Жениться или заводить серьёзные отношения я не планирую. Так что рядом с
нашим ребёнком посторонних женщин не будет, — делает особый акцент на слове “наш”, потому что я в своей речи назвала его только своим. — И если уж тебя настолько интересует моя личная жизнь, то с Олесей у меня никогда и ничего не было. Раньше я часто приходил сюда со своей женой. Поэтому персонал меня знает.
— Вы были женаты? — удивлённо округляю глаза.
Почему-то эта новость вызывает у меня шок. Я работаю в АртПитерГрупп полгода и за это время ни разу не видела Воронцова в обществе женщины. Кольца на его пальце тоже не было на тот момент, когда я устраивалась на работу. Да и вообще, Глеб Викторович не ассоциируется у меня с семьянином. Я не могу представить, чтобы этот мужчина испытывал сильные чувства к женщине. Особенно, учитывая то, какой он раздражительный. Едва ли Воронцов вообще способен на любовь.
Хотя, с другой стороны, то, что босс хочет завести ребёнка я тоже никогда не могла бы подумать. И, тем не менее, это так...
— Развёлся полгода назад, — отвечает на мой вопрос весьма лаконично. Давая тем самым понять, что вдаваться в подробности своего брака не планирует.
Воронцов берёт в руки нож и вилку и отрезает кусок от стейка.
Смотрю на то, как из мяса сочится маленькая струйка крови вперемешку с соком и чувствую, как у меня во рту собирается слюна, а желудок болезненно стягивает от голода.
Беру в руки вилку и отправляю в рот порцию салата, впервые за долгое время получая удовольствие от приёма пищи.
Боже, я уже и забыла, как это может быть хорошо. В последнее время я чувствовала постоянную тошноту. Ела очень мало и при каждом приёме пищи буквально заставляла себя проглотить то, что у меня во рту. Не редко после этого следовала рвота и все мои мучения оказывались напрасны.
Съев несколько вилок салата, я допиваю остатки сока и тоже позволяю себе облокотиться на диван. Снова смотрю в окно на красивый вид города.
Хостес посадила нас в укромное местечко в конце зала рядом с панорамным окном. Чему я бесконечно рада. Мы здесь как будто отделены от всех остальных посетителей ресторана. Рядом с нашим столом стоит большой высокий цветок в напольном горшке и получается такой укромный уголок.
Мне нравится. Я не очень люблю шумные места и большое скопление людей.
— А где вы сидели раньше? — спрашиваю, повернувшись к Воронцову. — Девушка-хостес при входе спросила, хотите ли вы сесть на ваше прежнее место.
— Вон там, — не отрываясь от еды, мужчина кивает на стол в самом центре зала. — Карина любила быть в центре внимания. Нравилось, когда на неё смотрят, — поясняет. — Хотя лично мне по душе более укромные места.
Возможно, мне показалось, но, когда босс говорил о своей бывшей жене в его голосе я чувствовала некоторое раздражение. Хотя, с другой стороны Воронцов почти всегда вспыльчив и раздражён.
Интересно, что у них был за брак и почему они развелись? Наверняка, эта женщина просто устала от деспотичного нрава своего мужа и сбежала от него...
Но зато теперь становится ясно, почему хостес на меня так заинтересованно смотрела. Как я понимаю, после развода босс сюда больше не приходил. И, судя по тому, что бывшая жена Воронцова любила сидеть в центре зала, то её здесь тоже хорошо помнят.
Видимо, девушка, которая нас встречала, была удивлена, увидев рядом с Глебом Викторовичем не супругу, а незнакомую женщину.
— А почему вы привели меня в это место? — не удерживаюсь от интересующего меня вопроса.
Он терзает меня с тех пор, как босс сказал, что в этот ресторан ходил вместе с женой. Ведь, как я понимаю, с тех пор как они развелись, Воронцов это заведение больше не посещает. Наверно, потому оно напоминает ему о неудавшемся браке? Тогда почему он пришёл сюда со мной?
— Вы с Кариной чем-то похожи, — безразлично пожимает плечами. — Решил, что тебе здесь должно понравиться.
Похожи? Вот как? Интересно чем?
Задать этот вопрос я не успеваю, потому что к нам снова подходит официантка с подносом, чтобы забрать у меня пустой стакан.
— Может, ещё что-то желаете?
— Нет, спасибо, — качаю головой, когда ловлю на себе вопросительный взгляд Воронцова.
— Ты кроме салата ничего не съела. Это, по-твоему, обед? Ты так моего ребёнка голодом заморишь, Александрова.
Краснею, когда босс упоминает о моей беременности при официантке и тут же упираюсь взглядом в свою тарелку.
— Я ничего больше не буду, спасибо, — выдавливаю не смотря на девушку.
— Сок повтори, — Глеб Викторович останавливает её перед тем, как та уйдёт.
— Как скажете. Один свежевыжатый апельсиновый сок, — улыбается напоследок.
— Зачем вы так поступаете?! — выпаливаю, как только официантка отходит от нашего столика.
— Не понял. Как поступаю?
— Вы знаете как! Зачем вы при хостес сказали о моей беременности?! Она ведь не знает, что вы развелись! Что она теперь обо мне подумает? Она решит, что я ваша любовница!
Непрошибаемость этого мужчины меня порой просто выводит из себя! Почему он такой твердолобый?! Неужели нельзя было просто промолчать?!
— Во-первых, Инна, я тебе, кажется, ещё в офисе объяснил, что не собираюсь ни от кого скрывать своего ребёнка или тем более стыдиться той, кто его для меня вынашивает...
— Не для вас, — перебиваю.
— Что?
— Я сказала, не для вас, — выдавливаю, чувствуя, как на меня волнами накатывает новый приступ злости. — Я вам в сотый раз повторяю, Глеб Викторович, я не суррогатная мать. Это мой ребёнок! Я — его мама, и если вы думаете, что после рождения сможете его у меня забрать, я вас хочу сразу предупредить, не выйдет. За своего ребёнка я буду бороться, это понятно?!
Не знаю, откуда вдруг во мне берётся столько смелости. Наверно, злость подстёгивает. Но я вдруг сама от себя не ожидая вываливаю на босса всё то, что вертится в моей голове со вчерашнего дня. Все переживания по поводу того, что Воронцов может попытаться отобрать у