Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступила «ночь» – как всегда, не вовремя. Фома сделал привал, сжевал лепешку и выпил несколько глотков воды. Скинув с плеч раздувшийся рюкзачок, долго решал, что делать с китайским фейерверком. Вроде легкий – а нести неудобно. Шальную мысль поджечь короткий бикфордов хвостик и полюбоваться результатом пришлось, конечно, отвергнуть – сразу, но с сожалением. Мальчишество. Дорого обойдется развлечение. Может, утопить фейерверк в зыбучем песке?
Он закопал картонный барабан в обычный песок, приметив место, чтобы забрать на обратном пути. Отдать хуторянам, чтобы у них уж наверняка не было неприятностей. Если удастся вернуться той же дорогой…
Медленно-медленно тянулось время. До рассвета Фома не рискнул продолжить путь. Он и на своей-то территории предпочитал коротать «ночь» в оазисе, а уж на чужой… Мало ли, что тут натоптанная тропа. Да хоть бы и асфальт! В полумгле признаки ловушек видны хуже, а значит – сидеть! Пока не обнаружен, есть время. Уйма времени.
Он даже подремал немного впрок. Во сне на него пялились пучеглазые рыбы, клейкая глубина не давала всплыть, адским пламенем пылали легкие, и сердце было готово разорваться. Он проснулся с криком и долго-долго лежал, размеренно дыша, пока не ушла пугающая боль в груди.
В положенный срок посветлело, и Фома поднялся. Разровнял яму, оставленную им в песке. Проводил неприязненным взглядом длиннющую – метров на семь – летающую нить, проплывшую невысоко над тропой, и в очередной раз удивился бессмысленному порождению Плоскости. Зачем это все? Кому нужно? С какой целью? Неизвестно даже, что такое эти нити – то ли форма жизни, то ли нет. И почему чем нить длиннее, тем легче она режет все, что попадается ей на пути?
И ответа нет, и докапываться до истины некогда. Остается лишь удивиться себе: феодал-то еще ого-го! Прожил на Плоскости без малого тринадцать лет, поизносился – а еще не окончательно потерял способность удивляться! Как новичок, право слово. Обязательно ему растолкуй, отчего да почему… Если идти от практики, то все проще простого: местные чудеса-юдеса существуют специально для того, чтобы жизнь человеку медом не казалась. Вот и все объяснение, и доступные пониманию аналоги найти несложно. Для чего, скажем, человеческие зубы снабжены нервами? Почему не как у акулы? Есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл, кроме оголтелого садизма? Нет, и не ищи.
Через десять минут он заметил людей.
Спустя еще минуту и они заметили его. На полпути к нагромождению валунов, за которыми он попытался укрыться.
Не повезло: люди появились внезапно из-за пологого бугра. Они шли по тропе навстречу ему, вытянувшись длинной цепочкой. Их было пятнадцать, все мужчины.
Правда, только трое из них несли оружие. Но три «калаша» против одного «марголина» – многовато.
Он слышал, как они кричали ему, предлагая подобру-поздорову выйти из укрытия. Потом коротко прогремела очередь, брызнула каменная крошка. В него не старались попасть, да и не смогли бы, его просто пугали. Опять заорали, предлагая образумиться и не валять дурака, а не то… Не дождавшись ответа, перешли от слов к действиям.
Девять человек легли ничком на песок. Трое невооруженных, повинуясь командам, угрозам и тычкам, сошли с тропы и медленно двинулись по расходящимся линиям, нацеливаясь взять валунное укрытие в полукольцо. Шагах в десяти за каждым из них шел вооруженный, стараясь шагать след в след.
У Фомы не было ни малейших сомнений в том, что это за люди. Один сборщик, два солдата. Десять носильщиков. И наконец, двое проводников, людей самой низшей касты. Два смертника, два живых миноискателя. Они-то и шли впереди автоматчиков, обходя укрытие справа и слева. А громче всех протестовал случайно выхваченный из колонны носильщик – почему ему досталась та же роль? Почему ему, а не другому?
Как всегда.
В наказание за строптивость его и поставили в центр.
Автоматчик справа был ближе других. Подпустив его шагов на семьдесят, Фома послал пулю в песок перед его ногами. Убивать без крайней нужды он не собирался.
Ответом была длинная очередь. Еще секунда – и автоматчик спрятался за проводника. Возможные ловушки по сторонам волновали его теперь куда меньше.
– Вот ведь гад, – удивился Фома вслух, выцеливая ногу автоматчика выше колена. Ему все еще не хотелось убивать. Рану, нанесенную мелкокалиберной пулей в мякоть, как правило, нетрудно вылечить. Даже на Плоскости.
Авось это их образумит.
Он положил пулю точно. А спустя каких-нибудь пять минут пожалел, что не целил в голову. Из такого прекрасного укрытия можно было в пять секунд снять всех троих автоматчиков!
С хаотичной пальбой по валунам, с руганью вся кодла отступила к тропе, причем один серьезно хромал, вопил громче всех и расстрелял весь рожок.
Затем они широко разошлись, отрезая окольный выход на тропу. На двухстах метрах пистолет был бесполезен – и никаких шансов сократить дистанцию. По открытому-то месту! Положат вмиг. Оставалось одно: уходить назад, удаляясь от тропы, прикрываясь валунами до последней возможности и надеясь, что эти трое не профессионалы, а так, мужики с оружием…
А еще через минуту на тропе грохнуло, засвистело, и в мутном небе начали с треском расцветать букеты. Очень красивые, веселенькие. Похоже, здесь было принято вызывать подмогу китайским фейерверком.
Прошел день, и прошла еще одна светлая «ночь», прежде чем он бросил оружие на песок. Больше суток Фома уходил от облавы, петляя, кружа и временами отстреливаясь. Очень скоро он понял, что за него взялись всерьез, и больше не стрелял по ногам. Он спасал свою жизнь и не считал чрезмерной платой за нее жизни каких-то чужаков. Подстрелить удалось только двоих – загонщики не рисковали зря. Любой стрелок мог бы гордиться попаданиями в ростовую мишень на несуразной для пистолета дистанции.
В него тоже стреляли, но больше как раз по ногам. Нетрудно было догадаться: кто-то из имеющих право отдавать приказы распорядился брать живьем.
Пули расплескивали песок. Одна оцарапала колено. Другая, пущенная чересчур высоко, пробила навылет рюкзачок и разнесла вдребезги бинокль, по счастью, не задев детонаторы «карманной артиллерии». Чуть позже, зажатый в скалах, он уже подумал, что все, крышка – и чудом прорвался, истратив все четыре гранаты. Один раз ему даже удалось навести преследователей на скопище ловушек – и черный провал сглотнул наиболее настырного, а остальные отступили.
Просочиться бы в свой феод! Пусть бы облава продолжалась и там – на здоровье! У себя дома любой феодал, держа в памяти приблизительное расположение ловушек и рискуя по-умному, за час-два уполовинит число загонщиков, а остальные крепко призадумаются. Уже не над тем, как словить беглеца, а как бы самим унести ноги. Не зря говорят, что дома стены помогают. Стены феода – неизвестные чужакам гиблые зоны.
Но здесь чужаком был он сам. Трижды лишь чудом удавалось избежать ловушек. Сам не понял, как успел выскочить из горячего вихря, не вдохнув раскаленного, как в домне, воздуха. Не сгорел, не задымился даже, а несколько ожогов первой степени – чепуха. Как всегда, как везде, ловушки не распределялись равномерно по площади. Сравнительно безопасные места сменялись жуткими «минными полями», сильно тормозящими продвижение. Не будь их, он наверняка спасся бы.
Но даже с ними Фома почти подобрался к границе своих владений, хотя оторваться от погони все-таки не сумел. Здесь уже лежали владения Губайдуллина, а не Перонелли. Бывший феод бывшего феодала. Больше десяти лет назад Фома побывал один раз в этих краях. Слишком давно, чтобы помнить невыразительный ландшафт. Что уж говорить о ловушках…
И все-таки он почти вырвался. Меж двух обширных полей зыбучего песка тянулся узкий и длинный перешеек. Форма и цвет песчаных волн многое скажут внимательному глазу. Проход казался безопасным.
Он и был таким. Ни одной ловушки, даже ни одной подлянки не встретилось Фоме до тех пор, пока он, уже торжествуя победу, не налетел с размаху на прозрачную стену.
Незримая твердь!
Даже не ловушка – просто невидимая преграда.
Борька нашел одну такую недалеко от оазиса Гвидо. Но та напоминала круто изогнутый арочный мост. Из-за крутизны взобраться на нее было трудно, зато никто не мешал соскальзывать сверху на заду, как с горки. Борька так и делал, вопя от удовольствия. Фома же раза два или три использовал незримую твердь, чтобы осмотреться с высоты. Ни на что более полезное она была не годна.
Скользя ладонями по твердому ничто, он прошел влево до границы зыбучих песков, затем так же вправо. Попрыгал там и сям, надеясь достать до верха.
Напрасно. На ощупь невидимая поверхность напоминала гладкое – не ухватиться – стекло. Выстрел не оставил выбоины, а на песок упала сплющенная пуля. Для подкопа не хватало времени, да он, наверное, и не принес бы результатов.
Без сомнения, его нарочно пытались загнать в эту мышеловку! И он радостно купился, поверив, что еще самую малость, еще совсем чуть-чуть…
- На руинах - Галина Тер-Микаэлян - Социально-психологическая
- На краю пропасти - Юрий Владимирович Харитонов - Боевик / Космоопера / Социально-психологическая
- Сердце урагана - Алексей Александрович Солдатов - Городская фантастика / Социально-психологическая
- Зараза - Элеонора Лазарева - Космоопера / Периодические издания / Социально-психологическая
- Исповедь - Юра Мариненков - Боевая фантастика / Социально-психологическая