чтобы мы знали, будто его шантажируют будто Элизабет в их руках. И еще этот Ключ Кайрен Туам — они вряд ли дадут тебе его, даже если дойдет дело до обмена. В лучшем случае подсунут подделку.
— Без сомнений. Им нет смысла менять оригинал ключа даже на готовый перевод. Ведь без Кайрен Туам, они не попадут в Хранилище Знаний. И для меня это еще одна странность. Неужели, люди Уэйна сглупили — недодумали, что мы этот момент понимаем не хуже их? Зачем им предлагать заведомо сомнительную сделку? А вообще, ты молодец, — сворачивая к серебристой башне «Стреле Ветра», я искоса глянул на Ольгу, — умная девочка.
— Сама знаю, что умная, — с довольной улыбкой отозвалась Ковалевская.
Встреча началась в назначенный срок: в 15:30 в зале собралось около тридцати журналистов из разных, самых заметных всеимперских издательств. Барон Ахметов был давно здесь и распоряжался подготовкой к мероприятию. Его помощники рассаживали прибывших по местам. Для нас с Ольгой Борисовной было приготовлено два высоких кресла с бархатной обивкой, стоявших напротив трех рядов стульев для журналистов. Банкетные столы сдвинули к окну, они были накрыты под легкий фуршет, хотя я проголодался и не отказался бы от чего-нибудь более существенного, чем холодные закуски и расстегаи.
— Прошу, прошу, милейшие господа! — пригласил нас Ринат Азимович, сияя взглядом из-под пряди седоватых волос, упавшей на лоб.
— Три минутки. Пока Ольгу Борисовну усадите, — сказал я и с абсолютной наглость отправился к ближайшему банкетному столу.
Пока Ольга что-то отвечала, окружившим ее журналистам, я успел съесть приличный кусок отварной осетрины с грибным пирогом. Да, эта невоздержанность не украшает графа, но для Астерия она — вполне сносный каприз.
Когда я вернулся, Ковалевскую атаковали вопросами с разных сторон. Особо усердствовала дама в синем парике, настырно интересовавшаяся деталями ее похищения и перелета на Ор-Ксиппил.
— Так! Стоп, господа! Все замолчали! — повысив голос, потребовал я. — Прошу всех по местам.
Когда журналисты расселись, приготовив эйхосы и блокноты для записи, я сказал так:
— Вы здесь собрались для того, чтобы выдать в завтрашние издания материал, который желаю подать я, а не тот, что на ваш взгляд будет интересен. И я за эти публикации плачу приличные деньги. Поэтому, будьте любезны без всякой самодеятельности. Сейчас я расскажу вам в подробностях, что должно быть в этих статьях и какие основные мысли вы должны отразить именно так, как подал их я — без всяких смысловых отклонений. Кратко эти мысли в виде тезисов уже у вас есть в распечатанном виде. Верно, Ринат Азимович? — я глянул на барона Ахметова.
— Да, все готово, со мной. Но я пока материалы не раздавал, — отозвался он.
— Хорошо, раздайте сразу как я закончу. Итак, господа, сначала мой рассказ с акцентом на самых важных моментах для ваших статей. А потом, Ольга Борисовна и я ответим на ваши вопросы. Но предупреждаю, все выходящее за рамки завтрашних статей может быть опубликовано лишь отдельно в какие-нибудь следующие дни. Не сомневаюсь, интерес к произошедшему на Карибах и острове ацтеков будет огромным и долгим, и у вас будет много времени и возможностей вернуться к данной теме, — сказал я, после чего достал приготовленные записи и начал излагать тот материал, который успел обдумать сегодня утром и в течение дня.
Закончили мы с журналистами лишь часа через два после начала встречи. Много было вопросов, много недоверия, иногда изумления, иногда восторга или настороженности. Для наиболее дотошных воинов пера мне пришлось продемонстрировать кое-какие магические шаблоны: останавливал время; по мелочи, без разрушений, но с битьем посуды шалил с кинетикой; одного смельчака из «Московских Вестей» одел в «Сферу Дьянко» и разрешил желающим потыкать его столовыми ножами и вилками — в этой защитной сфере подобные шутки ему были не страшны. В заключении, я использовал «Мангад Урф» на одной пышнотелой барыше и нашептал ей все мысли, которые у нее в этот момент вертелись в голове. Поскольку мысли были нескромные, барышня покраснела до состояния спелой малины и спешно удалилась к банкетным столам. Но все это закончилось. Поблагодарив барона Ахметова, мы вышли ли из башни «Стрела Ветра».
— Может снимем здесь номер, что далеко не ходить, — предложил я, Ольге, когда мы, наконец, избавились от тяжкого внимания журналистов, преследовавших нас даже за стенами гостиницы.
— Я устала, Саш, честное слово. Не думала, что это так тяжело. Два часа отвечать на вопросы. Тем более часто глупые, а еще чаще неприятные. Мне после этого хочется в душ, словно меня чем-то испачкали. И еще к Денису надо бы, — напомнила она, что мы собирались к Филофеевичу. — Надо бы, кстати, тебе. С тобой он хочет поговорить.
— Да, к Денису надо. Тем более после сообщения от Майкла, — согласился я. — Давай тогда так: к цесаревичу, а потом ужин в «Золотых Небесах» и возьмем номер «На Облаках» до утра. Вспомним как это было с нами самый первый раз, — предложил я, чувствуя, как разыгралась моя фантазия.
— Первый раз, когда ты мне даже не подумал подарить цветы. Сама себе заказывала, — с укоризной и в тоже время шутливо, сказала княгиня.
— Я же исправился, — звеня цепочкой, я достал ключи, открыл двери «Гепарда». — Ну так, давай?
— Не знаю, Саш. Давай с этим решим после Дениса. И мне немного тревожно. Эти статьи, которые завтра выйдут, мы не согласовывали ни с кем. Надо было хотя бы папу спросить. Все-таки здесь затронута не только наша личная жизнь, но и вопросы внешней политики и безопасности государства. Такие темы не должны быть публичными, без согласования, — Ольга устроилась на заднем диване.
— Ты чего там села? — удивился я.
— Так хочу. Наверное, устала от внимания. Хочу хотя бы на время поездки до дворца побыть сама с собой, — ответила она. — Не обижайся.
Я кивнул, пуская генератор. Насчет того, что завтрашние статьи, хотя касательно, но затронут многие острые вопросы, такие как безопасность важных лиц империи, работа наших силовых ведомств и контрразведки и внешнюю политику, Ольга была совершенно права. Как права в том, что это не должно подаваться в прессу, без одобрения свыше. И я думал над этим. Думал, что содержание завтрашних тиражных изданий может не понравиться цесаревичу, самому императору и особенно князю Ковалевскому,