И тут церковный начальник, архиепископ, вдруг говорит Татьяне:
— Оставь обоих, и купца и попа, и полюби меня: я дам тебе триста рублей.
Услыхала Татьяна такие слова от архиепископа и в удивлении спрашивает:
— О мудрый святитель! Как же я могу избегнуть наказания божьего, если при живом муже другого полюблю?
А архиепископ отвечает ей:
— Я тебе отпущу все грехи.
Тогда Татьяна сказала архиепископу, чтобы он пришел к ней на следующий день в пятом часу дня. Затем пошла она к своему духовнику и сказала ему, чтобы он был у нее в шестом часу. Потом пошла к другу мужа своего Афанасию Бердову и сказала ему:
— Приходи ко мне в седьмом часу.
И вот пришел к Татьяне архиепископ. Она приняла его со всеми почестями, и он отдал ей триста рублей денег. А она взяла их и говорит ему:
— Нужно тебе одеться в одежду самую ветхую. Ведь бог все знает и все видит, узнает тебя по твоей богатой рясе и накажет за то, что ты подбиваешь меня на недоброе.
Архиепископ на то ответил ей:
— Но у меня нет с собой никакой другой одежды, кроме рясы, что на мне. Разве ты мне дашь какую ни на есть одежду?
Татьяна дала ему свою женскую сорочку, которую сама носила.
— Кроме этой одежды, нет у меня в доме сейчас иной, так как отдала я прачке ту, что муж мой носил.
В то время, когда она так говорила, подошел к воротам ее духовник с двумястами рублями денег и постучался в ворота. Татьяна услыхала стук, посмотрела в окошко, всплеснула руками и говорит:
— О великая, безмерная радость!
А архиепископ и спрашивает:
— Что ты, госпожа, какой радостью одержима?
— Это, наверное, мой муж с торговли вернулся! — отвечает Татьяна.
— Госпожа моя, куда же деться мне? Ведь разгневается твой муж, узнав, что я тебя разлюбить его уговаривал, — сказал в страхе архиепископ.
— А ты, господин мой, иди в сундук и сиди там, пока я в удобное время тебя не выпущу, — ответила Татьяна.
Архиепископ быстро спрятался в сундук, и Татьяна замкнула его. И тут взошел на крыльцо поп. Татьяна встретила его. Он отдал ей двести рублей и стал вести с ней любезный разговор. Но вот уж у ворот и купец Афанасий Бердов. Начал он стучаться в ворота. Татьяна подскочила быстро к окошку, посмотрела в него, увидала купца, всплеснула руками.
А поп спрашивает ее:
— Скажи мне, чадо мое, кто к воротам подъехал и от чего ты так радостна?
— Посмотри, отец, на радость мою: это муж мой, свет моих очей, вернулся.
— Ох, беда моя! Где мне, госпожа моя, укрыться от мужа твоего? — говорит ей в страхе поп.
Тут Татьяна указала ему на второй сундук и сказала:
— Иди, отец, в этот сундук, а я, будет время, выпущу тебя со двора моего.
Поп быстро спрятался в сундук, Татьяна замкнула его и, подойдя к воротам, впустила купца. Купец вошел к ней в горницу и дал ей сто рублей. Она деньги приняла, а он стал, не отрываясь, любоваться красотою лица ее. А Татьяна тихонько приказала служанке своей выйти на улицу и постучаться. Служанка выполнила приказание госпожи своей — вышла вон и стала громко стучать в ворота. Заслышав стук, Татьяна быстро подошла к окошку и воскликнула:
— О свет очей моих! О радость моя!
— Что, госпожа моя, ты так охвачена радостью? Что увидала за окошком? — спросил ее купец.
— Муж приехал с торговли своей! — ответила Татьяна.
Услышав ответ Татьяны, купец стал бегать по горнице.
— Госпожа моя, где мне укрыться от мужа твоего? — спросил в испуге купец.
Татьяна указала ему на третий сундук и сказала:
— Влезай сюда, я потом выпущу тебя.
Купец поспешно залез в сундук, и Татьяна замкнула его.
А наутро она пошла в город, на двор воеводы, и попросила воеводу выйти к ней.
Когда он вышел к ней, Татьяна ему сказала:
— Я, государь мой, этого города купеческая жена. Знаешь ли, государь, мужа моего — купца Карпа Сутулова?
— Хорошо знаю мужа твоего. Муж твой — купец известный! — ответил воевода.
И тогда Татьяна сказала воеводе:
— Вот уже третий год, как муж мой отправился по торговым делам своим и наказал мне взять у купца нашего города Афанасия Бердова — он друг мужу моему — сто рублей денег, когда мне будет не доставать их. После отъезда мужа моего я устраивала для добрых жен частые пиры, и ныне мне не хватило серебра. И вот пошла я к Афанасию Бердову, но не застала его дома. Пожалуй же ты, воевода, мне сто рублей, а я тебе дам в заклад три сундука с дорогими, многоценными одеждами.
— Я знаю, что ты жена доброго, богатого мужа, и дам тебе сто рублей без заклада. Когда твой муж вернется с торговли, он возвратит их мне.
— Возьми, прошу тебя, сундуки в заклад, потому что в них много весьма дорогой одежды, и я боюсь, как бы не украли у меня эти сундуки. Ежели это случится, быть мне наказанной моим мужем.
Полагая, что в сундуках лежат подлинно дорогие одежды, воевода повелел тут же привезти к нему на двор все три сундука.
Татьяна, уходя от воеводы, взяла пять воеводских слуг, с которыми поехала к себе домой. Погрузив сундуки, она приехала с ними обратно.
Когда прибыли сундуки на воеводский двор, Татьяна велела воеводе осмотреть одежды.
Воевода приказал ей отпереть все три сундука. И в одном сундуке увидал купца, в другом — попа, а в третьем — самого архиепископа.
— Кто вас посадил в сундук, да еще в женской сорочке? — спросил он архиепископа и повелел всем трем выйти из сундуков.
Тут все трое повалились воеводе в ноги, горько раскаиваясь в своем злоумышлении, и сказали, что посадила их в сундуки жена Карпа Сутулова.
— Скажи, женщина, как их в сундуки запирала? — спросил Татьяну воевода.
Тут Татьяна поведала воеводе все доподлинно и про попа, и про архиепископа, как их обманула и в сундуках заперла.
Выслушав это все, воевода подивился ее разуму и похвалил ее за то, что она сохранила верность мужу своему, Карпу Сутулову.
Через короткое время после того вернулся с торговли муж Татьяны. Она обо всем по порядку рассказала ему, и муж ее сильно порадовался премудрости своей жены и всему, что она сделала.
По щучьему велению
Жил-был старик. У него было три сына: двое умных, третий — дурачок Емеля.
Те братья работают, а Емеля целый день лежит на печке, знать ничего не хочет.
Один раз братья уехали на базар, а бабы, невестки, давай посылать его:
— Сходи, Емеля, за водой.
А он им с печки:
— Неохота…
— Сходи, Емеля, а то братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
— Ну ладно.
Слез Емеля с печки, обулся, оделся, взял ведра да топор и пошел на речку.
Прорубил лед, зачерпнул ведра и поставил их, а сам глядит в прорубь. И увидел Емеля в проруби щуку. Изловчился и ухватил щуку в руку.
— Вот уха будет сладка!
Вдруг щука говорит ему человечьим голосом:
— Емеля, отпусти меня в воду, я тебе пригожусь.
А Емеля смеется:
— На что ты мне пригодишься?… Нет, понесу тебя домой, велю невесткам уху сварить. Будет уха сладка.
Щука взмолилась опять:
— Емеля, Емеля, отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь!
— Ладно. Только покажи сначала, что не обманываешь меня, тогда отпущу.
Щука его спрашивает:
— Емеля, Емеля, скажи, чего ты сейчас хочешь?
— Хочу, чтобы ведра сами пошли домой и вода бы не расплескалась.
Щука ему говорит:
— Запомни мои слова: когда что тебе захочется — скажи только:
По щучьему веленью,по моему хотенью…
Емеля и говорит:
По щучьему веленью,по моему хотенью —
ступайте, ведра, сами домой…
Только сказал — ведра сами и пошли в гору. Емеля пустил щуку в прорубь, а сам пошел за ведрами.
Идут ведра по деревне, народ дивится, а Емеля идет сзади, посмеивается… Зашли ведра в избу и сами стали на лавку, а Емеля полез на печь.
Прошло много ли, мало ли времени — невестки говорят ему:
— Емеля, что ты лежишь! Пошел бы дров нарубил.
— Неохота…
— Не нарубишь дров — братья с базара воротятся, гостинцев тебе не привезут.
Емеле неохота слезать с печи. Вспомнил он про щуку и потихоньку говорит:
По щучьему веленью,по моему хотенью —
поди, топор, наколи дров, а дрова сами в избу ступайте и в печь кладитесь.
Топор выскочил из-под лавки — и на двор и давай дрова колоть, а дрова сами в избу идут и в печь лезут.
Много ли, мало ли времени прошло — невестки опять говорят:
— Емеля, дров у нас больше нет. Съезди в лес, наруби.
А он им с печки:
— Да вы-то на что?
— Как — мы на что?… Разве наше дело в лес за дровами ездить?
— Мне неохота…