отложили. Обвиняемого увели два констебля, в освобождении под залог было отказано, и Брайтону пришлось смягчить своё нетерпение до среды.
В тот день суд был переполнен до отказа; актёры, драматурги, литераторы всех мастей боролись за допуск, чтобы самостоятельно изучить различные аспекты этого дела, а также всех лиц, связанных с ним. Миссис Мортон в зале не было. Обвиняемого, молчаливого и сдержанного, провели на скамью подсудимых. Его адвокат находился рядом, предвкушая сенсационную защиту.
Вскоре среди публики возникло неясное движение: тот самый звук – полушорох, полувздох – предвещавший нечто из ряда вон выходящее. Мистер Мортон, бледный, худой, с печатью перенесённых многодневных страданий в пустых, появился в суде, опираясь на руку своего врача – миссис Мортон не сопровождала его.
Мистера Мортона сразу же усадили в кресло в свидетельской ложе, и судья после нескольких ободряюще-сочувственных слов спросил его, может ли он что-нибудь добавить к своему письменному заявлению. После отрицательного ответа мистера Мортона магистрат добавил:
«А теперь, мистер Мортон, не могли бы вы взглянуть на обвиняемого, находящегося на скамье подсудимых, и сказать мне, узнаёте ли вы человека, который вначале отвёл вас в комнату в Рассел-Хаусе, а затем напал на вас?»
Страдалец медленно повернулся к подсудимому и посмотрел на него; затем покачал головой и тихо ответил:
«Нет, сэр, это определённо не тот человек».
«Вы совершенно уверены в этом?» – изумился судья, а публика буквально ахнула.
«Клянусь», – заявил мистер Мортон.
«Можете ли вы описать человека, который напал на вас?»
«Конечно. Он был смуглым, высоким, худым, с клочковатыми бровями, густыми чёрными волосами и короткой бородой. И говорил по-английски с легчайшим иностранным акцентом».
А обвиняемый, как я уже упоминал, был стопроцентным румяным англичанином с классической английской внешностью, безукоризненно выражавшимся по-английски.
И после этого аргументы обвинения начали рушиться. Все ожидали сенсационной защиты, и мистер Мэтью Квиллер, адвокат Скиннера, полностью оправдал ожидания. Он представил не менее четырёх свидетелей, которые без колебаний поклялись, что в среду, 17 марта, в 9:45 утра подсудимый находился в экспрессе, который следовал из Брайтона в Лондон на вокзал «Виктория».
Мистер Эдвард Скиннер явно не обладал даром находиться в двух местах одновременно. Мистер Мортон добавил собственные веские доказательства в пользу обвиняемого. Поэтому магистрат снова задержал мистера Скиннера в ожидании дальнейшего полицейского расследования, но на этот раз – с разрешением освободить под залог в виде двух поручительств по 50 фунтов каждое.
ГЛАВА XXVII.
ДВА НЕГОДЯЯ
– Ну, а теперь расскажите мне, что вы об этом думаете, – предложил Старик в углу, видя, что Полли озадаченно молчит.
– Что ж, – неуверенно ответила она, – я полагаю, что так называемая история Армана де ла Тремуйля была правдой по существу. Что он не погиб на «Аргентине», а вернулся домой и шантажировал свою бывшую жену.
– А вам не кажется, что существуют по крайней мере два очень сильных аргумента против этой теории? – спросил Старик, завязывая два гигантских узла на своей верёвке.
– Два?
– Да. Во-первых, если шантажистом был возвратившийся к жизни «граф де ла Тремуйль», почему он довольствовался тем, что взял 10 000 фунтов у дамы, которая являлась его законной женой и могла содержать его в роскоши в течение всей оставшейся жизни с помощью огромного состояния, составлявшего почти четверть миллиона? Настоящий граф де ла Тремуйль, как помните, никогда не испытывал затруднений, купаясь в деньгах жены в течение их недолгой супружеской жизни, пусть даже мистеру Мортону подобное и не удавалось. И, во-вторых, почему свои письма жене он печатал на машинке?
– Потому что…
– По моему мнению, на этот факт полиция так и не обратила надлежащего внимания. Мой опыт в уголовных делах неизменно свидетельствует: когда в каком-либо из них фигурирует машинописное письмо, оно является подделкой. Совсем не сложно имитировать подпись, но гораздо труднее написать изменённым почерком целый лист.
– Значит, вы считаете...
– Я считаю, с вашего разрешения, – взволнованно прервал он, – что необходимо всё разобрать по пунктам, базируясь на разумных, осязаемых моментах. Во-первых: мистер Мортон исчезает с 10 000 фунтов на четыре дня; по прошествии этого времени его обнаруживают привязанным к креслу и с шерстяной шалью вокруг рта. Во-вторых: в совершении преступления обвиняется человек по имени Скиннер. Мистер Мортон, заметьте, способен предоставить Скиннеру лучшую защиту, отрицая его идентичность с нападавшим, но вместо этого он отказывается возбуждать уголовное дело. Почему?
– Он не хотел втягивать в дело свою жену.
– Он не мог не знать, что Корона возьмётся за дело. Далее, почему никто не видел мистера Мортона в компании смуглого иностранца, о котором шла речь?
– Два свидетеля видели мистера Мортона в компании Скиннера, – заявила Полли.
– Да, в 9.20 на Вест-стрит. Что дало Эдварду Скиннеру время успеть на вокзал к 9.45 и оставить мистеру Мортону ключ от дверей Рассел-Хауса, – сухо заметил Старик в углу.
– Какая чепуха! – воскликнула Полли.
– Чепуха, вот как? – ехидно переспросил Старик, дико теребя кусок верёвки. – Значит, это чепуха – утверждать: когда человек хочет убедиться, что его жертва не сбежит, он обычно не обматывает «свободно» верёвку вокруг тела и не затыкает рот шерстяным платком кое-как? Идиотизм полиции не поддаётся никакому описанию; они сами обнаружили, что Мортон был настолько «неплотно» привязан к креслу, что достаточно небольшого движения – и он бы оказался на свободе. И тем не менее им даже не пришло в голову, что этот негодяй сам уселся в кресло, намотал вокруг себя несколько ярдов верёвки, а затем, обернув шерстяную шаль вокруг рта, просунул обе руки внутрь верёвок. Проще простого!
– Но зачем такому человеку, как мистер Мортон, устраивать подобные из ряда вон выходящие розыгрыши?
– Ах, зачем? По какой причине? Наконец-то! Что я вам всегда говорю? Ищите мотив! Что ж, давайте выясним положение мистера Мортона. Он – супруг женщины, обладающей четвертью миллиона, и при этом не может прикоснуться ни к единому пенни без согласия жены. Миссис Мортон после пережитого в юности – когда её ограбили, а затем бросили – без сомнения, очень крепко держалась за кошелёк. Последующая жизнь мистера Мортона доказала, что у него имелись некие дорогие, но не совсем приемлемые вкусы. Однажды он обнаруживает старые любовные письма «графа Армана де ла Тремуйля».
И составляет дерзкий план. Он печатает письмо, подделывает подпись бывшего графа и ждёт развития событий.