мужем приехала?
– Нет, он остался.
– А тебе здесь работа нужна? – допытывался старик.
Я замолчала, собираясь с мыслями. А потом увидела отца. Он направлялся к нашему столу в окружении журналистов и вдруг остановился перед камерой оператора, начал что-то рассказывать, делая энергичные жесты руками. Я смотрела на него и ждала, что сердце мое раскроется, как весенний бутон. Но в груди было тихо, чересчур спокойно и тихо, словно остановились прежде назойливые ходики-часы. Я не ощутила родственной связи, не потянулась навстречу.
Глеб Шумилов выглядел повзрослевшим мужчиной с маминой фотографии, но мне не хотелось к нему приблизиться и заговорить. И вдруг он широко распахнул глаза и посмотрел прямо на меня, будто припоминая. Потом перевел вопросительный взгляд на Седовласого, задумчиво почесал переносицу, капризно поджал губы. Между ними было явное сходство.
И тут меня словно стрелой пронзило, да я же сижу рядом с дедушкой! Стало трудно дышать, наконец-то проснулось сердечко – вот они мои русские родственники, о которых столько думала и мечтала.
Что ж теперь? Представиться как подобает: "Здравствуйте, я ваша дочь и внучка! Пока вы строили бизнес и развлекались, мамочка моя гнула спину на тяжелой работе и выслушивала оскорбления. Скажете, сама виновата – глупая, податливая деревенщина, не устояла перед напором избалованного мажора…"
В глазах у меня закипели слезы, пришлось кусать губы, чтобы владеть собой хотя бы на виду стольких людей.
– Вот моя визитка, – проскрипел рядом старческий голос. – Что-нибудь придумаем для такой красавицы.
Когда сморщенная ладонь дедушки Андрея легла на мое колено, я вскочила и бросилась бежать прочь от стола, запоздало сообразив, что держу в кулаке гладкий кусочек картона.
Девелоперская компания "Сибстрой". Жилые многоэтажные дома в Кургане. Элитные коттеджи.
Отец строит дома для богатых, а мама умерла в нищете. Зачем я искала встречи с тем, кто остался равнодушен к моей судьбе? Хвала Всевышнему, у меня есть средства на жизнь и мой сын не голодает.
До наступления майских сумерек я бродила в рощице недалеко от парковки, прислушивалась к звукам музыки, смеха и чужого веселья, напевала старые мамины колыбельные и задорные огородные песенки тети Хусы – молитвы на урожай. Мир не без добрых людей. Если хорошенько припомнить, хватило мне в детстве тепла и ласки.
Постепенно таяла обида на Шумиловых, а грубоватый жест дедушки напоследок вызвал горькую усмешку. "Старый ты пес, дожил до седых висков, схоронил жену, а ручонки тянутся к молодым коленям".
Когда сотовый в сумочке зазвонил, я вздрогнула и долго не могла ответить, водя непослушными пальцами по экрану. Миша меня искал, велел возвращаться к машине. Голос напряженный, строгий.
В салоне сначала молчал, глядя перед собой, а потом резко спросил:
– Ну, как тебе вечерок?
– Ничего, – сдержанно сказала я, не понимая куда он клонит.
– Угу! Поедем ко мне?
– К тебе? – растерялась я.
– До города ближе, чем до Малышей. Ночуем в квартире, утром привезу, – пробормотал Миша, плавно подруливая к открытым воротам турбазы.
– Нет, мне нужно домой. К Тамаре Ивановне и Рустаму, – едва не вскричала я.
– Ну, конечно! Я-то тебе зачем… Ты понравилась нашему Старику, он уже наводил справки – кто и откуда, я видел, как он возле тебя терся, слюни пускал.
– Миша, о чем ты говоришь? – ужаснулась я.
– О чем?! – рявкнул он. – Не строй из себя дурочку, ты ведь за этим сюда рвалась, найти дружка побогаче на местной тусовке. Ходила – высматривала. Я наблюдал за тобой с самого начала, не вертись. А хорошо скромницей притворялась, – сказала бы сразу, что надо побольше денег.
О небеса, как же он злился! Машина виляла из стороны в сторону и скоро круто заехала на обочину. Миша вцепился в руль, тяжело дышал. Плечи ходили ходуном.
Я схватила его за рукав пиджака и четко сказала:
– Глеб Андреевич Шумилов – мой родной отец.
– Чего-о? Что за бред?
– Это не бред, а правда. Теперь я уверена. Может, не стоило приезжать на праздник, но я хотела увидеть его. Хотя бы один раз близко увидеть, и не вызывать подозрений. Все ходят и смотрят. Не думай плохое про меня, я не собираюсь у них ничего просить. От них ничего не нужно.
– Почему мне сразу не сказала? – медленно произнес Миша, наконец повернувшись. – Охренеть, не встать! Точно – Марьяна Шумилова! Ты и отчество его носишь?
– Да. Мама так записала.
– И он не знает?
Отрицательно покрутила головой, слезы текут по лицу, и в горле словно колючий куст расправляет ветки. Но я заставила себя улыбнуться, беспомощно развела руками.
– Прости. Я не знала, как правильно поступить. Тыкаюсь по жизни слепым котенком. А надо быть сильной и мудрой, у меня же сын.
Миша обнял меня, прижался щекой к щеке и глухо прошептал:
– Ты меня прости. Я накричал на тебя, дурак ревнивый. Когда увидел со старым чертом, хотелось его вколотить в березу…
– А там клещи живут, маленькие и вредные, – рассеянно пробормотала я, лишь бы что-то ответить.
Миша вдруг засмеялся и поцеловал меня в губы. Я не стала вырываться и он долго меня целовал – щеки, подбородок, шею и ухо… Тонкий запах одеколона и сигарет. Кружилась голова. И когда провел ладонью по всему телу – от горла до коленей, я не протестовала, чувствовала усталость и слабость. Безвольная, падшая – права была тетя Хуса. Не могу отказать, оттолкнуть мужчину, чьи прикосновения дарят радость.
– Ты не хочешь? – еле слышно спросил Миша. – Я не буду, если не хочешь.
– Отвези меня в Малыши, – жалобно попросила я.
– Может, все-таки в город ко мне… – голос его надломился, дрогнул, коснулся сердца, вызывая нежность и жалость.
Но вдруг перед глазами в темноте ярко вспомнилось суровое лицо мужа.
– Шадар меня убьет. Нас убьет, – рассудила я, (заплетается язык, как у пьяной).
– Ну не-ет, – протянул Миша. – Ты подашь на развод, будешь жить с нами. Я не отпущу вас, поняла? Если понадобится, Шумилов поможет. У него везде связи, даже с местными бандюками вась-вась… еще с девяностых.
– Ты что задумал? Отцу вовсе не надо знать.
– А зря ты решила молчать! – жестко сказал Миша. – Если не верит, пусть экспертизу проведет. Раз боишься мужа, такой крышей не стоит пренебрегать.
– А ты… не боишься?
– Отбоялись свое. Мать меня уже раз схоронила. Дальше – проще…
– Не хочу, чтобы из-за меня у вас были проблемы. Я уеду. Вернусь в Чакваш. Там мой дом.
Сама себя убеждала и вдруг поняла, что стою на распутье. Много дорог кругом, как узнать ту, что ведет к покою и миру.
В Малыши приехали поздно,