«языческих идолов» – античных богов и богинь). Но всё это были частности. Главное – у Петра I и свт. Митрофана существовала взаимная симпатия. После кончины последнего, царь, по свидетельствам очевидцев, с сожалением говорил, что у него более не осталось «такого святого старца»[409].
В эпоху николаевского царствования, когда имперские притязания самодержавной власти максимально усилились, а идеи охранительства неизменно год от года укреплялись (хотя в то время ещё не получили законченного оформления в знаменитой «триаде»), политические воспоминания о Петре Великом стали необходимым элементом государственной идеологии. История прославления свт. Митрофана оказалась поэтому тоже весьма востребованной. Впрочем, здесь не следует искать «корыстный умысел», просто ситуация так складывалась, что и у церковных деятелей, и у официозных публицистов появлялась возможность для политического сравнения Петра I и Николая I – православных государей, в разное время решавших одни и те же имперские задачи. Решение этих задач однозначно понималось как безусловное благо и для народа, и для Отечества.
Показательно, что и современные церковные деятели, вспоминая свт. Митрофана, акцентируют внимание на политической проблематике, подчёркивая то, что он дал пример «образа христианина», любившего своё Отечество и стремившегося к его благу. В 2007 г., в 175-летнюю годовщину прославления свт. Митрофана Воронежского, исполнявший обязанности ректора Воронежской духовной семинарии иеромонах Иннокентий (Никифоров) заявил: «В трудное для нашей страны время петровских реформ он оказался выше и политиков-реформаторов, ставивших цель всё в России изменить на западный манер, и стремящихся к изоляции и замкнутости раскольников-старообрядцев и их сторонников. Он сумел быть верным чадом Царю Небесному и бескомпромиссным верноподданным царю земному»[410].
Возвращаясь к разговору об эпохе Николая I, следует подчеркнуть: «бескомпромиссная верноподданность» прилагательно к второй четверти XIX в. значила безусловную преданность «царю земному», оказание полной ему поддержки. Так, собственно, и понимали «преданность» свт. Митрофана Петру I панегиристы его венценосного праправнука. Так писали о нём и церковные деятели тех лет (не употребляя, разумеется, слово «преданность»).
Могло ли быть иначе?
Однозначно можно ответить: нет, не могло. Тем более что составитель «Сказания об обретении и открытии честных мощей иже во святых отца нашего Митрофана, первого епископа Воронежского…» митрополит Филарет (Дроздов) был глубоко убеждён в провиденциальной истинности идеи самодержавия как Божественного принципа. Зная это, возможно оценить и его слова о необходимом «дополнении» к церковной славе прославляемого владыки: «То, чтобы, как державным присутствием ПЕТРА Первого украшено было погребение тела его, так Державным Присутствием Николая Первого почтено было нетление Мощей его. Благочестие ГОСУДАРЯ не умедлило»[411]. Под «неумедлением» понималось посещение Николаем I 16 и 17 сентября 1832 г. воронежского кафедрального собора и прикладывание к мощам свт. Митрофана.
Завершалось же «Сказание…» упоминанием о «домашней тайне» царя. Святитель Филарет информировал читателей книги о том, что не только государь хотел посетить Воронеж, но его о том же («по собственному побуждению») просила и супруга императрица Александра Фёдоровна. В результате «Бог благословил сие благочестивое единомыслие Августейшей четы, и вскоре по исполнении святолюбивого намерения, обрадовал ИХ ВЕЛИЧЕСТВА благополучным рождением четвёртого Сына, Великого Князя МИХАИЛА НИКОЛАЕВИЧА, после кратчайших, нежели обыкновенно, болезней рождения»[412].
Судя по последнему абзацу, книга, в окончательной своей редакции, появилась после середины октября 1832 г. (великий князь Михаил, названный в честь младшего брата государя великого князя Михаила Павловича, появился на свет 13 октября 1832 г.). К тому времени торжества закончились, а главные участники его вскоре получили высокие награды: 5 декабря император пожаловал архиепископу Григорию (Постникову) и архиепископу Евгению (Казанцеву) панагии с бриллиантовыми украшениями, епископ Антоний (Смирницкий) был возведён в сан архиепископа, а архимандрит Спасо-Андрониева монастыря Гермоген – награждён орденом св. Владимира 3-й степени[413].
В декабре 1832 г. «Сказание о обретении и открытии честных мощей, иже во святых отца нашего Митрофана…» было поднесено императору, наследнику престола цесаревичу Александру Николаевичу, его сёстрам великим княжнам Марии, Ольге, Александре Николаевнам, императрице Александре Фёдоровне, великому князю Михаилу Павловичу и его супруге великой княгине Елене Павловне[414].
Так завершился 1832 г., ознаменовавшийся торжеством прославления свт. Митрофана. В дальнейшем, во второй половине XIX в., по чину открытия его мощей были совершены открытия двух других праведников – свт. Тихона Задонского (Соколова; 1724–1783) в 1861 г., и свт. Феодосия Черниговского (Полоницкого-Углицкого; 1630-е – 1696) в 1896 г.[415] Следует также отметить, что, согласно церковному преданию, открытие мощей свт. Митрофана задолго до начала массового почитания было предсказано преподобным Серафимом Саровским (1754–1833)[416].
В 1833 г., в день рождения Николая I, мощи свт. Митрофана были перенесены в отремонтированный кафедральный Архангельский собор Воронежа, а в ноябре 1833 г. переложены в специально изготовленную серебряную раку. В 1836 г. при кафедральном соборе был официально учреждён первоклассный Митрофаньевский Благовещенский монастырь[417].
Впрочем, на этом поклонение мощам свт. Митрофана Николаем I и членами Дома Романовых не ограничилось. Спустя пять лет, летом 1837 г., Воронеж посетил наследник престола великий князь Александр Николаевич (5–7 июля) и императрица Александра Фёдоровна с великой княжной Марией Николаевной (13–16 августа). В августе императрица вручила архиепископу Антонию алмазный крест на клобук, пожалованный владыке её венценосным супругом при комплиментарном рескрипте от 26 июля 1837 г. За время своего пребывания в Воронеже императрица посетила монастырь шесть раз, поклоняясь мощам свт. Митрофана и даже совершив однажды уединённое моление (тогда её сопровождал только министр Императорского Двора и уделов князь П. М. Волконский). Показательно, что Александра Фёдоровна лично положила на мощи парчовый Покров, а великая княжна Мария Николаевна «в дар трудов своих» принесла к подножию раки ковер[418].
Вскоре в Воронеж прибыл брат царя великий князь Михаил Павлович, приезжавший на закладку здания Михайловского кадетского корпуса. Он также посетил монастырь: когда приехал в город и когда уезжал обратно (визит состоялся 14–15 сентября). Месяц спустя, 18 октября, Благовещенский Митрофанов монастырь посетила супруга великого князя Елена Павловна. В течение трёх дней пребывания в Воронеже (с 18 по 20 октября) она пятикратно прикладывалась к мощам и образу Божией Матери Одигитрии, как и императрица, уединённо молилась над мощами. Великая княгиня подарила монастырю золотое паникадило, украшенное драгоценными камнями[419].
24 октября в Воронеж на поклонение мощам свт. Митрофана, в сопровождении наследника престола, прибыл Николай I. Утром следующего дня он посетил храм, «положив три земных поклона пред образом Божией Матери Одигитрии, приложился к оному; потом совершил троекратное молитвенное земное поклонение пред Мощами Святителя Митрофана, и к ним приложился. Что сделал и Великий Князь Цесаревич». Венценосец и его наследник присутствовали на молебне, совершённом архиепископом Антонием, прикладывались ко кресту, были окроплены святой водой и вновь, в сопровождении владыки, приложились к мощам, вновь положив по три земных поклона