- Всех перепорет,- ответил другой.- Будет бить, пока не узнает...
Время шло. Лизиха не показывалась, и от этого с каждой минутой становилось всё страшнее. "Что-нибудь ужасное нам готовит",-думал каждый, как пригвождённый сидя на своём месте.
- Николай, сюда! - раздался из спальни зловещий Лизихин голос.
Коля весь съёжился и побледнел как смерть.
- Я не пойду, я боюсь! - зашептал он.- Почему меня?
Дверь из спальни распахнулась. Выбежала Лизиха, вся растрёпанная, точно безумная. Подбежала, схватила Колю за руку и потащила в спальню.
- Я не брал! Не надо, боюсь! - закричал он таким страшным голосом, что у меня мурашки побежали по коже.
- Что она с ним будет делать? - зашептали оставшиеся в комнате.
- Господи, помоги! - пролепетал кто-то, тихо всхлипывая.
Дверь вновь распахнулась, вышел Коля, бледный, трясущийся, но живой, целый.
- Борис, ко мне! - крикнула Лизиха.
- Иди, не бойся! - шепнул Коля.- Не бьёт. Поклясться заставляет.
За Борисом в страшную комнату пошёл Вася, потом Серёжа... Все ребята один за другим.
Наконец я услышал:
- Георгий, иди сюда!
Онемев от ужаса, я, как во сне, встал со своего места, прошёл переднюю и очутился в спальне Лизихи.
Посреди комнаты помещался маленький столик; он был накрыт белой скатертью. На ней стояла горящая свеча и лежала какая-то небольшая толстенькая книжка в синем бархатном переплёте с золотым тиснёным крестиком посредине.
Сама Лизиха сидела тут же на стуле. Лицо у неё было уже не свирепое, а какое-то жуткое, налитое кровью и совсем неподвижное.
Она пристально взглянула на меня и сказала мрачным голосом:
_ Ты, конечно, не взял! Тебя только так, для порядка, как и других. Ты не взял кошелёк? - В её голосе вдруг послышалось какое-то недоверие.
- Не брал, честное слово, не брал!
- Положи руку на евангелие. Поклянись, что не брал и не знаешь, кто его взял. Помни: если скажешь неправду или утаишь что-нибудь, бог страшно накажет, руки отнимутся, язык... Клади руку, клянись!
Я положил правую руку на бархатную книжку. "А ну-ка сейчас рука отнимется или онемеешь, что тогда? - мелькнула страшная мысль.- Тогда она решит, что я взял".
- Говори: "Клянусь, что денег не брал и не знаю, кто это сделал!"-зловещим шёпотом произнесла она.
Я повторил и пошевелил пальцами руки. "Слава богу, кажется, не отнялась".
- Иди!
Всё так же, как во сне, я вышел из страшной комнаты и сел на своё место.
"А что будет с тем, кто взял? - неожиданно подумал я.- Он ведь не сможет сказать неправду. Это - клятва. Солжёт - язык отнимется".
Елизавета Александровна вызывала всех по очереди, но никто не признался, и ни у кого не отнялись ни руки, ни язык.
- Хорошо же! - сказала она угрожающе.- Встаньте все в ряд.
Мы встали. Елизавета Александровна начала у каждого тщательно обследовать карманы.
- А это что? - свирепо сверкнув глазами, обратилась она к Борису.
- Это, это... это пу-пу-пу-гач,- заикаясь, еле выговорил он.
Елизавета Александровна выхватила из кармана игрушку и со злостью швырнула её в дальний угол, чуть не угодив при этом Ольге прямо в лицо.
- "Пугач"! Я тебе покажу, подлец! Но и осмотр карманов ни к чему не привёл. Кошелька ни у кого не оказалось.
- Садитесь по местам. Начинайте заниматься своим делом.
И она тяжёлой, расхлябанной походкой пошла в переднюю.
- Теперь все куртки обшарит,- дрогнувшим голосом сказал Борис.- А у меня в кармане рогатка. Беда! Выпорет, непременно выпорет.
Все мы сидели, замерев на своих местах, и прислушивались к шаркающим шагам в передней.
- Вот он! Ах ты, подлец! - раздался нечеловеческий крик.
Лизиха ворвалась в комнату, как исступлённая. Она трясла кошельком.
- А-а, подлец! А ещё на евангелии клялся. Подлец, клятвопреступник!
Она подбежала к столу и схватила за руку Васю. Схватила, сдёрнула на пол:
- На колени! Вот тебе, вот, вот, вот!..- И она изо всех сил ударила его по щекам.- Вон из моего дома! Вор, подлец! Во-о-он! Сейчас полицию позову. В тюрьму, в острог!..
- Я не брал, ей-богу, не брал! Простите, не брал я...- в ужасе, сам, верно, не понимая собственных слов, лепетал Вася.
- Ах, ты ещё врать, врать ещё! Вот тебе, вот!.. С размаху она, видно, попала по глазу. Мальчик взвизгнул от боли и вскочил на ноги.
- Простите, пожалуйста, простите его! - вдруг выскочил и встал перед Елизаветой Александровной Митенька. Встал и заслонил собой Васю.- Простите его,- повторил он,- у него мать больна! Он хотел у вас рубль попросить, хотел, да побоялся.
Елизавета Александровна на секунду опешила от этой неожиданной защиты. Но тут же опомнилась и грубо оттолкнула Митю:
- Не лезь, блаженный! Тоже защитник! Мать заболела, так он воровать? А завтра с ножом придёт, зарежет... Вон из моего дома, вон! - снова заорала она.- Пришли мать ко мне. Не пришлёшь - в полицию заявлю. Оба воры, обоих в острог упеку!
Не помню, как я оделся, как вышел на улицу. Даже Серёжа, всегда такой стойкий, мужественный, и то был подавлен.
- Уж взял бы деньги, и дело с концом! - раздражённо сказал он.- А кошелёк-то зачем? Видно, не успел вынуть, помешал кто-то. Так и сунул, дурень, в пальто!
У нас дома весть о воровстве и страшной расправе произвела очень тяжёлое впечатление, в особенности на маму. Михалыч тоже был огорчён.
- Бедность,- сказал он.- От бедности чего не сделаешь! - Но потом, подумав, добавил: - А всё-таки лучше бы попросил. Чужие кошельки таскать не следует...
- Оставь, пожалуйста, свою мораль! - перебила его мама.- Кого просить-то? Я попросила на лечение Татьянки. Много кто дал?
- Да-а-а-а! - протянул Михалыч. - Скверная история. Тяжёлая история.
- Знаете что, ребятки,- сказала мама,- я вам дам пять рублей, отнесите их Васе, скажите - взаймы, мол, пусть когда сможет, тогда и отдаст. Ну, хоть через год, через два...
- Нет, он теперь не возьмёт,- покачал головой Михалыч.- Ему и ребят теперь стыдно будет, ведь на их же глазах попался.
- Это верно! - грустно согласилась мама.- Может, послать с Дарьей прямо его матери, сказать - за стирку деньги прислали? Вот только от кого?
Михалыч задумался.
- Лучше Дмитрия попросить отнести. Пусть скажет - из больницы прислали: от кого-то из больных или из служащих. Я, мол, и не спрашивал от кого. Она, наверное, многим стирает. Сама пускай и догадывается, если захочет.
Деньги Дмитрий отнёс.
- Ну, отдал? - спросила мама, когда он вернулся.- Что она сказала?
- Больная лежит,- нехотя ответил Дмитрий,-Велела деньги назад отдать. Говорит, ничего я у них не стирала и получать мне с них не за что.
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
Время всё постепенно смягчает, даже самое печальное, самое страшное. Стала понемногу забываться и история с украденными деньгами.
Вася больше не показывался в доме Елизаветы Александровны. В полицию она на него не заявила, только погрозила сгоряча.
Самого Васю я несколько раз после этого видел на улице. Но он тут же отворачивался и спешил перейти на другую сторону. Ему было стыдно встречаться с кем-нибудь из старых товарищей по школе.
А занятия у нас шли по-прежнему. По-прежнему Елизавета Александровна кричала, ругалась и дралась. Зато к Мите с тех пор стала ещё ласковее, ещё нежнее. Да и многие из нас, ребят, уже не так его сторонились. Правда, он выскочка, и подлиза, и Лизихин любимчик, всё это верно и очень противно, а всё-таки только он один осмелился защищать Васю. Все тогда языки прикусили от страха. А он не побоялся. Пусть из его защиты толка не вышло, а всё-таки он сказал правду, не побоялся.
Митя, видно, и сам замечал, что многие из нас смотрят на него даже с уважением. Но от этого он стал ещё заносчивее. Уж не ходит по комнате, а будто
на крыльях летает - глядите, мол, все на меня, любуйтесь, вот какой я герой, когда нужно - и самой Лизихи не испугался.
Только Борис да Колька из одного упрямства не хотели признавать в Мите ничего хорошего.
- Пожалел он Ваську?! Как же, держи карман шире! - кричал Коля, выходя вместе с другими ребятами из школы на улицу.- Уж он пожалеет! 'Просто покрасоваться перед всеми захотел. Вот и всё.
При этих словах я невольно вспомнил, что почти то же самое сказал про Митю в тот страшный день и сам Вася.
"Нет, конечно, они зря так говорят,- думал я.- Ну, может быть, и хотел немножко покрасоваться. А ведь никто из нас ничего сказать не осмелился. Всё-таки он не такой уж плохой, как думают Боря и Колька".
Серёжа тоже был со мной согласен.
- Хоть и подлиза, а ничего парень,- сказал он.- А Колька с Борькой его ненавидят. Митеньку Лизиха леденчиками угощает, прямо в ротик суёт, а их только линейкой пониже спины потчует.- И Серёжа при этом сделал очень выразительный жест рукой.
Потекли один за другим однообразные, скучные дни. На дворе уже была настоящая зима. Весь городок завалили глубокие сугробы снега. Ходить можно было только по узким тропинкам вдоль домов и заборов. По утрам мы с Серёжей вставали в школу, когда на дворе бывало ещё совсем темно. Пили чай при свете лампы. Только к девяти часам начинало понемногу светать.