— Наша песня, — словно эхо, отозвался Дик, касаясь губами мочки ее уха.
Лаская ее своим дыханием, он стал напевать слова, полные любви и нежности.
— Дорогой, ты хотел сообщить мне что-то очень важное; может, это время уже наступило?
Он посмотрел на нее восхищенным взгляде и покачал головой в такт музыке.
— Нет, Зеленая Веточка, еще не время.
Дик вел ее в танце, крепче и крепче прижимая к себе. Они танцевали, не замечая бегущего времени, а между тем круиз подходил к концу. Напоследок оркестр грянул бравурный марш; публика веселилась от души. На этой триумфальной ноте завершилось путешествие, и «Барбадос» пришвартовался к пристани Саванны.
Когда они поднялись на веранду, Дик не стал провожать хозяйку до дверей, а сразу усадил на качели. Сердце Долли тревожно забилось: весь вечер она ждала обещанных слов Дика, и вот сейчас… Неожиданно ей стало страшно: а вдруг он скажет совсем не то, что она так жаждет услышать…
Они сидели на качелях рядышком, и любимый крепко сжимал ее руку. Стук сердца гулко отдавался в голове молодой женщины. Нет-нет, не может быть! Ведь он же сам сказал, что думал об этом весь вечер и держал в тайне, потому что такие слова могут быть сказаны только после этого волшебного вечера, незабываемого круиза при луне…
Низкий глубокий голос Дика зазвучал нежно, словно прикосновение кисточки из лебяжьего пуха к щеке.
— Долли, милая, ты знаешь, как я тебя люблю, как ты мне дорога; знаешь, как мне будет тяжело переносить разлуку с тобой. — Он замолчал, пытаясь справиться с захлестнувшими его чувствами. — И все-таки я должен сказать. Моя работа на острове завершена. Мне пора уезжать. Я скоро покину тебя, моя Зеленая Веточка.
Женщина долго молчала, не в силах осознать смысл сказанного. Он собирается покинуть ее? Он уезжает с Кораллового острова?! Не может быть! Тут что-то не так! Когда она наконец заговорила, то не узнала собственного голоса.
— Но ты ведь можешь остаться, не так ли?
Нерешительно Дик кивнул в ответ.
— Компания предлагала мне остаться и возглавить проект спасения черепах и некоторые другие программы. Но я прирожденный бродяга, дорогая! — Губы его сложились в горькую усмешку. — Меня зовет и манит дорога…
Волна горького разочарования захлестнула ее. Долли чувствовала, что тонет, ей не хватало воздуха, легкие судорожно сжимались… Теперь наконец она все поняла. Но как он мог?! Впрочем, сама прекрасно сознавала, что Дик ничего не обещал ей, и все же чувствовала себя обманутой. Как он посмел сначала сказать, как много значит она для него, а потом запросто вычеркнуть ее из своей жизни?! Внезапная вспышка гнева ослепила Долли. Она вскочила на ноги, сжала кулаки так, что хрустнули суставы, и низким хриплым голосом сказала:
— Так чего же стоят твои слова о том, что я дорога тебе?! Если бы это было так, ты бы никогда не уехал! Ведь ты же сам говорил, что наш район объявлен заповедником по развитию программ сохранения дикой природы. Для тебя бы в Джорджии хватило работы на всю оставшуюся жизнь! И разве не ты сокрушался, что у тебя никогда не было своего дома? Ты мог обрести его здесь, на Коралловом острове…
В голосе ее все-таки зазвенели слезы. Реакция Долли на его сообщение ошеломила Дика. Глядя на нее с удивлением, он осевшим голосом произнес:
— Дорогая, ты не понимаешь меня! Мой дом — весь мир; и самое главное — превыше всего я ценю свободу!
Теперь они стояли рядом. Гнев Долли постепенно проходил, уступая место глубокому безразличию и апатии. Все надежды ее были разбиты, впереди — мрак. Словно издалека до нее донесся собственный голос.
— Ну, что же… уезжай, отшельник. Ты так и будешь дрейфовать по жизни, не зная ни привязанности, ни ответственности!
— Я не брал на себя никаких обязательств!
— Это точно! — Долли вскинула голову. — Ты считаешь себя эдаким суперменом, Дик Флеминг. А правда заключается в том, что тебя с девяти лет швыряет по жизни, и ты просто не способен хоть где-нибудь зацепиться. Я даже рада твоему отъезду с Кораллового острова, и чем раньше это произойдет, тем лучше!
Слезы опять подступили к горлу женщины, и, прежде чем Дик успел ответить, она убежала в дом, хлопнув напоследок дверью.
XII
Дороти чистила крабов для супа, а Кэрол у буфета украшала пирог для званого ужина. Закончив работу, женщина посмотрела на дочь и увидела одинокую слезу, скатившуюся по щеке и упавшую на шоколадную заливку.
Мать подошла к девочке и обняла за плечи.
— Шоколаду достаточно, доченька. Ты решила сделать такой же пирог, как в прошлый раз, потому что он понравился Дику?
Кэрол шмыгнула носом.
— Я никогда не верила, что наш сосед на самом деле уедет, мама!
У Долли комок встал в горле, но она постаралась не выдать своих чувств и философски заметила:
— Такова жизнь, девочка. Друзья приходят и уходят…
— Я понимаю. Но отъезд Дика мне всегда казался таким далеким… Я думала, что сегодняшний день никогда не настанет!
— Понимаю тебя, малышка. Но ведь мы же решили превратить в праздник его последний день на острове. Так что давай не будем плакать и проводим его красиво.
Дороти внезапно запнулась, задумавшись над иронией, которая таилась в этих словах: обычно хочется кого-то красиво встретить, а они собираются красиво проводить… Господи, как все это больно! И как хорошо, что сегодня так много дел: можно постараться ни о чем не думать…
И вот уже приготовлены все любимые блюда для друга дома: крабовый суп, салат, цыпленок, зажаренный по-южному — с большим количеством специй, рис, сдобренный мускатом и перцем, домашнее печенье и шоколадный пирог.
Клод и Китти, не зная, чем заняться, слонялись вокруг стола, словно ожидая конца света. С напускной веселостью глава семейства скомандовала:
— Эй, ребята! Что это вы носы повесили?! А ну, немедленно настройтесь на веселую вечеринку!
— Мы все переживаем, мама, — ответила за всех Кэрол и со вздохом добавила: — Нам будет скучно без Дика. Даже Ральф вернулся с прогулки с опущенным хвостом.
Едва в дверь постучали, Кэрол кинулась было открывать, но почему-то передумала и отошла в сторонку, пропустив вперед мать. Долли открыла дверь. На пороге стоял Флеминг и широко улыбался, одну руку он держал за спиной, а в другой сжимал соломенную шляпу. Густая шевелюра Дика еще не просохла, и капельки воды блестели на солнце маленькими жемчужинами. Видно, он торопился, но был, как всегда, безукоризненно выбрит, источал приятный запах дорогого одеколона. И эта его вечная обворожительная голливудская улыбка! А хозяйка с трудом сохраняла на лице дежурную улыбку. С каждой секундой грусть ее становилась глубже. Но раз уж она решила достойно проводить его — надо держаться до конца. Тем более что новый знакомый, кажется, не прочь всем им подыграть. Не без удовольствия Долли отметила про себя, что он тщательно подготовился к сегодняшнему прощальному ужину — по крайней мере по части одежды. Каждая деталь наряда подбиралась со знанием дела; свою парадную форму он как-то назвал шедевром искусства безвестного кутюрье: желтая спортивная куртка, рубашка в желтую, коричневую и белую полоску с открытым воротом и отменно сшитые желтовато-коричневые брюки.