И пусть низвержение Ордена джедаев и Республики было жизненно необходимо для восстановления порядка в Галактике, эта задача относилась к сфере обыденности – к миру, который был всего лишь побочным продуктом вечной борьбы между силами света и тьмы, бывшими за гранью любых представлений о добре или зле. Глубинная цель ситов заключалась в том, чтобы низвергнуть саму Силу и самим стать воплощением главного животворящего принципа Галактики.
И ситы, и джедаи имели свои теории насчет того, что равновесием между светлой и темной сторонами в действительности управляла группа бесплотных созданий – возможно, тех самых небожителей – которые слились с Силой тысячи поколений назад и с тех пор держали в руках судьбу всей Галактики. В сущности, они были посредниками более высокого порядка, и их могущество находилось за гранью понимания смертных. Но многие ситы отзывались о таких идеях с пренебрежением, поскольку даже теоретическое существование подобной группы имело мало отношения к их главной цели – поставить Силу в подчинение просвещенной элите. Только ситы понимали, что разумная жизнь стояла на грани преображения; что через манипуляции мидихлорианами – или ниспровержение группы чувствительных к Силе субъектов, под надзором которых находились органеллы, – можно было навести мост над пропастью между органической жизнью и Силой и вычеркнуть из реальности смерть как таковую.
Как могли засвидетельствовать те немногие владыки, кто сумел сохранить свой дух после физической смерти – и в первую очередь император Вишейт[29], который, как поговаривали, прожил больше тысячи лет, – древние ситы сумели преодолеть эту пропасть, но лишь наполовину. Они были настолько поглощены идеей абсолютной власти, что оказались в ловушке между мирами. Находясь на той стороне бытия, они не наставляли молодую поросль Ордена, а значит, их влияние на мир живых было незначительным и их дух давно угас.
В той же степени, в какой до-Бейновы ситы были виновны в собственном вымирании, великие ситские владыки прошлого обрекли себя на скитания по загробному миру, пытаясь побороть смерть тем, что черпали энергию из других, вместо того чтобы разрабатывать глубочайшие пласты Силы и учиться говорить на языке мидихлориан. У Плэгаса же только начало что-то получаться: до определенной степени он уже мог убеждать мидихлорианы, вводить их в заблуждение, побуждать к действию. Он уже научился ускорять с их помощью процесс исцеления, а сейчас наконец-то преуспел в том, чтобы заставить их ослабить свою защиту. Раз он смог усмирить кровожадного йинчорри, сумеет ли он – с небольшой долей внушения – превратить миролюбивое существо в убийцу? Обретет ли он однажды такое влияние на правителей планет и звездных систем, что сможет руководить их действиями, заставляя совершать самые чудовищные и беззаконные поступки? Сможет ли когда-нибудь побороть не только смерть, но и саму жизнь, принудив мидихлорианы рождать на свет чувствительных к Силе существ без какого-либо оплодотворения, как пытался сделать Дарт Тенебрус с помощью своих компьютеров и методик расщепления генов?
Возможно.
Но не раньше, чем пламя светлой стороны погаснет навеки. Не раньше, чем Орден джедаев будет растоптан.
* * *
С самого начала обучения наставник попросил Палпатина рассказать о своих сильных сторонах, чтобы Плэгас мог знать, как их обезвредить; рассказать о своем величайшем страхе, чтобы муун заставил подмастерье встретиться с ним лицом к лицу; поведать о том, что он больше всего ценит, чтобы учитель понял, чего лишить ученика; рассказать о вещах, которых Палпатин страстно желает, чтобы Плэгас мог ему в них отказать.
Некая комбинация этих догм – или, быть может, признание Плэгасом того факта, что его ученика неудержимо тянет посетить исконно ситские планеты – и привели Палпатина на живописный Датомир. Негусто населенный и малоисследованный, Датомир не был похож на Коррибан или Зиост, но был насыщен Силой – частично за счет плодородности своих почв, но в основном благодаря присутствию на планете групп женщин-адептов, практиковавших магию темной стороны.
Палпатин бесцельно слонялся по пыльным кварталам города Синей Пустыни – вдали от центра – когда почувствовал слабый импульс Силы, источник которого был неясен, но явно очень близок.
Путешественник еще глубже погрузился в Силу, и его неотвратимо потянуло к таинственному источнику – словно звездный корабль, сдавшийся под напором луча захвата. Череда извилистых улочек вывела его на рыночную площадь. Прилавки ломились от дешевой утвари, фальшивых драгоценностей и прочего хлама, непонятно как попавшего на Датомир, а затем и на площадку поменьше, на углу которой среди сутолоки и давки стояла женщина с покрытым симметричными уродливыми пятнами лицом цвета полированной дюрастали. Ее крикливый наряд выдавал в ней гостью этого города, приехавшую, по всей вероятности, из отдаленной деревни на другой стороне планеты. Капюшон ее багрового плаща был накинут на голову, а с плеча свисала бесформенная сумка размером с небольшой чемодан.
Палпатин перешел на противоположный угол площади и стал тайком наблюдать за ней. Ее блуждающий взгляд то и дело останавливался на проходящих мимо горожанах, но, казалось, не искал кого-то конкретного, а просто выбирал в толпе подходящую цель. Она не произвела на Палпатина впечатление карманницы, однако излучала темную ауру, в которой чувствовалось какое-то напряжение и лукавство. Внезапно он сбросил защиту, сделавшись видимым в Силе, и она тут же повернула голову и поспешила к нему через площадь.
– Добрый господин, – позвала она на общегалактическом.
Сделав вид, что его заинтересовали дешевые побрякушки на лотке у торговца-коробейника, он изобразил на лице искреннее удивление, когда она подошла к нему со спины.
– Это ты мне? – спросил он, оборачиваясь.
– Вам, господин. Надеюсь, вы не откажете даме, попавшей в беду.
Ее раскосые глаза окружали темные пятна того же оттенка, что и ее полные губы; из широких рукавов плаща выступали клиновидные пальцы с длинными ногтями, чем-то похожими на когти хищной птицы.
Палпатин притворился нетерпеливым:
– Почему ты подошла ко мне? В этой толпе кое-кто одет и побогаче.
– Ваш внешний облик, ваша осанка выдает в вас человека умного и влиятельного. – Она обвела площадь широким жестом. – Все остальные – просто сброд, несмотря на их пышные наряды.
Он демонстративно подавил зевок:
– Прибереги свою лесть для простачков, женщина. Однако ты не ошиблась, подумав, что я выше этого сборища, а значит, должна понимать, что у меня нет времени на аферы и уловки. Так что, если тебе просто нужны деньги, советую поискать другого благодетеля.
– Я не прошу денег, – сказала женщина, пристально его изучая.
– Но что тогда? Ближе к делу.
– У меня для вас подарок.
Палпатин рассмеялся – без единой нотки веселья:
– Что же ты можешь предложить такому как я?
– Только это. – Она раскрыла наплечную сумку, и внутри оказался младенец-гуманоид не более стандартного года от роду. Безволосый череп ребенка был украшен венчиком коротких и гибких рожек, а все тело было покрыто пестрыми церемониальными татуировками в красно-черных тонах.
Забрак, понял Палпатин. Но не иридонский, а датомирский[30].
– Как к тебе попал этот новорожденный? Ты украла его?
– Вы неправильно поняли, добрый господин. Это мое дитя, мое собственное.
Палпатин ожег ее взглядом:
– Ты называешь его подарком, и в то же время что-то скрываешь. Ты настолько завязла в долгах, что готова расстаться с собственной плотью и кровью? А может, ты пристрастилась к спайсу или другой отраве?
Она застыла:
– Конечно же, нет. Я лишь хочу спасти мальчику жизнь.
Взгляд Палпатина смягчился.
– Тогда говори без утайки. Ты далеко от своего шабаша, Ночная сестра. А те, кто практикует магию, более чем способны уберечь дитя от беды.
Она широко распахнула глаза и впилась взглядом в Палпатина, надеясь получить объяснение:
– Но как?..
– Не спрашивай, откуда я знаю, ведьма, – резко ответил Палпатин. – Ребенок, твой он или нет, – Ночной брат, и когда вырастет, должен будет служить сестринской общине как воин и раб.
Она не спешила отводить взгляд:
– Вы же не джедай…
– Разумеется, нет – догадаться было вовсе не трудно. Но ты не ответила на мой вопрос. Почему ты хочешь избавиться от младенца?
– Спасти одного – во благо другого, – молвила она спустя мгновение. – Он – один из двух братьев. И я хочу, чтобы один жил на свободе – раз второй не может.
– Кто ему угрожает?
– Тальзин – вот ее имя.
– Кто такая Тальзин?
– Мать Ночных сестер.