благоговением»[377].
После всего этого, собственно, и случился «казус» с письмом Костромского губернатора. Человек просвещенный, хорошо знавший литературу, в 1810-е гг. входивший в масонскую ложу и некоторое время даже состоявший в «Союзе благоденствия», С. С. Ланской, можно предположить, отнёсся к сообщениям о чудесах скептически. Скептицизм и стал причиной посылки письма. Однако оно никак не повлияло на дальнейший ход событий: собирание сведений о чудотворениях по молитвам и на могиле свт. Митрофана продолжилось. А 18 декабря 1831 г. епископ Антоний послал обер-прокурору секретное письмо, в котором сообщал об освидетельствовании тела святителя (при проверке прочности фундамента храма и «перемощении пола»). Указывалось на нетленность[378]. В начале января 1832 г. князь П. С. Мещерский сообщил об этом членам Св. Синода (в секретном предложении, указав, что император повелел представить заключение относительно нетленности)[379].
Понятно, речь шла об официальном освидетельствовании. Однако до того, как это произошло, появился царский указ Св. Синоду от 19 января 1832 г., в котором от епископа Антония требовалось представить записку о чудесных исцелениях при гробе святителя. Об этом владыка «секретным письмом» сообщил обер-прокурору 3 февраля 1832 г., перечислив некоторые имена исцелившихся[380].
Наконец, 12 марта 1832 г., опять же секретно, обер-прокурор сообщал Воронежскому владыке положительную резолюцию Николая I на докладе «Об открытии в Воронеже нетленного тела Епископа Митрофана» и указывал, что Св. Синод считал необходимым составить комиссию из трёх духовных лиц, присоединив к ней ещё три или четыре «достойных лица», дабы приступить к освидетельствованию. Кроме того, комиссии полагалось исследовать случаи и события, приписывавшиеся молитвам святителя. В случае невозможности опросить тех, кто исцелился по его молитвам, предусматривалось проведение опроса благонадёжными духовными лицами на местах проживания исцелившихся (вне Воронежа). Все материалы комиссия должны была представить Св. Синоду[381].
Освидетельствование не заставило себя долго ждать. Оно состоялось 18 и 19 апреля 1832 г. Акт подписали два архиерея (архиепископ Рязанский и Зарайский Евгений (Казанцев; 1778–1871) и епископ Воронежский и Задонский Антоний и пять священнослужителей (архимандрит Московского Спасо-Андрониева монастыря Гермоген; протоиереи кафедрального собора Воронежа: Михаил Подзорский (ключарь), Михаил Крябин и Иаков Покровский; а также протоиерей Троицкого собора Владимир Замяткин). Обратим внимание на то, что среди членов комиссии был архиепископ Евгений (Казанцев) – учёный монах, одно время служивший ректором Московской семинарии и профессором богословия.
Текст освидетельствования, впервые опубликованный Я. Э. Зелениной[382] – чрезвычайно интересный и важный документ, о котором следует сказать отдельно. Но прежде чем начать о нём разговор, следует обратить внимание на то, что церковные составители специально затронули и историю захоронения святителя (составив «краткое описание жизни и деяний первопрестольного Воронежского преосвященного Митрофана»).
Охарактеризовав основные вехи жизни и служения епископа Митрофана, они специально остановились на вопросе о похоронах святителя и о сохранности его тела. Рассказ содержал сведения о том, что похоронен он был в схимническом одеянии в приделе новопостроенной церкви, в устроенном под церковью выходе. Когда же собор, спустя некоторое время, необходимо было разобрать, «то тело его перенесено [было] под бывшую тогда деревянную соборную колокольню св. церкви Неопалимыя Купины». В 1718 г., при митрополите Пахомии (Шпаковском; 1672–1723), построили Благовещенский кафедральный собор, и тело епископа Митрофана погребли в правом его крыле около южной стороны. «При обоих перенесениях тело его оказывалось ещё невредимо», – специально подчёркивали составители описания[383].
Данное описание составлялось до того, как проведено было официальное освидетельствование мощей, и должно было убедить членов Св. Синода в том, что и ранее, ещё в XVIII в., его тело чудесным образом оставалось нетленным. Подписавший его епископ Антоний не забыл отметить и факт сохранения в соборной ризнице кафедрального собора Воронежа мантии святителя, которая, по утверждениям старожилов, употреблялась во время его келейного молитвословия. Далее вл. Антоний, ранее писавший обер-прокурору о своём незнании повода, приведшего в 1830 г. к усиленному почитанию святителя, излагал причины и следствия этого почитания.
«По строгой жизни и примерной ревности о благе Церкви и святости христианского правоверия, – отмечал Воронежский архиерей, – имя сего святителя всегда вспоминалось и поныне вспоминается с особенным благоговением. Многие притекали ко гробу его и совершали о упокоении души его панихиды. Иные в день кончины его 23 ноября, ежегодно отправляли оные. Разновременно и из разных мест привозимы были больные и одержимые разными недугами ко гробу сего святителя, и по желанию их, налагалась на них во время отправления панихиды мантия. В начале 1830 года при гробе святителя Митрофана открылось постоянное служение молебнов Одигитрии Божией Матери и отправление о упокоении души его панихиды. Поводом сему были наипаче первые два случая»[384].
После сказанного помещались истории (числом 11), в которых излагались сообщения о молитвенной помощи страждущим свт. Митрофана. Первые (об излечении дочери купца Попова Агнии и восьмилетней девочки) были помечены 1829 г. Показательно также, что все эти истории записаны разными почерками (следовательно, заносились в разное время разными людьми). Да и сама книга («Краткое описание…») представляет собой переплетённые картонные листы большого формата. На лицевом картоне (в левом верхнем углу) есть отметка: «Рукопись № 1244 Архива Святейшего Синода». В левом нижнем углу помещена наклейка, говорящая о том, что рукопись принадлежала библиотеке Св. Синода. Вероятно, это была тетрадь, представлявшая собой собрание первых материалов, свидетельствовавших о чудесах, происходивших на могиле свт. Митрофана, либо по молитвам к нему обращавшихся православных[385]. Эту тетрадь, смею предположить, в 1831 г. отправил в Св. Синод сам епископ Воронежский Антоний[386].
Говоря об освидетельствовании, следует отметить, что оно было проведено с исключительной тщательностью, и включало как подробное описание сохранности тела, так и одежду, гроб и само место погребения святителя. Комиссия однозначно констатировала нетленность, указав также на сохранившееся в гробу Евангелие и четвероконечный сердоликовый крест[387].
Итак, нетленность была зафиксирована официально. Данное обстоятельство не в последнюю очередь и решило дело: ведь по мнению православных богословов того времени «нетление Св. Мощей в Христианской Церкви есть истинно дело Божие, что Бог производит оное своей всемогущей силою сообразно с премудрыми и благодетельнейшими планами Своего промысла о роде человеческом вообще, и особенно о роде Христианском»[388].
После получения данных комиссии Св. Синод поднёс Николаю I всеподданнейший доклад, приурочив его к 25 июня – дню рождения монарха. Из этого доклада подданные могли узнать ход дела по подготовке к прославлению свт. Митрофана, в том числе и имена тех, кто входил в комиссию, исследовавшую вопрос о нетленности и историю чудес. Но, полагаю, наибольший интерес представляют начальные пассажи доклада, в котором недвусмысленно проводится сравнение царствований Николая I с Петром Великим. «Во дни благословенного Царствования Вашего, Всемилостивейший Государь, – писали члены Св. Синода, – когда