Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барыбин оглянулся. Семейство с сосисками закончило свой обед и расплачивалось с официанткой. Другая официантка болтала с приятелем, перегнувшимся через стойку так, чтобы удобнее было заглядывать в вырез ее платья.
— Еще рюмку водки, пожалуйста. И чего-нибудь поесть…
Давно он так плохо не ел. Мусорная еда, как называют ее американцы. Было бы хоть чисто. Барыбин достал белый носовой платок, смахнул со стола крошки. Официантка не спешила. Он поставил локти на стол (ему было плевать на хорошие манеры), сцепил пальцы и опустил на них тяжелый подбородок, к концу дня покрывшийся белесой щетиной.
Следователь, кажется, почувствовал все его подспудные мечты. Как он смотрел на него! Как на преступника, которого отделяет от камеры лишь несколько пустых формальностей. Спросил, какие отношения были у него с покойной женой. Кажется, спросил только для проформы — он и так все понимал.
— Плохие, — честно ответил Барыбин и улыбнулся. Улыбка, наверное, вышла жалкой, перекошенной. Таким улыбкам не верят. Но неужели кто-то может иметь столько самообладания, чтобы говорить о смерти своей жены, пусть даже и бывшей, с улыбкой? А ведь он сейчас, как никогда, должен был быть уверен в себе. Если человек уверен в себе, то другие люди тоже начинают в него верить.
Они равнодушно спрашивали его, где он был и что делал в то утро. И как будто знали, что ответ Барыбин приготовил за несколько дней до разговора. Подробный ответ. Правдивый. Его видело в тот день множество людей, готовых подтвердить встречу с ним. Шофер чуть ли не по минутам опишет, где он был, кого посещал. Но то, чего он не знает, он не сможет рассказать. А он не знает…
Барыбин в то утро был у своей жены. Бывшей жены. Он приехал к ней не на машине, как обычно, когда заезжал поговорить по делам развода, а пришел пешком. В последнее время ему особенно трудно было с ней встречаться. Исчез азарт борьбы, опьянение схватки с сильной женщиной, с сильным врагом. Наступила усталость. Иногда он был готов пойти на попятный, сдаться. Черт с ней, с этой безумной бабой. Пусть ей этот миллион баксов поперек горла встанет. Но его силы в этой изматывающей гонке поддерживала другая женщина. Не просто женщина — любимая, друг, соратник.
— Почему ты должен кормить ее всю оставшуюся жизнь? — резонно спрашивала Ирина, возмущенно поднимая брови, отчего ее глаза становились особенно большими и лучистыми. — Только потому, что она в течение года именовалась твоей женой? С нее и одной чести достаточно.
— Понимаешь, Иришка, — устало мямлил Алексей, растирая пальцами покрасневшие от бессонницы и напряжения глаза. — Справедливость здесь ни при чем. В сложившейся ситуации есть истец и есть ответчик. А все остальные доводы, кто кому должен и кто кому честь оказал, от лукавого.
— Нет, я не понимаю, почему она получит деньги, твои деньги, деньги, которые не зарабатывала? Она ведь и пальцем не пошевелила, чтобы помочь тебе! Почему ты хочешь позволить ей себя ограбить, разрушить дело, которое строил столько лет?! Из-за формальности? Из-за закорючки в брачном контракте?
— Это все, конечно, верно, — обреченно повторял Алексей. — Но за минуту слабости приходится расплачиваться. И час расплаты настал.
— Ерунда, надо нанять адвокатов, заплатить им много, очень много, так много, чтобы все получилось! Не может быть, чтобы ее позиция была абсолютно неуязвима.
— Адвокаты только разводят руками.
— Значит, надо подкупить судей!
— И сесть за это в тюрьму?
— С ней может что-то случиться!
— С ней никогда ничего не случается, кроме того, что она сама задумала.
— Значит, с ней должно что-то случиться! — запальчиво крикнула Ирина, от ненависти сжав кулаки.
Их глаза встретились. Алексей молчал. Между ними на один короткий миг установилось взаимопонимание — диалог без слов, разговор без голоса. Два больших черных зрачка на дне карего озера посылали телепатические сигналы. Алексей мотнул головой. Аккуратно зачесанная прядь темных с проволокой ранней седины волос упала на его высокий лоб с бороздками едва наметившихся морщин.
Протянув тонкие руки, Ирина подошла к нему, прижалась горячей щекой к груди. Он обнял ее плечи. Как бы ему было плохо без нее! Ради нее, ради их будущего он готов идти до конца.
— Когда все это закончится, мы поженимся, — тихо сказала она, поднимаясь на цыпочки, чтобы прижаться губами к его впалой щетинистой щеке.
— Да, дорогая, — одними губами подтвердил он.
— У нас будут дети.
— Конечно.
— Мы будем счастливы.
— Обязательно…
…Барыбин опрокинул в себя вторую рюмку. Иришка расстроится, когда поймет, что он выпил. Она ничего не скажет, но по ее виду он поймет, что она огорчена. Но ему сейчас так хочется напиться!
Какой он молодец, что оставил в тот день машину около банка и, пока оформлялись нужные бумаги, вздумал прогуляться пешком! Семеныч ковырялся в моторе и не заметил, как шеф осторожно прошел мимо него. Если бы он все-таки видел его, то непременно доложил бы милиции. Семеныч хороший шофер, но голову в петлю из-за своего хозяина совать не станет.
Дом, в котором жила Шиловская, находился неподалеку. Он дошел до него минуты за три. Кстати, около ее дома на обратном пути из банка они чуть не влипли в дурацкую историю — какой-то шизик выскочил на улицу прямо перед грузовиком, который ехал по соседней полосе. Шофер «КамАЗа» стал выворачивать руль в последнюю секунду перед столкновением и задел крыло его «сааба». Ерунда, конечно, но неприятно. Милиция, «скорая», разбирательства… А шизик-то вроде жив остался, как в рубашке родился, благо скорость была небольшая.
Барыбин оглянулся:
— Еще рюмку водки, пожалуйста.
— Может быть, вам целую бутылку принести? — предложила официантка.
Барыбин окинул тяжелым ненавидящим взглядом ее усталое, равнодушное лицо с растекшимися от пота пятнами дешевой косметики (такое же лицо было и у Евгении после вечернего спектакля) и твердо сказал:
— Не надо. Одну рюмку водки, пожалуйста.
Он не хотел напиваться. Напиваются только слабые люди. А он не слаб. Он не даст этой бабе портить ему жизнь даже из могилы. Если ему принесут целую бутылку, он не удержится и выпьет ее до дна. А ему этого не надо. Он сильный человек.
Барыбин улыбнулся. Несмотря на вызовы в милицию, все идет прекрасно. Его дела в полном порядке. Его заводик по переработке нефти работает отлично, и никакие кризисы ему не страшны. Люди всегда будут покупать машины, а машинам всегда нужен бензин. «Его» заводик — потому что у него почти половина акций этого предприятия. Именно эту лакомую половинку и требовала Евгения при разводе. Да, она была не дура, совсем не дура. Вот именно, была. Наконец-то о ней можно говорить в прошедшем времени.
И губа у нее была не дура. И сама она была недурна, пытался каламбурить Алексей. Молодец была баба, хваткая. Она не захотела ни дачу в Барвихе, ни квартиру, ни машину, даже обещала вернуть подаренный на свадьбу белый «мерседес». Нет, ей не нужны были внешние атрибуты благосостояния. Ей потребовалось обеспечить себя надежным куском хлеба на всю оставшуюся жизнь. На века.
Заводик был именно тем ключиком, который открывал ей врата в рай. Он приносил неплохой ежегодный доход, и на него давно зарились могущественные конкуренты. Эти конкуренты плели интриги, искали подходы, натравливали налоговую полицию, подкапывались, но все было безрезультатно — такую махину, как Барыбин, им не побороть.
Барыбин их всех затолкал под лед, образно выражаясь. Но, когда он уже почивал на лаврах, довольный результатами многолетней борьбы, еще одна акула разинула пасть на его состояние — Шиловская. Он ей предлагал десять процентов, это много для человека, который и пальцем не шевельнул, чтобы заработать. На эти деньги можно не богато, но достаточно безбедно жить. Но она не захотела. Ей надо было все. И сразу.
Это не от жадности, думал Барыбин, она к деньгам всегда относилась легко, не отчаивалась, когда их катастрофически не хватало. Нет, ей просто хотелось сломать его, победить, унизить — не перед людьми, а перед самим собой. За время их недолгой совместной жизни она прекрасно изучила все его слабые места и теперь била по ним отточенными, хорошо рассчитанными ударами, почти всегда достигавшими цели.
— Ты думаешь, мне нужен этот миллион или твои акции? — Она расхаживала перед ним, заломив руки над головой, как большая белая птица, готовая вот-вот взлететь. — Ничего подобного. Мне кажется, ты должен меня понять. Когда ты принесешь мне эти деньги…
Барыбин следил за ней тяжелым ненавидящим взглядом. Он видел, что она была стопроцентно уверена в своем успехе.
— Так вот, когда ты принесешь мне мой миллион, я могу порвать его или сжечь — на выбор — перед твоими глазами. Он мне не нужен. Деньги я всегда смогу найти, в крайнем случае, проживу и без них — не это ли полная свобода, свобода от власти денег?
- Черный фотограф - Светлана Успенская - Детектив
- Кот с Монмартра. История давно минувших дней - Игорь Кабаретье - Детектив
- Код Твайфорд - Дженис Халлетт - Детектив / Триллер