он не смог остановить преступника. Он думал, что его вот-вот убьет перепуганный незнакомец в балаклаве. Еще много лет он не мог до конца справиться с этой психологической травмой.
«Я перенес сильный стресс и, вероятно, справился с ним всего несколько лет назад. Мне помогла жена. Она уже давно полагала, что мне нужно побеседовать со специалистом. Я не мог спать без света. По ночам я не мог встать с постели, если не горел свет, потому что не мог войти в темную комнату. Я годами спал по два-три часа в сутки. В конце концов я нашел психолога через Национальную службу здравоохранения Великобритании, но думал, что это окажется пустой тратой времени. Вышло все наоборот. Я рад был бы сказать, что уже полностью преодолел свои страхи, но иногда они еще возвращаются ко мне. Тот случай оказал большое влияние на мою жизнь».
Совершая преступления, Стивен своими действиями и намеренным использованием угроз и жестокого запугивания повлиял подобным образом на жизни многих людей. Об этом свидетельствуют заявления жертв, представленные до финального суда над Стивеном в Великобритании. Обычные трудящиеся получили психологические травмы. В одном заявлении, написанном сотрудницей банка и кратко изложенном полицией, описывается, как Стивен «направил на нее пистолет, и это вызвало у нее истерику. После инцидента жертву доставили в больницу, потому что она была потрясена, и там у нее выявили тяжелую психологическую травму».
Другая жертва Стивена рассказала полиции, что «после ограбления испытывает нервозность на работе и опасается незнакомцев, заходящих в контору. Если ей придется встретиться с подозреваемым лицом к лицу, вполне вероятно, что она будет так потрясена, что не сможет дать показания». Другие признавались, что чувствуют себя физически больными, не могут вернуться на свое рабочее место или просто не знают, как жить прежней жизнью.
Стивен говорит, что теперь понимает: что синдром Аспергера мешал ему оценить эмоциональное воздействие своих поступков на других людей. Вот что имел в виду Бен Уивер, когда рассказывал, что его друг мог сопереживать людям и их проблемам в общем, абстрактном смысле, но вряд ли мог посочувствовать конкретному человеку, стоящему перед ним. Планируя и совершая свои первые преступления, Стивен понимал, что, направив на кого-то травматический пистолет или боевой нож, в этот момент заставит людей испугаться. Он сожалел, что ему приходится так поступать, но иначе не мог совершить ограбление. Но, сбежав с места преступления, он не переживал о том, что чувствовали эти люди. По крайней мере поначалу. Размышляя об этом, Стивен рассудил, что их страх пройдет, они поймут, что остались в живых, и тогда, по-видимому, просто… продолжат жить как ни в чем не бывало. Когда позже Стивен узнал, как на самом деле чувствовали себя его жертвы, то был потрясен.
Это слегка напоминает то искреннее удивление, которое Стивен испытал, когда признался медсестре тюрьмы округа Страффорд, что неоднократно желал покончить с собой, а затем обнаружил себя в надзорной камере. Даже если у него и бывали мысли о самоубийстве, сам-то он понимал, что на самом деле не собирается себя убивать. Стивен не мог понять чувств медсестры, которая после его признания забеспокоилась, как бы он не перешел от мыслей к делу. Стивен знал и то, что не собирается убивать или намеренно причинять кому-либо вред во время своих налетов. Он не видел смысла в таких поступках. Но человек, на которого Стивен направлял свой пистолет, этого не знал. И в глубине души Стивен, похоже, этого не понимает.
– Когда я заходил в банк и направлял на людей пистолет, то не осознавал, что… что они не знали, что это просто пугач, и считали его настоящим оружием, – признается он. – И не осознавал, как это на них повлияет. Отчасти я догадывался, что напугаю их. Но не мог осмыслить, как это повлияет на них на эмоциональном уровне.
Позже Стивен размышлял о том, как синдром Аспергера сказывается на его способности постигать чувства людей:
– Я не знаю, насколько способен на эмпатию, хотя на самом деле очень беспокоюсь о других. Проблема больше связана с их эмоциями или, скорее, с пониманием того, как мои поступки влияют на их эмоции. Мне по-прежнему приходится играть в угадайку.
Когда дело дошло до преступлений, проблема усугубилась тем, что Стивен рассматривал банки и букмекерские конторы исключительно как учреждения. Безликие, бездушные и злобные. Наконец представ за свои преступления перед судом, Стивен был удивлен, смущен, а затем несколько возмущен, увидев, что в каждом обвинении указаны имена конкретных людей, которые им ограблены.
– Я помню, как сказал адвокату: вы уверены, что обвинения верны? Ведь все свидетельствовало о том, что я никогда не видел в своих действиях ущерба отдельным людям – лишь только корпорациям. Я бы не стал оспаривать обвинения в ограблении корпораций. Но, по сути, меня обвинили в кражах у частных лиц.
Люк Твислтон говорит, что Стивен отправил ему из тюрьмы письмо на адрес университета, которое в конечном итоге передали адресату. Это был жест раскаяния, но также и попытка заставить Твислтона понять, чего Стивен надеялся достичь.
– Он на полном серьезе называл себя Робин Гудом – вот как он себя видел. Он обкрадывал крупные корпорации и возвращал деньги людям, – вспоминает Твислтон. – Это было что-то вроде извинения. Он написал, что его целью были только организации и бизнесмены, но он не подумал о людях, которые на них работают. Но я не бизнесмен. Я не купаюсь в деньгах. Я работаю, чтобы платить за квартиру. Он предложил мне почитать кое-какую литературу, – добавляет он с резким смешком. – Чтобы я лучше понял его намерения.
Твислтон говорит, что у него больше нет того письма. Он хранил его долгое время, но однажды, при переезде в другой дом, его обнаружила жена. Она взяла письмо, разорвала и выбросила.
13
Завтрак в камере надзора за самоубийцами состоял из яичного порошка, превращенного в бледную размазню, двух непрожаренных тостов и пакетика молока. За едой Стивен узнал, что странного молодого гиперактивного заключенного, – того, кто разговаривал во сне и рисовал невидимые узоры на листах бумаги, – зовут Мэтт. Пожилого лысого сокамерника, который все время просто лежал на полу под одеялом, звали Стив. Мэтт пришел в восторг от яичницы, проглотил ее с жадностью, а потом принялся за еду с подноса Стива. Он спросил, не хочет ли Стивен лишний пакет молока. Когда Стивен отказался, Мэтт подбросил пакет с молоком в воздух, и тот упал ему на голову. Потом Мэтт спрятал молоко под