Скорее всего именно тогда Елизавета и утвердилась в решении не выходить замуж вообще. До этого, возможно, была просто игра, а осознав, что стать супругой любимого человека она все равно не сможет, предпочла не выходить вообще. Но играть в сватовство не прекратила, она еще долго щипала нервы своим возможным согласием претендующим на ее руку. Такие сцены не только доставляли удовольствие их величеству, но и приносили немалую пользу, не позволяя заключать союзы против Англии в надежде заполучить ее трон.
Хотя желающих посвататься с каждым годом становилось все меньше.
Первым прекратил свои попытки Филипп Испанский. Он счел унизительным долго ждать решения колеблющейся Елизаветы и вынудил ее дать ясный ответ. Получив отказ, король не стал долго переживать, посватавшись к дочери Екатерины Медичи Елизавете Валуа. Английская королева не слишком расстроилась, но выговорила новому испанскому послу Альваро ди Квадро:
– Еще твердят о женском непостоянстве! Насколько же непостоянен ваш король?!
Ди Квардо обомлел, не сразу сообразив, что ответить, а королева продолжила с истинно женской непоследовательностью:
– Неужели Филипп не мог подождать несколько месяцев?! Вдруг я бы передумала? – Поднявшись из большого кресла, она прошлась по залу и слегка стукнула посла веером: – Теперь пусть пеняет на себя! Он будет женат всего лишь на французской принцессе, когда мог быть мужем королевы Англии!
Испанец не сдержался, чтобы не напомнить, что таковым Филипп Испанский уже был.
Елизавета скорчила презрительную гримасу:
– Этот брак был недоразумением…
– Для кого?
– Для всех!
Посол решил перевести все в шутливый диалог:
– Как долго нужно было ждать королю Испании, чтобы вы передумали?
– Не зна-аю… – почти томно протянула Елизавета. – Разве можно торопить женщину в таких вопросах?
Нет, в том, что касалось пустых разговоров, ее не переговоришь!
А Сесил мысленно обзывал свою королеву чертовой бабой. Мало того, что отказала испанцу, так еще и дразнит его! Отказу канцлер был рад, но как можно радоваться браку испанского короля и французской принцессы?! Это означало объединение двух сильнейших противников Англии.
Услышав стенания Сесила по этому поводу, королева слегка пожала плечами:
– Найдите способ и вы заключить договор с Францией!
Вот так просто, словно подобные договора заключаются по мановению руки английской королевы! Сесил только вздохнул: даже самая умная баба на престоле все равно баба.
Лорд Пемброк принес королеве весьма своеобразный подарок. Ей дарили много и с удовольствием, особенно то, что касалось нарядов и изящных безделушек, до которых Елизавета была великой охотницей. Вкус у нее действительно был отменным, потому безо всяких усилий королева стала законодательницей моды при дворе, причем она не только повторяла на свой лад присланные из Франции или Испании образцы, но и переделывала их до неузнаваемости. Работы у швеи и шелковниц королевы всегда было невпроворот.
Одной из очень понравившихся Елизавете придумок ее шелковницы были шелковые чулки вместо панталон. Королева полдня вертелась перед зеркалом, напрочь отказавшись заниматься даже срочными делами, и разглядывала свои стройные ножки в этих чулках.
– Обидно, что никому их не видно из-под платья!
Фрейлины натянуто рассмеялись, королева обернулась к ним:
– Что вы глупо хихикаете? Конечно, жаль, что такую стройную ножку нельзя выставить напоказ! У мужчин они куда более кривые и косолапые, но им позволительно демонстрировать свое уродство. Единственный человек, у которого были великолепные икры – мой отец король Генрих! – Чуть подумав, она добавила: – Еще приличные ноги у лорда Дадли.
Дамы скромно отвели глаза, будто никогда не обращали внимания на лодыжки Роберта Дадли. Елизавета расценила это как несогласие и возмутилась:
– Леди Леттис, что вы ухмыляетесь? Я неправа?
– Правы, как всегда, Ваше Величество.
Елизавета фыркнула:
– Когда это вы успели рассмотреть стройные лодыжки лорда Дадли?
Леттис Ноллис, которой очень нравился Роберт Дадли, почувствовав, что попалась в ловушку, покраснела до корней волос и забормотала, что она ничего не видела, но полагает, что если Ее Величество так говорит, значит, так и есть.
Ответом был смех королевы. На счастье Леттис, Елизавета пребывала в прекрасном расположении духа.
В этот раз Пемброку пришлось довольно долго ожидать, наблюдая невозможную сцену: королева принялась советовать своей фрейлине молоденькой Мэри, как вывести веснушки, щедро усыпавшие ее симпатичное личико каждый год. Наконец, она от слов перешла к делу:
– Подите сюда! Кэтрин припасла средство, которое поможет вам избавиться от этой гадости!
Кэтрин Эшли действительно принесла какую-то резко пахнущую мазь. Но сначала она попыталась обратить внимание своей хозяйки на стоявшего в ожидании пока ему позволят сказать Пемброка. Елизавета, указав жестом бедной Мэри куда ей следует сесть, чтобы начать экзекуцию, обернулась к лорду:
– Ах, простите, милорд, все дамские дела, все дела… Вам, мужчинам, проще, вам не нужно столько ухищрений, чтобы быть красавцами…
Лорд Пемброк, как истинный джентльмен, не упустил возможность сделать даме комплимент:
– Ваше Величество, Вам и вовсе не нужно никаких ухищрений!
– Вы великий льстец, но мне приятно. Не выдавайте мужчинам увиденных здесь секретов. Хотя, я думаю, вам не стоит смотреть, как мы будем выводить противные веснушки с очаровательного носика Мэри. Вы что-то хотели сказать?
– Ваше Величество, разбирая вещи вашего батюшки короля Генриха, я наткнулся на примечательную вещицу. Думаю, вам она дорога, потому принес.
Пемброк протянул королеве какую-то книгу в вышитом переплете. Елизавета с первого взгляда поняла, что это. Еще девочкой она вышила отцу в подарок на Рождество переплет для молитвенника. Буквы монограммы переплетались в замысловатом узоре, ткань была довольно потертой. Это означало, что отец часто пользовался подарком дочери…
Пемброк мог быть доволен своей выдумкой – Елизавета расчувствовалась настолько, что на глазах у нее выступили слезы. Сразу вспомнилось детство, это была счастливая пора, когда она ощущала любовь отца, верила в то, что жизнь впереди усыпана только розами, причем без шипов, когда не хотелось думать ни о чем дурном или тяжелом.
Королева благоговейно поцеловала переплет и прижала к груди, прошептав: