Читать интересную книгу Ассасин - Евгений Сухов

Беседа начинала забавлять хана. Оказывается, на земле еще не перевелись люди, способные ему перечить. Тем интереснее…

— Каким же образом он меня предупредит, если ты первый и последний из ассасинов, которого я принимаю. Но делаю я это из любопытства, уж больно много о вас рассказывают всяких небылиц.

— Великий хан, ты даже не догадываешься об истинном могуществе шейха Хасана. Он может присутствовать всюду. — Тонкие губы юноши дрогнули в насмешке. — Даже в твоих покоях.

Брови хана негодующе взметнулись. Мудрость великих состоит в том, чтобы даже в самых непростых ситуациях держаться достойно. На лбу хана прорезалась кривая морщина, теперь ему осталось решить, что делать с этим смертным: бросить его в зиндан к ядовитым змеям, живым содрать с него кожу или просто утопить. Впрочем, существовал еще один вариант — щедро наградить посланника и отпустить с миром. В последнем случае придворные поэты обязательно сочинят баллады о великой мудрости хана.

Руки хана с силой дернули четки, их нить оборвалась, и рубиновые горошинки просыпались на ковер. Отшвырнув четки, хан приказал:

— Отрубите ему голову, а тело скормите бродячим псам.

Слегка наклонившись, ассасин с чувством поблагодарил:

— Спасибо за милость, великий хан.

Стража, подхватив юношу под руки, поволокла его к выходу. Мелик-шах поднялся. Рубиновые горошинки, скатившись с полы халата, упали в густой ворс, где и затерялись.

Хану не раз приходилось выносить смертные приговоры, и каждый из обреченных воспринимал их по-разному. Одни, валяясь в его ногах, пробовали вымолить снисхождение; другие старались держаться достойно, покрываясь при этом смертельной бледностью, но никогда не оставалось равнодушных перед грядущим небытием. Но этот мальчишка вел себя так, словно отправлялся куда-то в райскую обитель. Природа такого поведения хану была непонятна. Если каждый из ассасинов столь бесстрашен, то можно тогда представить, насколько они опасны.

Весь оставшийся день был безнадежно испорчен. К своему удивлению, Мелик-шах никак не мог позабыть дерзкого мальчишку, столь хладнокровно принявшего смерть. Не могли его успокоить и вернуть хорошее расположение духа даже танцы наложниц, а сладкое вино показалось ему в этот день на редкость горьким.

Проснулся Мелик-шах от неосознанного чувства тревоги, которое, казалось, возникло из ниоткуда. Каждая клетка его тела взывала к спасению. Открыв глаза, хан, как и обычно, увидел простертый над ним темно-зеленый балдахин, слегка подсвеченный факелами. Рядом, свернувшись в комочек, лежала тринадцатилетняя наложница Сария, укрывшись шелковым легким покрывалом. И только повернувшись, хан увидел ритуальный меч ассасинов, воткнутый у изголовья ложа. К нему был прикреплен перетянутый красной ленточкой пергамент.

Ужас застрял где-то в самой глубине горла и не желал вырываться наружу. Дрожащей рукой Мелик-шах потянулся к пергаменту и снял его с рукояти меча. Разломив печать, он развернул пергамент и стал читать: «Хан Мелик-шах, ты обидел меня своим непочтением. Жду твоих послов завтра в моем дворце. Если ты ослушаешься меня, то будешь убит, где бы ты ни находился. Шейх Хасан».

Пергамент выпал из ослабевших рук хана, немедленно скрутившись в трубочку.

— Стража! — закричал хан осевшим голосом.

В покои, обнажив сабли, вбежали евнухи.

— Позвать ко мне визиря Афдала!

Евнухи разбежались. Через полчаса в покои хана вошел главный визирь и, склонив голову, сообщил:

— Его нигде нет, великий хан.

* * *

Войдя во дворец старца Горы, послы Мелик-шаха не удержались от возгласов восхищения. Хасан окружил себя куда большим великолепием, чем то, которое они видели во дворце Мелик-шаха. Стены и потолок зала были укрыты парчой, вышитой золотыми нитями. Пол огромного зала укрывал толстый пестрый ковер. Шейх Хасан сидел на троне с резной высокой спинкой, а его халат густо украшали изумруды с александритами. У подножия трона находилось блюдо, на котором стояла голова, лицом повернутая к гостям. Неожиданно голова ожила — глаза заморгали, а пухлые губы принялись строить гримасы.

Послы давно бы уже убежали от страха, но ужас, что сковал им ноги, не позволял сделать даже шага.

— Вы знаете этого человека?

— Это визирь Афдал. Он отвечал за покои хана.

— Вот видите, мне приходится выполнять работу вашего визиря. Именно он должен был охранять хана Мелик-шаха. Однако сделать этого он не сумел. Ответь мне, Афдал, ты провинился перед своим повелителем?

Ресницы визиря задрожали, и он выдавил из себя нелегкое признание:

— Да, шейх Хасан. За мою провинность я достоин смерти.

Кровь на блюде запеклась темно-красными сгустками, сделав все это зрелище еще более удручающим.

— Кто оживил твою голову?

— Это сделал ты, шейх Хасан, только тебе одному под силу такое чудо, — проникновенно отвечала голова Афдала. Если бы у нее была возможность, так она непременно бы поклонилась.

— Когда я тебя воскресил?

— Сразу после того, как я побывал в райских кущах.

Потрясенные послы Мелик-шаха взирали на окровавленную голову с немым трепетом.

— Всем нам интересно услышать, что ты видел в райских кущах.

Голова слегка пошевелилась и с вожделением цокнула языком, с крупного носа упала кровавая капля.

— Рай — это очаровательная долина, расположенная между высокими горами. В этой долине находятся роскошные сады с чудесными и сладкими плодами. Там растут благовонные цветы, среди которых легко и приятно дышится, — широко открытые глаза головы возбужденно блестели. — Как только попадаешь в этот райский сад, так тебя тотчас зачаровывают прекрасные девушки, одетые в дорогие наряды. Они сладкоголосо поют и играют на разных инструментах. Они забавляются и резвятся. Этим женщинам нет равных в искусстве обольщения.

— Довольно, — небрежно махнул рукой шейх Хасан.

Голова умолкла. Веки прикрылись, на губах застыла легкая улыбка. Похоже, что дух визиря Афдала вернулся в райские кущи, о которых только что с восхищением рассказывала его голова.

— Ответ мой хану Мелик-шаху будет таким. — Прикрыв глаза, Хасан размышлял. Кожа на веках собралась в мелкие морщины, теперь можно было увидеть, насколько он стар. — Хан должен выплатить мне десять тысяч золотых монет за убийство моего человека, это первое, — спокойно объявил он.

Лица послов оставались бесстрастными. Похоже, что они еще не пришли в себя после того, что увидели.

Наконец глаза Хасана открылись:

— Этот мальчишка — Арслан — мой. Он должен принять смерть. Но для него будет слишком мало просто отрубить голову. Его страх должен быть запредельным. Передайте своему хану, путь он прикажет привести этого мальчишку в Долину Змей, к водопаду с восходом солнца.

— Мы передадим хану Мелик-шаху твои слова, достопочтенный шейх Хасан, — распрямившись, сказал тот из послов хана, что был постарше.

— А теперь ступайте, мне надо помолиться!

Дверь за послами закрылась. На губах шейха Хасана заиграла плутоватая улыбка, он не сомневался в том, что послы расскажут хану обо всех чудесах, увиденных ими во дворце.

Поднявшись с трона, он не спеша спустился по ковровой дорожке. Подошел к голове, лежавшей на блюде, и, присев на корточки, сказал:

— А ты хорошо смотришься на этом блюде, уважаемый визирь Афдал. Может, тебе так и остаться здесь? Будешь рассказывать моим гостям о чудесах, что творятся в раю, а то не все в них верят. Ха-ха-ха! — Лицо его вдруг приняло суровый вид. — В следующий раз придется придумать что-нибудь пострашнее. Освободите его! — приказал Хасан, повернувшись к страже.

Трюк с якобы отрубленной головой у шейха Хасана был одним из любимых. Приговоренных на смерть он велел ставить в узкую яму, устроенную в центре зала для приемов, затем к шее человека, стоящего к яме, придвигались две половинки большого блюда, на которое наливали бараньей крови. Оставалось только найти подходящий мотив, чтобы заставить приговоренного следовать начертанной ему роли.

У визиря Афдала имелись серьезные основания, чтобы полностью подчиниться прихотям шейха Хасана.

Подошедшая стража, стараясь не перепачкаться кровью, аккуратно раздвинула половинки блюда. И, ухватив за шиворот визиря, вытащила его из ямы. Яму прикрыли медной крышкой, на которую опять уложили ковер. Теперь ничто не свидетельствовало о ловком мошенничестве шейха Хасана.

— Тебе придется отрубить голову, — заметил Хасан. — Что подумают послы, если когда-нибудь увидят тебя во дворце хана? Скажут, что старый Хасан лжец, но ни один человек в мире не может меня упрекнуть в этом!

Визирь слегка переломился в поясе:

— Я готов умереть, но ты обещал мне, что не тронешь мою дочь.

— Ты можешь меня упрекнуть в том, что я не держу своих обещаний?