Наконец он пришел в себя. Видение исчезло.
— Как же вы сумели, дядя Федор? Столько лет прошло!
— Говорю же, по памяти… Да и тебя часто вижу… А вы с ним — как две капли воды. Это я для тебя нарисовал, в подарок.
— Не знаю, как и благодарить вас, — сказал растроганный Юрий.
— Заходи к нам почаще, вот и вся благодарность.
Больше всего было морских сюжетов. И Великая Отечественная война, и сегодняшний флот. А то и просто, морские пейзажи. Любил Запорожец и натюрморты. И когда все картины были расставлены, он даже удивился:
— Ты глянь! Даже не верится, что столько!
После полудня Юрий приехал на машине в сопровождении двух молодых матросов. Они под присмотром Запорожца быстро снесли картины в кузов, а старый моряк задержался еще на полчаса: тщательно побрился, надел свою форму мичмана с орденами и медалями и лишь тогда вышел из дому.
Марина суетилась вокруг него, приговаривая:
— Смотри же, Федя, не оскандалься перед людьми. Ты же, наверное, забыл, как и здороваться по-военному.
— Ну что ты меня, как школьника, учишь? — рассердился Федор Запорожец. — Сам знаю, куда и зачем иду.
— Так ведь я же — твоя жена! — возмутилась Марина. Федя, а ты вот эту медаль сюда перевесь.
Юрий Баглай старался, как мог, утихомирить женщину:
— Успокойтесь, тетя Марина. И так видно, что дядя Федор — человек заслуженный, настоящий ветеран войны.
Возвратился Запорожец поздно вечером, раскрасневшийся, возбужденный. Долго рассказывал жене, как внимательно Курганов и Вербенко рассматривали его полотна, как хвалили их.
— Матросов мне дали, помогают развешивать картины, — говорил старый боцман, — и столяра, рамы готовить. Выставка будет, я даже и представить себе не мог… А еще вот…
— Что это? — не поняла сразу Марина.
— Постоянный пропуск в часть. На все время выставки. Ведь я же на ней вроде хозяина буду. Сам Курганов приказал выдать.
— Вот видишь? Вот видишь? — щебетала обрадованная Марина. — Нет, обязательно назначат тебя художником… А где же Юра? Почему ты один?
— Э-э, бра-ат! — многозначительно протянул Запорожец. — У Юры такая новость, что тебе и не снилось…
— Да что же там?! Хорошая новость?
— Лучше и быть не может! Пришел сегодня в часть приказ о том, что ему досрочно присвоено звание старшего лейтенанта.
Взволнованные этими событиями, они долго не могли заснуть.
Часть 3. Счастливого плаванья
1
Капитан второго ранга Курганов вызвал к себе Юрия Баглая.
Всегда, когда тебя вызывает старший по службе, на сердце становится немного тревожно. А тут не просто старший — командир части, да еще в такое необычное время. Перед тем как идти к Курганову, Юрий оглянулся на прошедшие дни: все ли у него было в порядке? Не натворил ли он, случаем, чего-нибудь? Да нет, как будто все благополучно. Никаких нарушений устава. Корабль живет напряженной боевой жизнью. Сам он в последнее время очень тщательно выполняет все задания, которые получает на командирских учениях, настойчиво изучает технику, особенно то, в чем чувствует себя недостаточно знающим. Как-никак, теперь он уже не только командир противолодочного катера, но и старший лейтенант.
Сумерки сгущались по-южному быстро, и в кабинете Курганова уже горела настольная лампа с широким плоским абажуром, ее мягкий свет отражался на полированной поверхности стола. Было тихо и уютно, Курганов, обложившись книжками, что-то быстро писал. На стук в дверь, не отрывая руки от бумаги, бросил короткое «входите», а когда увидел на пороге Юрия Баглая, отложил ручку и откинулся на спинку стула.
— А-а, прошу…
Густые волосы седыми кольцами падали на виски и на широкие черные брови. Из-под бровей доброжелательно блеснули усталые, но живые глаза.
«Нет, тут, кажется, взбучкой не пахнет», — подумал Юрий, поймав этот взгляд, и сразу же, как-то незаметно для себя, успокоился.
— Садитесь, товарищ старший лейтенант. Странно начался их разговор.
— Как чувствует себя ваша Поля?
— Поля? — Юрий вспыхнул: он даже предположить не мог, что Курганов о ней спросит. — Поля? Она уже дома, у родителей. Выздоровела. Но… — он на мгновение запнулся, — прихрамывает она.
Юрий сидел, вытянувшись в струнку, на коленях лежала фуражка с блестящим новеньким «крабом». Ждал, что будет дальше.
Широкие брови Курганова вздрогнули, слегка нахмурились.
— Плохо… А в море ходить сможет? Ведь ее работа с морем связана.
— Уверяет, что сможет.
— Помогите ей, поддержите. От вас многое зависит.
Курганов вел, казалось бы, доброжелательный разговор, интересовался судьбой малознакомой ему девушки, советовал, но эти расспросы и советы звучали как-то суховато, даже официально.
И вдруг — новый вопрос, поразивший Юрия:
— А когда свадьба?
— Еще не знаю… — вконец растерялся Юрий. — Маму жду. Как же без нее? Получил телеграмму, что в воскресенье приедет.
— Чудесно, чудесно… — Тепло поблескивая глазами, Курганов наклонился через стол к Юрию. — Буду рад еще раз встретиться с вашей мамой.
И тут Юрий почувствовал, что беседа их становится совсем непринужденной. Его и Курганова уже не разделяет этот полированный стол, залитый зеленоватым светом. Он, Юрий, разговаривает с Кургановым как со старым, добрым другом.
— Понимаете, товарищ капитан второго ранга… Я хочу, чтобы моя мама с нами жила. И все за это. И Поля, и ее родители. У них дом хоть и небольшой, а места, хватит… К тому же мама состарилась, как ей жить одной? Старость легкой не бывает. Мама у меня хорошая, ласковая, товарищ капитан второго ранга, будет помогать по хозяйству, чем сможет, и Поле будет веселее, ведь нелегко ей сейчас. Хоть и крепится она, но такое несчастье…
— Ну, ну, — поднялся с кресла Курганов, недовольно и даже сердито взглянув на Баглая. — Не надо так. Оба вы молодые, закаленные, море знаете с детства. Вы на море — не курортники, а труженики, бойцы. Поля получила тяжелое ранение, как боец во время боя. А такого ранения стесняться не следует.
Юрий тоже встал, но командир части не заметил этого.
— Извините, вы не так меня поняли, товарищ капитан второго ранга, — наконец произнес Юрий. — Я не жалуюсь. И Поля не жалуется. Что случилось, то случилось… Но мы ведь с ней — на всю жизнь. Независимо ни от чего… А разве со мной не может случиться? Мы любим друг друга…
Курганов почувствовал неловкость за свою внезапную вспышку.
— Конечно, — быстро согласился он и, словно извиняясь, сказал: — Садитесь, садитесь… Я не для того вас позвал, чтобы вы эту мою речь слушали. Я ведь не собирался ее произносить. — И, улыбаясь, добавил: — Сами знаете, старики любят поучать молодых.
Теперь улыбнулся и Юрий.
— Вы же еще не старик, товарищ капитан второго ранга.
— Ну, это мне лучше знать. Старость — понятие относительное… Так, говорите, и мать будет жить с вами?
— Уже решено, товарищ капитан второго ранга.
— Вот и хорошо, я рад… Значит, вас будет трое.
— Пятеро, товарищ капитан второго ранга. Ведь и Полины родители…
— Они пусть там и живут, на Портовой улице, в своем домике. Я уверен, они не захотят его оставить. А вы поселитесь в доме для начсостава, поближе к кораблю и команде.
Юрий не верил своим ушам: неужели это правда? Квартира в доме начсостава?! Вот тут, рядом с причалом, рядом с кораблем!
— Вы довольны? — спросил Курганов, следя за выражением лица Баглая.
— О чем вы спрашиваете, товарищ капитан второго ранга! Я даже не знаю, как выразить свою радость!
— Так вот… Квартира хорошая, на третьем этаже. Кухня, две комнаты с окнами на море и бухту. Завтра утром получайте ордер у начальника административно-хозяйственного отдела, берите Полю и — по магазинам. Чтобы к приезду матери квартира была как игрушка. Сам приду, проверю…
2
Новоселье и свадьбу Юрия и Поли отпраздновали довольно скромно. Приглашенных было немного, но все веселились от души, и время пролетело незаметно.
Когда стали расходиться, Семен Кулик и Ульяна, да Федор Запорожец с Мариной вместе отправились па Портовую улицу. Полины родители шли молча, притихшие после свадебного шума, а Марина то и дело заводила песни, которые пели на свадьбе.
Когда подошли к двум воротам, вправленным в одну сплошную каменную стену, соединявшую их дворы, остановились в нерешительности: к кому идти?
— Ну, ясное дело, к нам, — решил Семен Кулик. — Мы дочку замуж отдали, у нас и свадьбу заканчивать.
Вошли в хату. Стол был еще накрыт, ведь с него-то и началось торжество, так велит старый обычай…
Грустно. Не хватает одной живой души. Вот только что была, грела своим теплом эти стены, на всем еще осталось тепло ее рук, тут еще звенит ее голос, а ее самой нет… Если бы ушла лишь ненадолго, а то — навсегда. Ну, само собой, разумеется, будет приходить, но это уже не то…