здесь не покидала его, но до поры до времени он себя не выпячивал, искал профсоюзных вожаков. Узнал, что на фабрике даже работало несколько членов компартии. Это его обрадовало: наверняка через них можно каким-нибудь образом переправить письма в Россию. Желание установить контакты с родиной и быть ей полезным хоть в чем-то не покидало с момента отплытия из Крыма. Но до сих пор Москва с ним ни на какие контакты не шла.
В одном из цехов прорвало котел отопления. Мастер котельной чертыхнулся и толкнул в бок Линицкого.
– Пошли, проверим, что там случилось.
Леонид отряхнул от угольной пыли комбинезон, вытер ветошью руки, бросил ее в кучу других тряпок, надел на голову фуражку и отправился вслед за мастером в пострадавший цех. Он впервые попал в это огромное, с высокими потолками помещение. Не столько шел, сколько разглядывал его. А там уже суетились ткачихи и суконщицы, на кого-то в углу цеха кричал мастер смены. Линицкий даже не заметил, как едва не столкнулся с невысокой, светловолосой, стройной девушкой.
– О, простите!
– Вы – русский? – вместо извинения спросила девушка.
– Увы! Но вы, судя по всему, тоже из матушки России?
– Ну да! Из Галлиполи мы переехали в Велику Кикинду…
– Как! Вы тоже галлиполийка! – радостно воскликнул Леонид, но его порыв остудил мастер своим грозным окликом.
– Линицкий! Майку теби… – по-сербски выругался мастер. – Где ты пропал?
– Еще увидимся? – уже на бегу спросил Леонид.
– Надеюсь! – вдогонку бросила ему девушка.
С котлом отопления пришлось возиться почти целый день, даже перерыва на обед не было, потому что цех не мог долго простаивать – фабрикант терял на этом большие деньги, а часть из этих денег, между прочим, шла и на оплату труда рабочих. И как же удивился Линицкий, когда, выходя вечером из помещения цеха, он снова столкнулся с той самой девушкой. Суконщицам также пришлось задержаться из-за этой самой аварии. А может быть, она задержалась специально из-за него?
«Это судьба!» – пронеслось в голове у Линицкого.
– Барышня, вот мы и снова с вами увиделись, – сказал он, подходя к ней.
– Видимо, это судьба, – улыбнулась она в ответ, словно прочитав его мысли.
Они не спеша пошли рядом, не обращая внимания на других людей, конные экипажи и автомобили. Так и шли по центру Белграда, пока не оказались на Кнез-Михайловой улице.
– Меня зовут Леонидом. Я из харьковских дворян Линицких. А вы?
– А я Катя Дракина, из Бердянска. Мой папа сейчас работает здесь в Белграде в Министерстве путей сообщения королевства, а до этого я жила в Кикинде и училась в Смольном институте.
– В Смольном? – удивился Линицкий.
– Ну да, здесь в Кикинде госпожа Эрдели, сама воспитанница Смольного, открыла Первую русско-сербскую гимназию, а устав скопировала с Устава Смольного института благородных девиц. Может быть, слышали?
– Нет, к сожалению, ничего не слышал. Как я вам завидую. У вас теперь есть специальность. А мне ведь в Харькове так и не удалось закончить университет. Вот и работаю кем придется.
– Но это ведь временно.
– И я на это надеюсь. Вот скоплю денег и пойду учиться в Белградский университет. Я уже решил.
– А кем вы хотите быть?
– В Харькове я учился на математическом факультете, но, полагаю, сейчас для математиков совсем не время. Сейчас больший спрос на медиков. Да и частную практику доктору легче открыть.
– Вы правы, доктора и инженеры сейчас нужны.
– Скажите, Катя, вы сказали, что вы были в Галлиполи. Это правда?
– Да, мой папа там был по военной части в кавалерийском полку, хотя и не является военным. Он и в Бердянске по инженерной части на железной дороге работал. А вы? Вы тоже галлиполиец?
– Увы, да! – горестно вздохнул Линицкий.
– Почему увы?
– Потому что я попал туда и сюда – не по своей воле. Я не собирался покидать Россию, но поскольку находился в госпитале по причине тяжелого ранения, то и был вывезен на судах вместе со всем госпиталем.
– Вы воевали?
– Да, в Красной армии, – решительно произнес он и в упор посмотрел на девушку – хотел понять ее реакцию, но она то ли не придала этому значения, то ли просто не поняла и задала новый вопрос:
– И хотели остаться в России?
– А вас это удивляет? Это все-таки моя родина. Я сейчас пытаюсь установить хоть какие-то контакты с Москвой…
– И получается? – вдруг заинтересовалась Катя.
– Пока, к сожалению, нет. Но я не теряю надежды.
Они незаметно прошли Кнез-Михайлову улицу, небольшую, но одну из самых уютных и старых улочек Белграда, прошли центральную площадь Теразие и по улице князя Милоша вышли на холмистый Ташмайдан и на улицу Таковску. Пред их взором оказалась маленькая церквушка с двумя голубыми куполами. Еще совсем новенькая, пахнущая краской церковь Святой Троицы была построена в 1924 году на средства русских эмигрантов и на собранные пожертвования и помощь, оказанную правительством, по проекту и под руководством инженера-полковника Валерия Сташевского в традициях псковско-новгородского зодчества. Освящение храма состоялось 24 декабря 1924 года, а на Рождество 1925 года был установлен колокол – личный дар премьер-министра Королевства СХС Николы Пашича, бывшего посланника Королевства Сербии в Петербурге. Ее до сих пор в Белграде так и называют – Русская церковь.
Они остановились. Катя трижды перекрестилась и преклонила голову. Линицкий с удовольствием разглядывал церковь.
– Зайдем? – предложила Катя. – Здесь настоятелем наш брат, русский, донской казак отец Петр Беловидов.
Линицкий слегка поморщился.
– Давайте в следующий раз как-нибудь. Сегодня день был весьма насыщенный, и, если честно, я слишком устал.
Из церкви вышло несколько человек, повернувшись лицом к зданию, они перекрестились и пошли дальше. И Линицкий с Катей продолжили путь. Они прошли почти всю улицу Таковску и остановились у дома номер 50.
– Ну, вот вы меня и проводили. Спасибо вам.
– Вы здесь живете? – Линицкий разглядывал большой трехэтажный дом старой постройки.
– Да, здесь на втором этаже мы и снимаем квартиру.
– А вы с кем живете?
– С папой, мамой и тетей, папиной сестрой. А давайте зайдем к нам, я вас заодно с ними и познакомлю. И заодно поужинаем. Вы же ведь проголодались, не так ли?
– Неудобно как-то. В первый же день знакомства.
– Удобно, удобно! – засмеялась Катя и, схватив Леонида за руку, потащила его в парадный подъезд.
– Мама, тетя, я гостя привела! – с порога закричала Катя, закрывая за Леонидом дверь.
Квартира была большая, состоявшая, по сути, из двух частей, которые соединялись одной дверью. Линицкий даже позавидовал такому шикарному житью таких же эмигрантов, как и он сам. Впрочем, Катя же сказала,