миллионы людей… Вот почему
«нельзя забывать, – писал Ленин, – что развитие всех тех глубочайших противоречий, которые веками накопились в русской жизни, идет с неумолимой силой, выдвигая на сцену массы народа, отметая мертвые и мертвенные учения о мирном прогрессе в кучу хлама» [Л: 11, 191].
9 января 1905 года – расстрел безоружных рабочих, шедших с петицией к царю, – стало началом первой русской революции.
Впрочем, может быть, этот расстрел был случайностью, использованной революционерами; может быть, эта бойня совсем не входила в планы «верхов» империи?
Напомним в этой связи только один документ – беседу английского корреспондента Диллона буквально накануне 9 января с одним из приближенных царя.
«…В России, – откровенничал тот, – мы не можем смотреть на вещи, как смотрите на них вы в Англии. Прошлой ночью Его Величество решил отстранить гражданскую власть и вручить заботу о поддержании общественного порядка великому князю Владимиру, который очень начитан в истории французской революции и не допустит никаких безумных послаблений. Он не впадет в те ошибки, в которых были повинны многие приближенные Людовика XVI; он не обнаружит слабости. Он считает, что верным средством для излечения народа от конституционных затей является повешение сотни недовольных в присутствии их товарищей; но до сих пор его не слушали. Сегодня его высочество обладает высшей властью и может испробовать свой способ… сколько душе угодно…»[151].
Значит, никакой случайности не было. Была продуманная политика, в которой аккумулировались не личные качества того или иного сатрапа, а опыт и, если хотите, историческая «традиция» господствующих классов.
Позднее, анализируя закономерности развития революционного движения, Ленин отметил, что в процессе вызревания революции в настроении масс происходит «быстрая перемена», когда из отсталых пролетарских слоев в несколько месяцев, а иногда недель, вырастает «миллионная армия, идущая за революционным авангардом пролетариата» [Л: 26, 263]. Такая «быстрая перемена» произошла в России после 9 января 1905 года.
Если бы народ не смог подняться от рабьего состояния к революционной борьбе, судьбы России были бы печальны.
«…Долгое, мучительное падение и разложение, мучительное в особенности для всех трудящихся и эксплуатируемых масс народа» [Л: 10, 313],
– вот что ждало бы ее.
«Ни угнетение низов, ни кризис верхов, – писал Ленин, – не создадут еще революции, – они создадут лишь гниение страны, если нет в этой стране революционного класса, способного претворить пассивное состояние гнета в активное состояние возмущения и восстания» [Л: 23, 301].
И в России был такой класс: пролетариат, прошедший под руководством большевиков суровую школу классовой борьбы.
С первых дней революции могучим орудием его натиска на самодержавие стала стачка. Она же стала и важнейшим средством революционного просвещения, воспитания и организации масс.
«Когда рабочие поодиночке имеют дело с хозяевами, – задолго до революции писал Ленин, анализируя эту форму борьбы, – они остаются настоящими рабами, вечно работая из куска хлеба на чужого человека, вечно оставаясь покорным и бессловесным наймитом. Но, когда рабочие сообща заявляют свои требования и отказываются подчиняться тому, у кого толстая мошна, тогда рабочие перестают быть рабами, они становятся людьми…» [Л: 4, 292].
В этом переходе «от раба к человеку», от тупой покорности одиночки к коллективной борьбе Ленин видел великое «нравственное влияние стачек», а главное, писал он,
«всякая стачка наводит рабочих с громадной силой на мысль о социализме – о борьбе всего рабочего класса за свое освобождением от гнета капитала» [Л: 4, 294].
1905 год породил новую форму забастовки – массовую революционную стачку, важнейшей особенностью которой являлось соединение экономических требований рабочих с требованиями политическими. Сколько сетований раздавалось со стороны оппортунистов, упрекавших Ленина и партию в том, что, соединяя «великие» и «высокие» политические лозунги с «низкими» и «мизерными» экономическими требованиями, бившими по карману капиталистов, большевики тем самым якобы лишь «принижали» борьбу, «раскалывали» общенародное движение, отталкивая от него буржуазию.
Отвечая им, Ленин писал, что общенародный характер движения зависит прежде всего от вовлечения в него действительно широких народных масс, а в капиталистическом обществе
«всегда будут существовать столь отсталые слои, которые может разбудить лишь самое экстренное обострение движения, а иначе, как с экономическими требованиями, отсталые слои не могут втянуться в борьбу» [Л: 19, 401].
Мало того,
«добиваясь улучшения условий жизни, рабочий класс поднимается вместе с тем и морально, и умственно, и политически, становится более способным осуществлять свои великие освободительные цели» [Л: 21, 319].
Именно благодаря такому сочетанию требований в ходе стачки осуществлялось влияние передовых отрядов рабочего класса на менее сознательных, на новичков. Именно в этом сочетании и заключалась сила забастовок, именно оно и обеспечивало движению массовый характер.
Но стачки являлись не только могучим орудием борьбы, но и главным средством организации самого рабочего класса. Стачки сплачивали рабочих не только на данной фабрике, в данном городе или районе, но и в масштабах всей страны. Совместные выступления петербургского и московского пролетариата, к которым присоединялись рабочие других городов и национальных окраин, стали характерной особенностью российского забастовочного движения.
Важнейшей особенностью массовой революционной стачки являлось и то, что она по сути своей носила общенародный характер. И это объяснялось не только ее массовостью, но и тем, что политические идеи и экономические требования, выдвигавшиеся ею, выражали нужды всей страны. Рабочий класс выступал «не с „своими“ только профессиональными лозунгами».
Он поднимал «знамя революции за весь народ, от имени всего народа, для пробуждения и привлечения к борьбе всех классов, кому свобода нужна, кто способен добиваться ее» [Л: 21, 350].
Для буржуазии главной ареной борьбы за влияние на народные массы являлись печать и другие легальные каналы воздействия на «общественное мнение». Пролетариат своими стачками выносил революционные лозунги непосредственно на улицу, в народ. Тысячи нитей тянулись от бастовавших рабочих промышленных центров к захолустным городкам и далеким окраинам, к голодной деревне и солдатской казарме. Каждая забастовка, будучи связанной с революционной агитацией, подобно пожару разбрасывала вокруг себя миллионы искр, зажигавших повсюду огонь борьбы. Пробуждая широкие массы, стачка ставила пролетариат во главе всей освободительной борьбы, определяла размах всего революционного движения в стране.
Казалось, произошло чудо – проснулся народ, который не могли разбудить ни декабристы, ни «Колокол» Герцена, ни бомбы народовольцев… Это удалось сделать рабочим, пролетарскому авангарду, его ленинской партии.
Те, кто вчера еще покорно гнул спину перед хозяевами и властями, сегодня смело предъявляли им свои требования и мужественно отстаивали