Они свернули на подъездную аллею Булстродов. Была половина второго, и Родни содрогнулся при мысли о том, как встретит их старик, если он как раз сейчас отсыпается после горы карри и галлона пива. Девушка молча шла рядом с ним по изгибу аллеи, копыта оркестрантской лошади ровно стучали по гравию.
«Он собирался меня использовать». Понимает ли она, что де Форрест мог подумать, что она собирается использовать его; что обычным людям — вроде самого Родни — не нравится, когда их используют в качестве орудий для того, чтобы лучше выявить красоту Божественной Правды? И еще кое-что, даже более интересное. В ее рассказе был момент, когда в голосе ее явственно слышалась самая обычная женская ярость; ее не столько огорчало, что де Форрест оказался глух к высоким принципам — ее выводило из себя, что он счел ее непривлекательной женщиной. Она знала себя гораздо хуже, чем думала, и поэтому нравилась ему гораздо больше. Кроме того, настоящая Кэролайн Лэнгфорд была гораздо интереснее, чем та, какую она из себя изображала, или та, какой она надеялась стать.
Замеченный ими свет горел на веранде Булстродов. Изгиб аллеи вывел их прямо к входу в бунгало, и они увидели полковника: тот растянулся в плетеном кресле под навесом для карет. Вокруг него по гравию были разбросаны полдюжины пустых бутылок из-под пива. Рядом, у края клумбы сидел на корточках слуга. На Булстроде были сандалии, грязные белые брюки и выпущенная из брюк и расстегнутая рубаха. Увидев их, он хмыкнул, но даже не сделал попытки встать и не выказал никакого удивления.
— Ха! Доброго утра вам обоим! Чхокра, привяжи лошадь сахиба к дереву и принеси пива. Вы пьете пиво, мисс Лэнгфорд? Славная девочка! Ну, поскольку вам явно не хватает ума сообразить, что сейчас самое время для дружеских визитов, то — что случилось?
Он слегка пошевельнулся в кресле, и маленькие глазки блеснули. Сначала запинаясь, затем со все возрастающей уверенностью Родни рассказал, что произошло; когда он закончил, Кэролайн дополнила пробелы.
Полковник внимательно слушал. Он не шевелился, если не считать того, что время от времени погружал лицо в кружку с пивом. Дослушав до конца, он вытер пену с бороды и усов, шумно отхаркнул и метко выплюнул слюну на красную с черным бабочку, присевшую на столб веранды. Он заговорил, почесывая густую поросль волос на груди.
— Начнем с главного. Нет смысла посреди ночи устраивать охоту за этими парнями. Движутся они медленно, проделать им предстоит сорок семь миль, так что если понадобится, мы легко настигнем их завтра. Девана с ними все равно не будет. Где-то в джунглях его ожидает лошадь. С этим все. Теперь о Делламэне. Конечно, он от кого-то берет взятки. Я это знаю уже года два. Зачем? Он хочет выйти в отставку, вернуться в Англию и купить себе место в парламенте. Хочет закончить свою книгу. «Фискальная политика и условия землевладения», что-то в этом роде; он чертовски хорошо в этом разбирается — полагаю, кто-то должен в этом разбираться. Парню день и ночь грезится свое имя в «Таймс»: «Достопочтенный сэр Чарльз Делламэн, член Тайного Совета и т. п. и т. д.» И, конечно, дома он полезет в политику — очень способный паренек, прямой, как штопор.
Теперь он уже почесывал складки жира на животе.
— Мне он не нравится. На взятки мне, само собой, наплевать, но он — льстивый бесхребетный гаденыш. Доказал это у Кишанского водопада, а? Что меня ставит в тупик, это как он во всем этом завяз. Взять парочку бриллиантов и закрыть глаза на мелкие грешки раджей — ну, там сжигание жен заживо или гарем из мальчиков — это одно. Но помогать провозить оружие — это другое, и это чертовски опасно. Думал, для этого у него поджилки слабы. В любом случае он, если сумеет, помешает преследовать повозки — побоится последствий. Если я обращусь к нему, он как-нибудь заткнет мне рот, а попозже сам предпримет расследование.
Он осекся и стал внимательно всматриваться в клумбу.
— Видите змейку — вон, внизу шевелится? Это земляная гадюка, называется «мурархи санп». О ней ходит множество легенд; чтобы убить, ее подкидывают в воздух, а потом колотят камнем. Это называется «сурадж декхана» — «показать ей солнце». Дальше к югу гонды ее едят; я тоже пробовал — очень вкусно. Вот еще что… Делламэн может быть официально занят чем-то секретным. Здесь правительство временами действует тайком, вынуждено действовать, чтобы пользоваться хоть каким-то уважением. Я прожил здесь тридцать девять лет, и если научился чему, так это предоставлять штатским и политикам барахтаться в их собственных интригах — если можно.
Он снова помолчал, разглядывая змею.
— Туземцы клянутся, что по ночам она заползает в дома и сосет молоко из женских грудей. Не верьте в это, мисс. На чем я остановился? Да, так пусть барахтаются. Но в этот раз я не могу не вмешаться. Слишком все серьезно. Значит, так! Я прикажу де Форресту отправить в твое распоряжение эскадрон кавалеристов из Шестидесятого — к шести утра, к твоему бунгало. Я велю ему держать язык за зубами — и вы тоже, мисс, будьте так добры. Ты, Сэвидж, поведешь эскадрон — скажешь, что на поиски дакайтов. Кавалеристы — мусульмане, Холи не празднуют, но все равно им положено день или два отпуска — так что постарайся обернуться побыстрее. Вы когда-нибудь видели Холи, мисс? Нет? И не надо. Мерзкое зрелище; мне нравится. И вот что, Сэвидж — ни в коем случае не суйся с эскадроном в Кишанпур, а то поднимется адский шум. Все понял? Вернешься — с рапортом прямо ко мне. Я назначаю тебя командиром. А теперь в кровать — я имею в виду кровати, ха!
Он кивнул, смачно хохотнул, и приказал принести пива — еще бутылку.
На обратном пути Кэролайн Лэнгфорд сказала:
— Благодарю, но я могу дойти домой сама. Не спорьте! Да, еще: я хотела объяснить вам, зачем мы с майором де Форрестом ездили верхом. Это чтобы обнаружить, откуда берутся чапатти. Я слышала эту историю. Мне кажется, она сулит беду, также, как разговор Серебряного гуру с воронами, только хуже.
— Боюсь, что вы зря потратили время. Все это началось слишком далеко, верхом не добраться. Вчера произошел случай, который показывает, что чапатти уже появились в Калпи — пришли с востока, а это в ста пятидесяти милях с северо-западу отсюда.
— Я этого не знала. А вы знаете, что недавно деревенские сторожа разносили вместо чапатти куски сырого мяса? По три куска козлятины, с кожей, с которой удалены волосы и верхний слой — так что с одной стороны они белые, а с другой сочатся кровью. И всегда один кусок большой, другой поменьше, а третий совсем маленький. Есть что-то сверхъественное в том, чтобы после заката столкнуться с таким человеком: руки красные, не знает, ни что он делает, ни почему — бежит, подчиняясь угрозе из ниоткуда. Майор де Форрест сказал, что известит комиссара, но теперь, думаю, надо будет удостовериться, что он это сделал. Благодарю вас. Спокойной ночи.