— Я пришел навестить главу семейства. Вижу, она, как всегда, прекрасно выглядит, — обратился гость к Долли, согнувшись в галантном поклоне.
Долли не могла не улыбнуться этому незамысловатому комплименту и порозовела от смущения.
— Дик, ну ты и фрукт!
Он с видимым удовольствием обвел ее взглядом: пышные локоны цвета ржавчины блестели, золотисто-янтарные глаза излучали свет; покрой темно-зеленого шелкового платья подчеркивал женственность и стройность фигуры, ту же цель преследовали лодочки на высоком каблуке, подобранные в тон платью.
Изобразив полнейшее восхищение, гость произнес:
— О, столь юная, ослепительно красивая особа не может быть хозяйкой такого большого дома…
— Очень даже может! — засмеялась Долли.
Флеминг вскинул брови и тем же шутливым тоном продолжал:
— Вообще-то меня мучил вопрос: может быть, стоит сперва вбросить в холл шляпу и подождать, не выбросят ли ее обратно…
Миссис Хаммер широко распахнула дверь.
— Можешь войти сразу вместе со своей шляпой. Ложная скромность не к лицу морским бродягам, подобным тебе!
«Бродяга» вдруг выбросил вперед левую руку, которую до сих пор держал за спиной, и торжественно вручил Долли букет роскошных чайных роз.
— Дик! — растроганно воскликнула женщина. — Какая прелесть! Спасибо тебе.
Эти розы показались ей самыми красивыми цветами на земле, а Дик был — что уж тут скрывать — самым лучшим на свете мужчиной… В следующую секунду его окружили дети и заговорили все разом; Долли поставила цветы в хрустальную вазу и бережно внесла их в гостиную. Дик уже сидел на тахте в самой непринужденной позе, Клод и Китти устроились по обе стороны от него. Кэрол расположилась на желтой кушетке, напротив, приняв позу принцессы, восседающей на троне. Глаза ее были устремлены на гостя. Долли осторожно поставила вазу на стол и села рядом с Кэрол.
Ну вот, прощальный вечер начался: все на местах, приготовления окончены, даже цветы уже поставлены в вазу. Хозяйке больше нечем было отвлечь себя. Теперь все внимание она сосредоточила на контроле над собственным голосом и выражением лица. Слова Дика доносились до нее будто сквозь пелену тумана. О чем это он говорит? Ах, да — рассказывает детям, как в инкубаторе выращивают черепашек. Надо собрать волю в кулак! Господи, дай мне силы! — повторяла женщина про себя. Дай с честью пройти сквозь испытания сегодняшнего дня! Может быть, если забыть о том, что этот день — последний, легче будет сидеть за одним столом с человеком, которого ей суждено вот-вот потерять? А ведь она любит его, любит, как никого еще не любила! Долли вдруг поняла, какие чувства испытывают приговоренные к смерти перед последней в их жизни трапезой…
Нет, так нельзя! Кончится тем, что она испортит всем вечер. Нужно попытаться вникнуть в смысл того, о чем рассказывал детям Дик. Сейчас он говорил им комплименты по поводу их нарядов. Вряд ли гость догадался, что сегодня ребята надели лучшее, что у них есть, в честь прощального ужина с ним…
— Кэрол, у тебя очень красивое платье, желтое. Кстати, желтый — мой любимый цвет.
— Я знаю, — девочка расцвела. — Оно из вощеного шелка. Я сама его сшила.
К удивлению матери, Кэрол оделась сегодня вполне по возрасту, убрала волосы в конский хвост и украсила прическу несколькими маленькими золотистыми розочками из ткани. Как она мила, когда не пытается ничего изображать из себя! А сегодня ей, видно, просто не до этого.
И когда дочь заговорила, голос ее звучал тоже совершенно естественно, только уж очень печально:
— Если вы позволите, я схожу проверю десерт.
Не дожидаясь ответа, она отправилась на кухню.
Дик и Долли понимающе переглянулись. Прищурив глаз, он тихонько спросил:
— Так я остался еще чьим-нибудь милым или уже нет?
Долли молча кивнула. Взгляд ее кричал: «Да, ты мой милый, мой!»
Ральф пристроился у ног гостя, положил голову на колени и преданно заглянул в глаза. Сегодня по случаю торжественных проводов собаке на шею надели широкую трехцветную ленту: красно-бело-голубую, на которой висела золотая медаль с выгравированными буквами. Дик наклонился и внимательно рассмотрел медаль.
— О. И. Х. Что означают эти буквы?
— Орден Империи Хаммеров, — объяснил Клод. — За верное и безотказное выполнение своего долга… и даже перевыполнение. Однажды он спас нашего тушканчика, когда тот решил попить из надувного бассейна Кити и свалился в воду. Вот с того времени лабрадор и носит с гордостью этот орден. Кстати, он ждет от вас ласки и поощрения.
Гость погладил черную мохнатую голову собаки.
— Никогда мне не приносили газет с такой аккуратностью и исполнительностью. Увы, дружище, мы скоро расстанемся.
Долли вся сжалась: она боялась, что он сейчас заговорит о расставании с ней или детьми. Но Дик молча гладил Ральфа. Пауза затягивалась. Надо было что-то сказать, но ничего не приходило в голову. Кэрол вернулась из кухни и села на свое место, рядом с матерью. Обе они сидели напряженно выпрямившись, на краешке сиденья, словно на похоронах. Тягостное молчание повисло в комнате.
Флеминг поочередно посмотрел на хозяев:
— Эй, что это с вами?!
Клод ответил ему долгим спокойным взглядом. Они вели молчаливый диалог, как мужчина с мужчиной. В глазах младшего читалось уважение и признательность. Почему, собственно, Дик ожидал прочитать в них упрек? И почему ему так трудно смотреть в глаза этому мальчику? Гость перевел взгляд на Китти. Девочка смотрела доверчиво, широко распахнув глаза, и его охватила паника: он вдруг понял, какие чувства гонят крыс с тонущего корабля.
Дик повернулся к Кэрол, своей верной наперснице. Ее взглядом, казалось, можно было растопить все снега Сибири. Нет, такой взгляд выдержать ему не под силу: он прожигал насквозь. Пришлось быстро перевести глаза на Долли.
Ее обычно живое лицо застыло, как маска. Никаких эмоций и чувств прочесть на нем не удавалось. Холодок пробежал по спине мужчины. Он никогда раньше не видел ее такой — похожей на манекен в витрине магазина. Только такой пристрастный наблюдатель, как Дик, мог подметить некоторые детали: неестественный блеск глаз, чуть покрасневший кончик носа… Долли не выдержала его пристального взгляда, опустила голову и сжала в руке платок. Невыносимо тягостное молчание нарушила Кэрол, задавшая вопрос, который давно мучил всех:
— Во сколько вам надо выезжать?
— Около половины седьмого.
После его слов опять повисла гнетущая тишина.
— Вы едете в Вашингтон? — спросила Китти.
Флеминг медленно кивнул и тихо повторил:
— В Вашингтон.