!
Она в притворном удивлении подняла брови. Джарид рассмеялся:
– С твоего согласия?
Она рассмеялась вслед за ним:
– Конечно.
В его глазах замерцал свет, всегда волновавший ее. Он обнял ее.
– Ты по-прежнему испытываешь ко мне влечение, Карла? – шепотом спросил он.
– Нет.
Она почувствовала, как напряглось его тело. Он развернулся и положил ее на спину, а сам склонился над ней.
– Нет? – спросил он требовательно. – Как ты можешь так говорить после того, что было сегодня утром? Черт возьми, Карла. Ответь мне!
– Ты еще любишь меня? – ответила она вопросом.
– Да! Я люблю тебя! – прорычал он. – А теперь скажи, почему твое влечение исчезло?
Карла безмятежно улыбалась:
– Потому что я люблю тебя... а влечение и любовь – две совершенно разные вещи.
Он засмеялся. Сначала тихо, а затем неудержимо.
– А знаешь, ты права. Мне кажется, у меня тоже было влечение... Но это – небо и земля... Влечение – неплохая штука, – сказал он, наклонившись и пылко целуя ее. – Но любовь во сто крат лучше.
– Да...
И, лежа в золотистых лучах заходящего солнца, они продолжали доказывать эту мысль.
В качестве свадебного подарка Карла преподнесла Джариду портрет его деда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});