говорят: девушку из деревни забрать можно, а вот деревню из девушки…
Зарывшись носом в пух, я наказала рыбине проветрить комнату. Пока стоит такой духан, благородная леди вылезать на свет Божий отказывается!
[Сколько я спала?] — Силами профессора мигрень отступила, и я перешла на телепатию.
[Шестьдесят пять с половиной часов, почти трое суток.]
[Сколько⁈] — От неожиданно большой цифры я аж села. — [Мне нужен полный отчёт обо всём, что происходило в моё отсутствие!]
[Сожалею, офицер. В угоду вашему здоровью мне самому пришлось прибегнуть к гибернации. Запись не велась.]
Смрад почти выветрился, из окон потянуло свежим морским бризом. Я встала и прошлась по комнате, разминая конечности. Придётся допросить Селёдку, тёмных пятен в своей истории великая волшебница терпеть не намерена!
— Хокори, давай тебя причешем.
Начну издалека, надо учиться находить с ней общий язык.
— Зачем?
Что за идиотский вопрос?
— Девушкам положено следить за волосами. — Я поставила стул на середину комнаты и жестом пригласила спутницу сесть. — Ты ведь хочешь нравиться Протею?
— Отец и так от меня без ума, особенно от моих плавничков! — надулась Селёдка, но всё же позволила мне заняться её колтунами.
Дзе — редкостные извращенцы. Их вкусы весьма специфичны… Стоп! Получается, Энтинуса привлекают острые на язык рыжие девочки? Нет-нет, быть того не может…! Что тогда нравится Зорну? Большие механические костюмы и громкие пушки? Война? Ангелы далеки от смертных, как само небо. Сколько не гадай, всё равно ошибёшься.
— Ай! — Задумавшись, я выдернула рыбине пару волос.
— Тише-тише.
Гребень и прочие вещи я оставила в больнице Гатроса, поэтому расчёсываю Хокори пальцами, «смазанными» очищающей магией.
— Любая красота меркнет, если за собой не ухаживать. Будешь лохматой и вонять, как бродяга, тебя никакой мужчина не захочет.
— Папа считает иначе.
Чтобы не переливать из пустого в порожнее, я развернула перед нами большое голографическое зеркало.
— Чувства людей и дзе — похожи. Ты теперь человек с головы до пят. Сравни нас.
Мои слова пестрели самовлюблённостью, но их целью было не унизить воительницу, а научить.
— Ну… у тебя мягкие руки, блестящие волосы. — Акула принюхалась. — Ты пахнешь цветами.
О себе ни слова, да? Похоже, я не зря стараюсь. Наклонившись к её уху, я прошептала:
— Рецепт красоты прост: понравишься самой себе, понравишься и окружающим. Протею в том числе.
— Чтобы нравиться папе…
— Вот еще над чем подумай: называть своего мужчину «папой» — инцест какой-то. Кровью вы не связаны, придумай что-нибудь другое.
— Например? — Селёдка запрокинула голову, вперившись в меня взглядом. Начинает доверять?
— Ну… можно просто по имени… — Я почесала репку. В делах сердечных опыта у меня нет, напротив, я привыкла сторониться мужчин.
— С моей скромной точки зрения, эпитета «любимый» более чем достаточно, — влез Эфия.
— Мне кажется, или девчачьи беседы должны проходить без вмешательства всяких квантовых компьютеров? — с нажимом произнесла я.
— Обычно да, однако допустить, чтобы хозяйка путалась — прямое нарушение моих функций. Готов предоставить вам исчерпывающий список синонимов.
— Я не путалась! Просто… смущаюсь произносить такие вещи! И вообще, твой единственный хозяин — Верховный Главнокомандующий! Хорош подлизываться!
— «Любимый»? — Рыбина покраснела. — Это… действительно смущает…
— Забудь, лучше расскажи, что произошло после того, как я отключилась.
Под натиском магии куль на голове Хокори начал превращаться в причёску. Прежде ей не приходилось заботиться о волосах, вместо них голову украшали тонкие, жёсткие, словно щётка, чешуйки. Заплету ей косичку сбоку, будет миленько.
— Да ничего особенного. Эфия лечил, людишки пялились, а потом… Прибежали дружки тех, кто таверну держит и началась резня.
Она об этом так спокойно рассказывает, будто чай пила…
— Мы с тем верзилой встали спиной к спине, резали направо и налево. Кровь лилась рекой! Хорошая заварушка вышла!
Кожа акулы под моими руками покрылась мурашками, взгляд в отражении зеркала стал безумным. Устроили, блин, потеху.
— Ты доверилась человеку?
— А у меня был выбор? — вздохнула Селёдка. — Я тебя защищала.
— Рыбак тот выжил хоть?
При слове «рыбак» плечи девушки напряглись.
— Нас потому и пустили в это жилище. Под присмотром всемудрого не умирают.
— Понятно…
— Ни черта ты не понимаешь! Оставила меня одну с человеками! Когда бой кончился, гигант ко мне приставать начал!
Ч-чего⁈ Как…? В смысле, я понимаю «как», но… Пока я пыталась подобрать слова сожаления, рыбина продолжила:
— С вопросами полез: «Чем могу помочь? Как отплатить госпоже волшебнице?»! — Хокори грязно ругнулась. — Лип и лип с любезностями. Я сначала пыталась его игнорировать, но он никак не затыкался! Только и смогла выдать, мол: «Жить нам негде».
— Глупая голова! — Моему гневу не было предела. Захотелось стукнуть спутницу. — Слова выбирай! Я уж подумала он… опять размножаться захотел!
— Не, — отмахнулась акула. — Здоровяк тебя хвалил, всю дорогу вопросами сыпал. Откуда мне знать, какие цветы или чокопад ты любишь?
— Правильно говорить «шоколад».
— Плевать! Я терпела и ждала лишь, чтобы с тебя долг взыскать!
Ц, помнит-таки… Нарушать обещания — претит всем принципам леди, однако… мне страшно. Мало ли, чего рыбьи мозги выплюнут.
— Говори, я слушаю.
— Хах, что, испугалась?
Хокори заржала во весь голос, и я потратила ещё час своей жизни на то, чтобы научить её пристойно смеяться. Чуть не подрались…
— Раз уж мы спасли рыбака, теперь надо спасти акулина. Это справедливо.
Мои пальцы, привычными движениями заплетавшие косичку, остановились.
— Про рабов-химер я слышала, но мы понятия не имеем, есть ли они в Альбергаре. Предлагаешь в каждую щель заглянуть?
— Сказала